— Это была всего лишь ложная тревога, — приглушенный голос Лизы звучит из-за запертой двери в ванну. — Сигнализация сработала, потому что кто-то забыл запереть заднюю дверь, и бездомная кошка забежала в бальный зал.
— Откуда взяться кошке в Гостином дворе? — я подбираю под себя ноги, откидываюсь на спинку кровати и обвожу взглядом погром в комнате, которая уже стала моей.
Как такая хрупкая девушка, как Лиза, могла устроить такое? Сначала она привезла ко мне в комнату металлический рейл для одежды, с висящими на нем вечерними нарядами. У меня, конечно же, появилось несколько вопросов, главный из них: «Зачем?». Но спросить ничего я не успела, сначала услышала отдаленный стук каблуков, а потом в распахнутую дверь вошли три девушки в черных брюках и расклешенных шелковых маечках. Они принесли с собой огромные коробки, которые по указанию Лизы поставили на пол. Девушки сразу же покинули комнату, но вслед за ними в комнату вошли другие с коробками поменьше. Ситуация повторялась еще несколько раз, пока на полу не осталось свободного места. Чтобы пройти, приходилось ногой отодвигать очередную коробку или вытащенное из нее содержимое, в виде туфель, украшений, косметики и тому подобному. В потоке людей, я даже не заметила, как кто-то притащил зеркало в пол.
По милости Лизы моя комната превратилась в базу по приготовлению к балу. А я даже сопротивляться не стала. Просто забралась на кровать и отдала всю власть Лизе, которая решила, что без ее участия мне не создать гармоничный образ. В чем-то, если честно, она оказалась права — мысли были забиты совершенно другим.
Поэтому я полностью доверилась Лизе и через пятнадцать минут мой наряд висел на дверце шкафа в черном футляре и ждал своего часа. С Лизой же все оказалось не так просто. Она устроила передо мной дефиле с примеркой. Синее длинное платье с золотой вышивкой и глубоким вырезом, закрытом плотной сеткой, было забраковано сразу же. Черное атласное Лиза отмела, когда увидела, что на разрезе бедра проглядывает пояс от чулок. И еще несколько шикарных платьев тоже пошли в топку по разным причинам. Пока, в итоге, для Лизы мы не выбрали длинное бордовое шелковое платье с длинными рукавами и лифом, инкрустированным бриллиантами, а также замшевые лодочки в тон ему. После чего девушка со словами «там свет лучше» ускакала в ванну делать себе макияж, и естественно не обошлось без вопроса от меня «А что с визажистом?». Но оказалось Лиза когда-то в своей жизни успела пройти курсы визажа и больше никому не доверяет в этом плане. Заодно и мне макияж пообещала сделать, который скроет синяки под глазами.
С тех пор я сижу смирно уже минут сорок и жду своего часа на экзекуцию… кхм… на макияж и слушаю рассказ о том, что же случилось в месте, арендованном для бала.
— Короче, чтобы там не было, люди Вадима никого не нашли, кроме кота. Иди сюда, — Лиза выглядывает из ванной. Я успеваю заметить ее смоки-айс и локоны, уложенные в высокую прическу прежде, чем она снова скрывается в ванной. — И стул тащи.
Я тяжело вздыхаю и выбираюсь с насиженного места. Сегодня хотя бы чувствую себя лучше, чем вчера. По крайней мере, поесть смогла. Поэтому руки не трясутся, когда я за спинку поднимаю тяжелый деревянный стул и несу его в ванную.
— Ставь его сюда, — Лиза машет рукой в районе своей попы, обтянутой черными легинсами, перекладвая на тумбе, в которую встроена раковина, косметику.
Я лишь качаю головой, но слушаюсь. Ставлю стул перед зеркалом, после чего Лиза разворачивается ко мне с кистями между пальцами. И чем-то напоминают мне Росомаху, если бы тот был визажистом.
— Садись! — она делает шаг в сторону, давая мне место для маневра.
Я снова вздыхаю, но все же не противоречу. Усаживаюсь на стул, поднимаю голову и ловлю пристальный взгляд Лизы, оттененный черным карандашом. На фоне белой безразмерной футболки ее макияж смотрится немного странно.
— Ты уже придумала, что со мной сделаешь? — я оглядываюсь и замечаю платье, висящее на вешалке на створке душа.
— Под твой наряд подойдет что-то более нежное. Но хочется немного стервозности добавить. Как насчет стрелок? — Лиза приподнимает мою голову за подбородок и вглядывается в лицо.
