Плейлист: Feist — Mushaboom
Уилла наклоняется и провожает Акселя взглядом, пока дверь вне пределов моей видимости не захлопывается. Вернувшись в реальность, она кидает кубик сыра в Руни. Тот отскакивает от её лба.
— Ты такая бесстыжая с ним.
Руни поднимает сыр и закидывает себе в рот.
— А он такой качок. Ничего не могу с собой поделать.
Элин улыбается про себя и ополаскивает руки. Фрейя ставит передо мной бокал сангрии, и я киваю в знак благодарности. Я толком не знаю, что сказать, поэтому делаю глоток напитка.
— Руни всегда западает на угрюмых, — говорит Уилла.
— Раньше западала, — поправляет Руни. — Я отреклась от мужчин.
Все женщины в комнате, кроме меня, взрываются хохотом.
— Ну правда! — говорит она. — Они все ужасные. Кроме Акса. Он другой.
— Да что ты говоришь? — переспрашивает Уилла, играя бровями.
— И давно ты, эм… — я откашливаюсь, пытаясь завести небрежный разговор с ней. — Отреклась от мужчин?
— Дай подумать, — Руни постукивает себя по подбородку и смотрит в потолок. — Пять недель. Это было ужасно. Но я заказала дилдо, и посылка вот-вот придёт, так что дела налаживаются.
Уилла хрюкает в свою сангрию. Элин остается невозмутимой, Фрейя едва слышно усмехается. Зигги читает и полностью пропускает этот диалог мимо ушей.
Когда кто-то озвучивает подобные факты в присутствии группы людей, он/она навеки завоёвывает моё расположение.
— Выпьем за это, — я поднимаю свой бокал. Руни чокается со мной, и когда она улыбается мне, я правда улыбаюсь в ответ.
После этого разговор завязывается без моей помощи, хотя я время от времени нахожу моменты, чтобы вклиниться. Вскоре в моём организме оказывается всего один бокал сангрии, но я уже раскраснелась и расслабилась, слегка навеселе, и в эти самые моменты мне кажется, что я хоть немножко умею быть социально адаптированным человеком. Плыть по течению разговора и наслаждаться им, а не следить как за теннисным матчем, отчаянно пытаясь уловить, кто подавал, и чья очередь отбивать.
Но в то же время я чувствую себя согревшейся и слегка взбудораженной, и я уже научилась понимать — это означает, что мне нужен свежий воздух и немножко тишины. Извинившись, я выхожу на заднюю террасу и едва не врезаюсь в отца Рена.
— Бл*дь! — восклицаю я. — То есть, блин. То есть…
Его смех так похож на смех Рена, что я невольно окидываю его повторным взглядом.
— Фрэнки. Я не святой. Ты можешь материться в моём присутствии, — поддержав меня, он ловко делает шаг в сторону. Его ладонь указывает мне присаживаться в кресло.
— О. Эм. Ладно, — я неловко плюхаюсь в кресло, беру со столика подставку под тарелку и начинаю обмахиваться. — Ещё раз извините, доктор Би, — я слышала, что Уилла и Руни называют его так, поэтому это кажется логичным вариантом. — Я не смотрела, куда иду.
Он машет рукой, слегка постанывая и опускаясь в кресло напротив меня.
— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? Эти монстры, которых я воспитал, вымотали меня.
— Как вам угодно, — отвечаю я.
— Спасибо.
Я улыбаюсь, наблюдая, как все пятеро братьев Бергманов подбрасывают футбольный мяч, пытаясь удержать его в воздухе. Вигго отбивает грудью, затем отправляет мяч в сетку, после чего единственный незнакомый мне брат, который методом исключения получается Оливером, бежит и подхватывает его. Мой взгляд скользит по газону за нами, просторному и ровному, расположенному между цветами и рощей деревьев вдали. Сумерки — это моё любимое время суток, когда небо становится персиковым и фиолетовым, а воздух — более прохладным.
Переведя взгляд, я застываю. Штанина доктора Би приподнялась достаточно, чтобы обнажить титановый штырь вместо лодыжки. Я таращусь в абсолютном шоке.
Он с тихим стоном массирует мышцы повыше колена, глядя во двор на своих сыновей, и его лицо согревает тёплая улыбка. Глянув в мою сторону, он замирает, его взгляд изучает моё выражение.
— Он тебе не сказал?
Я качаю головой.
— Мой сувенир из армии, — говорит он, похлопывая себя по бедру. — Ноет после долгого дня и попыток поспевать за ними. Прости, если я расстроил…
— Нет, — выпаливаю я.