— Предоставляю тебе полную свободу действий, — я удобнее устраиваюсь на стуле и расслабляюсь.
Лиза широко улыбается и резко разворачивается к своим орудиям пыток.
— Тебя никто за язык не тянул, — ее плечи сотрясаются, после чего она разворачивается с несколькими тюбиками и с запакованным спонжем. — Потом не жалуйся.
Где-то через час Лиза наносит последние штрихи пушистой кистью на моем лице и отходит в сторону. Я смотрю в зеркало на… себя?
Волосы затянуты в высокий пучок, только несколько завитых прядей огибают лицо. Кожа идеально ровная. Контуринг сделал скулы еще острее. На щеках появился румянец, хоть и искусственный. На глазах, как и обещала, Лиза нарисовала стрелки. Идеально ровные, между прочим. У меня никогда такие не получилось. Они подчеркнули мои миндалевидные глаза и сделали карий цвет более ярким. А губы оказались ярко-красными.
У меня приоткрывается рот. Перевожу взгляд с себя на Лизу.
— Тебе нужно свой салон открывать! — я в шоке смотрю на нее.
Лиза отмахивается и разворачивается ко мне спиной, перебирая свои принадлежности.
— Когда-то я об этом думала, но родители отправили меня учиться на переводчика. Сказали, что «всякую блажь оплачивать не будут», — в ее голосе скользит грусть. — Я потом сама, конечно, все оплатила и почти исполнила свою мечту, но встретила Абду… — Лиза судорожно вздыхает, после чего резко разворачивается ко мне с широкой улыбкой на лице. — Так, давай переодеваться. Нам скоро выезжать. Машина будет ждать внизу.
Я поджимаю губы, но все же встаю со стула. Вот только прежде, чем уйти, беру Лизу, которая уже повернулась к своему платью, за руку и разворачиваю к себе.
— Если ты расскажешь о своей мечте Абду, я уверена, он тебя поддержит, — моя улыбка немного неловкая.
— Все не так просто, — Лиза опускает глаза и вздыхает. — Ладно. Сейчас не время об этом говорить. Я потом все как-нибудь тебе расскажу. А пока, — она высвобождает свою руку, поворачивает меня за плечи и подталкивает к выходу. — Иди одевайся, хочу на тебя посмотреть.
На этот раз я подчиняюсь. Если Лиза не хочет о чем-то говорить, то лезть ей в душу я точно не стану. Тем более, когда у самой внутри полный раздрай. Я все еще не понимаю, что мне делать с Димой и новостью о ребенке, поэтому предпочитаю выбросить все из головы и заняться сборами.
Я выбрала наряд совсем не похожий на меня саму, поэтому, когда Лиза выходит из ванны в своем шикарном платье, немного тушуюсь под ее восхищенным взглядом.
— Дима охренеет, когда тебя увидит, — Лиза идет ко мне и обходит вокруг. — А эта спина точно сведет его с ума.
Я бросаю на себя взгляд в зеркало через плечо и сразу замечаю оголенную до пояса спину. Бронзовая от природы кожа сильно контрастирует с белой атласной тканью вечернего комбинезона с широкими штанами, которые издалека напоминают юбку. Топ вообще больше похож на два перекрещенных на груди куска ткани, которые держаться на шее только с помощью золотой цепи и оголяют живот.
Я бы сама вряд ли решилась надеть что-то подобное, но все делала Лиза. И если честно, я за это готова ее расцеловать. Только благодаря ей, мой образ можно считать идеальным — осталось только обуть белоснежные лодочки, которые ждут своего часа, стоя недалеко от меня. Я решаю не мучить их в ожидании.
— Ты же знаешь, что у нас с Димой… м-м-м… — надеваю сначала одну туфлю, на Лизу намеренно не смотрю, потом вторую. — …не все в порядке.
— Я знаю, что между вами что-то произошло. Подробности мне, конечно, никто не рассказывал, зато я слышала один разговор.
Я так резко поднимаю голову, что в глазах на мгновение темнеет. Хорошо, что это быстро проходит, и от меня не скрывается хитрое выражение лица девушки.
— Ты же знаешь, что Абду не будет заключать сделку с человеком, который не состоит в счастливом браке?
Я неуверенно киваю, а Лиза бросает на меня лукавый взгляд, после чего разворачивается и начинает перебирать коробки в поисках какой-то конкретного.
— Так получилось, что я подслушала один интересный разговор, когда мой муж напомнил об этом условии твоему, — она наконец находит то, что искала и выпрямляется с маленькой бархатной коробочкой, открывает ее и протягивает мне золотые серьги-цепочки. — Дима ответил Абду, что в таком случае не сможет заключить сделку. Потому что для него твои желания важнее, и, если ты захочешь развестись, он препятствовать не будет.
***
В машине не нахожу себе место.
Абду и Лиза поехали на одном мерседесе, а меня посадили в другой. Я сначала не поняла, кого назначили моим водителем, но, когда увидела Славу, стоящего у машины, холодок прошелся по коже. И не потому его шрамы на лице его вдруг испугали, а из-за того, что перед глазами пронеслись воспоминания из погреба. Хоть я не видела, как он избивал Артема, его сбитые костяшки сказали мне о многом.
Поэтому, как только я увидела его у машины, придерживающегося для меня дверь, сразу же затормозила, и, конечно же, заработала тревожный взгляд от Лизы. Вот кого, а ее беспокоить не хотелось. Тем более дома я услышала разговор охраны, что моя машина должна ехать сразу за автомобилем шейха. А также по две машина за и перед нами. Послав Лизе успокаивающую улыбку и набрав в легкие воздуха, я забралась в теплый салон. На Славу старалась не смотреть. Он закрыл за мной дверцу, после чего занял водительское место. Нервозность подуспокоилась, стоило на переднее пассажирское сиденье сел другой охранник, но все-же до конца не исчезла.
Она проносится потоком по телу, когда я в который раз ловлю взгляд Славы в зеркале заднего вида. Он сразу отводит глаза, а мне в очередной раз приходится убеждать себя, что это все моя паранойя. Вот только вопрос «Что он здесь делает?» не покидает. Вряд ли Дима послал его приглядеть за мной. Не может он быть настолько жестоким.
Дима…
Он вообще не оставляет мои мысли. Я до сих пор не могу решить, говорить ему о моей беременности или лучше молча развестись, уехать куда-нибудь, желательно ближе к морю, и жить спокойно. Сомнений нет, что, если Дима узнает о ребенке, то не отпустит. Я снова окажусь в ловушке несчастливого брака, запертая в доме, который когда-то создавала для своей семьи. Все благие намерения мужа, озвученные шейху, пойдут прахом. Мне же придется смирится с вечно ставящим меня на второе место мужем. И возможно, закрывать глаза на его измены оправданные работой.
Теряюсь в рое мыслей, смешанных с постоянным беспокойством из-за Славы. Все сильнее сжимаю белоснежный клатч, который притащила для меня Лиза из своей комнаты. Кристаллы впиваются в подушечки пальцев, немного отрезвляя. По крайней мере, я откидываюсь на спинку сиденья и позволяю себе следить за ночными огнями города.
В какой-то момент, движение становится настолько медленным, что я могу в подробностях рассмотреть фасады старинных двухэтажных зданий, постепенно погружаемых в темноту. А вот постоянные остановки, за которыми следуют недолгое движение, не очень хорошо действуют на мой желудок. Он в очередной раз опасно сжимается. Я поглаживаю живот и одновременно мысленно благодарю организм за то, что тошнота не подкатывает горлу во время очередного резкого торможения.
Узнаю место. Мы почти подъехали. Количество машин зашкаливает. Гости во всю прибывают. Вздыхаю и прикрываю глаза.
Не знаю, сколько еще мы то начинаем двигаться, то тормозим — теряю счет времени и даже в какой-то момент успеваю задремать, но когда холодный ветер окутывает мое тело, сразу же распахиваю глаза.
Дверца машины открыта. Инструментальная музыка, смешанная с шумом голосов, врывается в салон машины. А передо мной рука…
По телу прокатывается дрожь. Понимаю, что по правилам приличия должна принять предложение водителя. Оглядываюсь — второго охранника нет. Блин. Набираю в легкие побольше воздуха и быстро вкладываю похолодевшие пальцы в протянутую ладонь.
Слава помогает мне выйти из машины, и я сразу же выдергиваю руку.
Оказываюсь в атмосфере праздника: огни покрывают старинное здание, софиты освещают не только ковровую дорожку, у которой собрались журналисты, но и проходятся по машинам, подъезжающим ко входу; мужчины в смокингах, женщины в вечерних нарядах повсюду. Охраны столько, что куда не глянь, наткнешься на мужчину в черном костюме и наушником в ухе. Интересно, где Вадим?