Моё сердце бешено стучит. Почему Рен мне не сказал? Я столько металась и терзалась из-за потенциальных сложностей со мной в отношениях, а он не подумал, что мне поможет знание того, что он вырос, своими глазами видя подобную любовь?
«Видишь? Нормальные отношения между здоровым человеком и человеком с ограниченными возможностями реально существуют», — злорадствует маленькая Лорена на моём плече. Я испытываю желание смахнуть её с себя, не будь она плодом моего воображения, и не будь это потенциальным поводом для беспокойства со стороны папы Рена.
— Прошу, не извиняйтесь, — наконец, выдавливаю я хрипло, поднося ладонь к горлу и нервно потирая его.
Доктор Би улыбается мне, и это ещё одна очень похожая на Рена черта.
— Если тебе будет лучше, ты не первая, кого я удивил. Думаю, иногда мои дети забывают, что такое не для всех нормально. Они-то не знали другого.
— Каково это? Иметь суровую и требовательную профессию, состоять в браке, воспитывать детей, и все это с…
— С физическими ограничениями? — он смотрит на поле и вздыхает. — Иногда тяжело. Иногда обескураживает. Но всегда ведёт к исцелению.
— Почему? Почему к исцелению?
Доктор Би барабанит пальцами по подлокотнику кресла.
— Ну… когда это случилось, Фрейя была детсадовского возраста, а Элин была беременна Акселем. Я был сокрушён. Я думал, что никогда не сумею дать своей жене и детям всё необходимое. Во всяком случае, не так, как я себе представлял. Я никогда не смог бы практиковать медицину так, как надеялся это делать. Мне казалось, что моя жизнь кончена.
— Но потом родился Аксель, я взял его на руки, эти глаза, так похожие на мои, посмотрели на меня, и что-то щёлкнуло в мозгу. Я осознал, что он любит меня. Он уже любит меня таким, какой я есть. Я создал его с его матерью, он моя плоть и кровь, и отсутствие ноги ничего не меняет. Наконец, я понял, что моя жизнь не кончена. Пришёл конец лишь моим представлениям о жизни.
— Тогда я полностью отпустил свои старые ожидания, представления о том, какой должна быть моя жизнь, и вместо этого любил свою жизнь как дар. Всё это дар — сердце, бьющееся в моей груди. Дыхание в моих лёгких. Жена и дети, любящие меня таким, какой я есть.
Перед глазами всё расплывается от слёз. Я вытираю лицо, когда влага начинает скатываться по щекам.
— Это очень… вдохновляет, — шепчу я. — Спасибо, что рассказали мне.
Он кивает, на мгновение удерживая мой взгляд, затем мы оба смотрим в сторону поля. Промокая влагу под глазами, я осматриваю протяжённость травы, пока не нахожу Рена на позиции вратаря. Как раз когда Оливер совершает бросок пенальти, Рен кидается в сторону и совершенно промазывает. Все пять братьев предаются веселью, выражающемуся в разных позах и воплях, и доктор Би смеётся, наблюдая за ними. Словно зная, что я смотрю на него, Рен поднимает взгляд, вставая, и встречается со мной глазами. Его смех стихает. Моё сердце пропускает удар в груди.
Внезапно дверь вновь отодвигается, и выскакивает Зигги, буквально бросаясь на своего папу и приземляясь на его колени. Охнув, он ловит её, а она целует его в щёку и обвивает руками шею. Я испытываю облегчение, видя столь лёгкое проявление привязанности. Это означает, что её родители перестали поддерживать такое расстояние между ними и Зигги, а ей вновь комфортна физическая близость.
— Привет, Зигги Звёздочка, — шепчет он, обнимая её обеими руками.
— Привет, папочка, — Зигги бросает на меня взгляд и поудобнее устраивается на его коленях, будто вовсе не комично, что такая высокая и длинноногая девушка взгромоздилась на своего папу. Это мило, невинно и абсолютно в духе Зигги. Она во многих отношениях до сих пор девочка. Совсем как и я в свои подростковые годы.
Доктор Би прижимается щекой к её макушке и вздыхает, вокруг его глаз виднеются счастливые морщинки.
— Ты знаешь, в честь кого назван Рен? — спрашивает он у меня.
Я киваю.
— Кьеркегор.
— Верно. Ближе к концу беременности Элин Реном я читал его «Дело Любви». Я читал ей вслух, пока она нежилась в ванне, когда я уже уложил Фрейю и Акселя спать. Всё просто сложилось. Имя, его философия…
— Я не знакома с Кьеркегором в каких-либо подробностях, — честно говорю я.
Доктор Би смотрит на меркнущий свет дня и улыбается.
— «Осмелиться — это на мгновение утратить почву под ногами. Не осмелиться — это утратить себя».