Пробегаю глазами по людям, встречаюсь взглядом на Лизу. Рядом с ней стоит шейх в белым традиционном костюме, больше напоминающим длинную рубашку, с покрытой головой черном костюме и держит ее за руку. Он разговаривает с мужчиной. Дрожь пробегает по позвоночнику, как только вижу мощную фигуру в черном смокинге, и усиливается, когда мужчина оборачивается. Он сканирует пространство, задерживается на Славе, хмурится, поджимает губы, и только после этого смотрит на меня. Скользит по мне взглядом. Медленно. Сверху вниз. И обратно. Наши взгляды встречаются.
Секунда, две и Дима идет ко мне, по пути, снимая пиджак. Он остается в рубашке. Тоже черной.
Я и не понимала до этого момента, как на самом деле продрогла — температура успела прилично опуститься, холод покусывает кожу, пока тепло тела Димы, которое не успело выветрится из дорогой ткани, не окутывает меня.
— Ты хорошо выглядишь, — он коротко улыбается и протягивает мне руку.
Я смотрю на открытую ладонь и понимаю, что не испытываю ни отвращения, ни страха, как совсем недавно, когда вкладываю в нее пальцы. Кожа грубая, теплая. Сердце сильно колотится. Кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.
— Спасибо, — мой голос охрип. — Кхм… Ты тоже.
Дима не отводит от меня глаз. Складывается ощущение, что он хочет запомнить каждую черточку на моем лице, так пристально он смотрит. Его большая ладонь крепко, но несильно сжимает мою руку, аромат мускуса и хвои вызывает противоречие в моем желудке — он очень не вовремя бурлит.
Дима тут же опускает взгляд на мой живот и сводит брови:
— Ты голодна?
Хочу сказать нет «нет», но зарубаю это желание на корню.
— Немного, — робко улыбаюсь. А могло бы вывернуть прямо на его туфли, иначе точно пришлось бы объясняться. Глубоко вздыхаю и сразу же жалею об этом, тошнота подкатывает к горлу.
— Пойдем внутри, там уже должен был начаться фуршет, перекусишь перед банкетом, — Дима тянет меня к красной дорожке. Я бросаю на нее взгляд и на меня тут же накатывает паника. Не понимаю откуда появляются мысли о том, что тошнота подкатит к горлу в самый неподходящий момент, но на этот раз меня вырвет, что, естественно, снимут камеры. Тяну Диму за руку.
— Мы можем туда не идти? — я указываю подбородком на ковровую дорожку, по которой идут шейх с Лизой. Уверена, вспышки камер ослепляют их. Осознание, что скоро могу оказаться в центре внимания, заставляет меня умоляюще посмотреть на Диму.
Он долго смотрит и кивает.
— Пойдем, — муж ведет меня в противоположную сторону, маневрируя между людьми и спокойно проходя мимо охраны.
Я покорно иду за ним, но чувство дискомфорта не оставляет меня. Оно скользит по коже будто по ней бегают множество насекомых и своими маленьким лапками щекочут кожу. Оглядываюсь и понимаю, что зря.
Слава не просто смотрит на меня. Он прожигает взглядом мою спину. В его глазах я улавливаю огонек ненависти.
— Сюда забежала кошка? — задаю самый нелепый вопрос из возможных.
Дима придерживает для меня дверь и ждет, пока я переступлю порог. Хоть каблуки на этот раз не сильно высокие, у меня все-таки получилось по дороге разочек подвернуть ногу. Хорошо еще ничего не повредила. Но с того момента Дима внимательно следит за каждым моим шагом и крепко держит за руку, пока ее не пришлось отпустить, чтобы открыть тяжелую старинную дверь.
— Ты знаешь об этом? — Дима ждет, пока я без эксцессов войду, только после этого сам переступает порог, и я слышу щелчок замка.
Мы оказываемся в каком-то темном коридоре, поэтому я достаю телефон из клатча и свечу на немного обшарпанный паркет. Коридор довольно узкий, и конца его не видно — фонарик у телефона не очень сильный. Холодок волной прокатывается по коже. Перехватаю клатч и телефон одной рукой, а свободной — ищу Диму сзади. Но как только чувствую прикосновение к пояснице, вздрагиваю. Сердце пускается вскачь, пока сильные пальцы не обхватывают мою ладонь, лишь тогда оно замедляет ход. Еще один фонарик освещает пространство вокруг.
Следую за Димой, окруженная его запахом и чувствую… спокойствие. Дыхание ровное, как и сердцебиение. Даже то, что коридор все не заканчивается, не беспокоит меня. С каждым шагом я чувствую уверенность. Плечи выпрямляются, и под ноги я не смотрю. Дима выходит чуть вперед и мне этого достаточно, чтобы не бояться свернуть себе шею, наступив на какую-то выбоину в полу.