— Другую, папочка, — тихо говорит Зигги.
Он целует её в лоб.
— «Наиболее распространённая форма отчаяния — не быть тем, кто ты есть».
Зигги улыбается.
— Вот эта моя любимая.
— А моя любимая, — говорит доктор Би, поудобнее устраивая Зигги на своих коленях, — это…
Вклинивается новый голос. Я оборачиваюсь через плечо и вижу Рена, улыбающегося мне и держащего руки в карманах.
— «Обманом лишить себя любви, — говорит он, — это самая ужасная форма лжи; вечная потеря, для которой не существует компенсации».
В моём рту сухо как в пустыне. Я облизываю губы и чувствую, как плавлюсь в жаре его взгляда.
— Хорошая.
Рен кивает.
— Да, хорошая.
— Фрэнки! — орёт голос снизу.
Я поворачиваюсь и выглядываю за перила террасы, щурясь, чтобы найти говорившего.
— Да?
Вигго машет рукой.
— Спускайся сюда. Мне нужен напарник.
Я смотрю на поле. Они готовятся… к бадминтону? Оливер и Аксель с помощью Райдера натягивают сетку. Я нигде не вижу мужа Фрейи, Эйдена. Взглянув на Рена, я замечаю, что он сердито смотрит на Вигго, стиснув челюсти.
Встав, я протискиваюсь между столом и креслом и салютую доктору Би и Зигги.
— Приятно было пообщаться. Ну а теперь пора пойти, чтоб мне надрали задницу в бадминтоне.
Доктор Би улыбается и похлопывает Зигги по спине, удерживая мой взгляд.
— Иди и покажи им, как это делается.
Глянув на Рена, я улыбаюсь. Его руки на бёдрах. Щёки раскраснелись. Стойка Сердитого Рыжего Великана. Я обвиваю рукой его талию и улыбаюсь ему.
Рен хмурится, а я держусь за него, пока мы спускаемся с крыльца на задний газон.
— Я же сказал Вигго, что крокет будет лучше, — ворчит он.
— Возможно. Но я думаю, что смогу оборонять свой угол сетки. Мы разделим территорию, и я буду придерживаться своего участка, — я похлопываю его ладошкой по щеке. — Помни. Давай мне шанс. Не предполагай, что я не смогу.
— Я стараюсь. Я… — он вздыхает. — Можно я буду честен?
— Всегда. Пожалуйста.
— Ладно, — он проводит рукой по своим волосам и грубо дёргает за пряди. — Я волнуюсь, что ты пострадаешь. Не потому что считаю, что ты неспособная, или что бадминтон за пределами твоих возможностей — я так не думаю, правда, но посмотри на нас… — он показывает на своих братьев, которые все ростом метр восемьдесят и выше, а весом от 90 кг.
— Ну, справедливо. Но это же не контактный вид спорта.
— В доме Бергманов абсолютно всё является контактным видом спорта.
Я смеюсь.
— Ладно. Я буду осторожна.
Рен обхватывает рукой мои плечи и целует в волосы. Моя голова ложится на его плечо в такой манере, что я могу видеть происходящее за его спиной… где Оливер украдкой подбирается к Рену. Я видела эту его позу. Это поза «я вот-вот стяну с кого-то штаны».
Втиснувшись перед Реном так, чтобы заслонить его собой, я поднимаю трость и указываю ей на Оливера.
Младший брат Рена широко улыбается, замерев на месте.
— Беллатриса срывает планы. Что же она сделает?
— Я, может, и из Слизерина, — говорю я ему. — Но я не Пожирательница Смерти.
Райдер переводит взгляд между нами.
— Это что такое, чёрт возьми? Я только что провалился на девятый круг задротского ада?
Рен отпихивает его.
— Отвянь. Она меня защищает.
Оливер широко улыбается, делая обманный маневр вправо. Я взмахиваю тростью и ору:
— Остолбеней!
Он идеально замирает в полуприседе, приоткрыв рот.
— И это всё, что у тебя есть? — окликает Вигго.
Подняв трость повыше, я дотрагиваюсь кончиком до груди Оливера.
— Локомотор Мортис.
Стараясь не улыбаться, Оливер резко выпрямляется, соединив ноги, и бревном падает на траву. Взрыв аплодисментов доносится с террасы, где стоят Зигги, доктор Би, а теперь ещё и Уилла, Руни и Элин.
— Вуухууу, Фрэнки! — вопит Уилла.
Не успев ответить, я уже оказываюсь в объятиях Рена, и он мягко целует меня в щёку.
— Ты спасла меня, — шепчет он.
Я улыбаюсь ему и краду поцелуй.
— Действительно.