Я двигаюсь за мужем, пока он не толкает дверь в конце коридора, и мы не попадаем на бал.
Яркий свет режет глаза, которые привыкли к темноте. Инструментальная музыка звучит громче, чем на улице. Людей намного больше. Они везде: за столиками у стен, на танцполе и вокруг него, общаются небольшими группками. Я также замечаю людей на балконах второго и третьего этажа. Музыкантов вижу в последнюю очередь. Их закрывает толпа, окружившая невысокую сцену посреди танцпола.
Стеклянный потолок напоминает ресторан, куда водил меня Дима. В груди что-то неприятно покалывает, но тут же отпускает, когда муж заводит меня в толпу. Он легко маневрирует между людьми. Также, как и на улице. А иногда люди сами уступают ему дорогу, скорее всего, замечая грозный взгляд. Мы пересекаем танцпол, не задерживаясь у сцены, и идем в противоположную сторону от входа.
По дороге ловлю несколько заинтересованных пристальных взглядов как мужских, так и женских. Но не останавливаюсь ни на ком, потому что ощущаю безопасность. Иначе это чувство, которое согревает изнутри сложно назвать. Оно такое знакомое. Словно выглядывает откуда-то изнутри, напоминая о своем существование. Хочу его задушить, специально начинаю вспоминать о поступках мужа, но ничего не получается. Сейчас Дима напоминает себя прежнего: сильного, властного, защищающего. Раньше рядом с ним я всегда могла расслабиться.
Как все так могло измениться?
Дима подводит меня к фуршетному столу, который тянется по всей дальней стене. У меня тут же скручивает желудок, но не из-за тошноты. Здесь, скорее, дело в голоде. Кажется, моя маленькая ложь все-таки оказывается правдой. Когда я смотрю на обилие канапе, разного рода нарезки, десерты, желудок вновь начинает урчать. Бурлит так громко, что, не смотря на музыку, Дима бросает обеспокоенный взгляд на мой живот.
Официант в черных брюках, белой рубашке и галстуке-бабочки предлагает мне шампанское, но я качаю головой. И тут же ловлю вопросительный взгляд мужа.
— Не хочу пить на голодный желудок, — невинно улыбаюсь, хотя внутри натянута хуже струны. Когда я научилась так правдоподобно врать? И, похоже у меня неплохо получается, если судить по тому, что Дима недолго смотрит на меня и отворачивается.
Сужаю глаза, наблюдая за тем, как он берет тарелку и накладывает туда всякую всячину: канапе с вялеными томатами и салями, тарталетки с икрой и рыбой, несколько видов сыра, овощи, и парочку шоколадных пироженок. После чего кладет на тарелку горстку шпажек и возвращается ко мне.
— Держи, — он сует тарелку мне в руки.
Мне приходится умудриться, чтобы не уронить ее, ведь в одной рукой я все еще держу клатч и телефон, у которого до сих пор горит фонарик. Хорошо, что руки заняты, или я точно ударила бы себя по лбу. Дима-то свой телефон давно в карман положил.
Я даже к еде прикоснуться не могу, и Дима это, конечно, замечает. Он забирает все, что мне мешает.
— Ешь, — указывает подбородком на тарелку, пока выключает фонарик и кладет телефон в клатч. Но не отдает его мне, а сжимает его в руке, пронзительно смотря на меня. Приподнимает бровь, как бы говоря: «И чего ты ждешь?».
Жар приливает к щекам. Чувствую себя ребенком, которого «строгий папа» заставляет поесть, прежде чем отпустить гулять. Но как только смотрю на еду, желудок снова урчит. Сметаю содержимое тарелки слишком быстро, предусмотрительно оставив рыбу и икру на самом краю тарелки. Один взгляд на них вызывает отторжение, и это я еще не слышу запах.
— Еще? — Дима разглядывает меня так пристально, словно пытается прочесть мои мысли.
Скрываюсь за маской безразличия и мотаю головой.
Музыка становится громче, но не мешает. Слабость растекается по телу. Единственное желание сейчас — развалиться на каком-нибудь стуле и немного отдохнуть.
Но у Димы другие планы. Он забирает у меня тарелку, ставит на поднос, проходящего мимо официанта, и протягивает мне руку:
— Потанцуй со мной.
Я не двигаюсь. Такое чувство, что вообще прирастаю к месту. Смотрю на открою ладонь так, будто от моего решения зависит наша дальнейшая жизнь. Всматриваюсь в глаза Димы и, как обычно, не вижу эмоций — только пустоту, но почему-то на этот раз она меня не вызывает отторжения. Она ощущается родной что ли. Прежде чем успеваю подумать, вкладываю пальцы в протянутую ладонь. По телу проносится дрожь, когда они оказываются в своеобразной ловушке.
Дима двигается в сторону танцпола, все еще неся мой клатч, а я вовремя вспоминаю еще об одном неудобстве.
— Подожди, — сжимаю
Дима снова ведет меня на танцпол. По залу разливается нежная мелодия. Я улавливаю скрипку и флейту. Несколько пар уже кружат в вальсе, когда Дима останавливается посреди танцпола, разворачивается и притягивает меня к себе. Одна его горячая, шершавая ладонь ложится мне на спину, а вторая — сильнее сжимает мою руку. Я едва успеваю коснуться его плеча, как он делает первый шаг, а потом еще один. Дима подстраивается под мелодию, а я следую за ним.
— Я не знала, что ты умеешь танцевать вальс, — шепчу я, и чувствую, смешок у себя в волосах.
— Мы многого друг о друге не знаем, — Дима крепче прижимает меня к себе.
Жар его тела проникает в меня. Аромат хвои и мускуса больше не вызывает тошноту. Рука на спине прожигает кожу. Я подстраиваюсь под его ритм, полностью отдаюсь его воле и забываю обо всем… почти.
Воспоминания проникают в опустевший разум. Они картинками пролистываются перед глазами и вызывают один вопрос, который рвется наружу. Я не могу держать его в себе. Больше не могу.
— Почему? — срывается с губ. — Почему ты так поступил со мной? С нами?
Напряжение сковывает тело. И если честно, даже не пытаюсь скрыть его. Мне надоело прятать эмоции. Они наполняют меня, занимают каждую клеточку тела и причиняют такую боль, какую раньше я никогда не испытывала. Она колет, режет, разрывает изнутри. Одновременно с этим объятья Димы лечат. Если он сейчас отпустит меня, оставит одну, я не выберусь. Не смогу. Но в то же время, мне нужно получить от него ответ. Он нужен мне, чтобы наконец вздохнуть, чего я не могла сделать с того момента, как обо всем узнала. Хотя я прекрасно понимаю, что ответ, скорее всего, излечит и разрушит меня одновременно.
— Неправильно расставил приоритеты, — грубый голос раздается у уха, я вздрагиваю. — Для меня всегда важна была лишь цель, и для ее достижения можно было использовать любые средства. Только я забыл, что они могут ранить других людей.
Глаза наполняются слезами. В груди режет так, что не могу сделать вдох. Даже попытка причиняет боль.
Оступаюсь. Дима подхватывает меня и крепче обнимает. Я льну к нему, прижимаюсь лбом к его плечу и судорожно вздыхаю. Мы продолжаем двигаться. Я просто вторю его движениям. Он ведет в танце так уверенно, что хочется следовать за ним, следовать, следовать…
— Знаю, что причинил тебе боль, — Дима отпускает мою руку и кладет вторую ладонь на спину. Мне ничего не остается кроме, как обнять его за шею. — Я не хотел.
Вскидываю голову и смотрю на него. Больше не сдерживаю слез, которые катятся по щекам. Дима останавливается посреди танцпола. Он не отводит от меня глаз. Больше ничего не говорит, только поднимает руку и большим пальцем ловит очередную слезинку. Этим вызывает еще больший поток слез. Закусываю губу, чтобы не разрыдаться в голос. Но от Димы даже не пытаюсь их скрыть. Мне нужно поделиться с ним болью, все это время разрывающей меня. Нужно, чтобы он почувствовал, что сделал со мной. Нужно, чтобы понял. Не могу больше держать все внутри. Не теперь, когда во мне растет его еще одна жизнь.
Ребенок… Ради него я должна быть сильной. Возможно, будет лучше уехать от Димы. Вот только смотрю на него сейчас и понимаю, что не смогу. Ему нужно сказать. Несмотря на последствия, он должен знать, что станет отцом. Только мне тоже кое-что нужно… обещание, слово генерала.
Очередная слеза скатывается по щеке, которую Дима стирает.
— Прости меня, — его пальцы сильнее впиваются в мою спину. Музыка прекращается, в зале разливаются аплодисменты. — Спасибо за последний танец.
Он делает шаг назад, отпуская меня.