Меня мутит.
Я спускаюсь по лестнице и чувствую, как тошнота подкатывает к горлу. Кажется, стены наезжают на меня, а ступени ходят ходуном. Нога соскальзывает, и я полетела бы кубарем вниз, но Дима разворачивается и хватает меня за талию. Держит крепко и ловит мой взгляд. Его глаза черные. Настолько темные, что в них можно увидеть его истинную натуру.
Я хватаюсь за перила и твердо произношу:
— Отпусти.
Он не слушает. Все еще держит меня одной рукой, когда второй — скользит вверх к плечу, проводит по предплечью к сжимающим перило пальцам. Он обхватывает их, зажимает в своей ладони, и только после этого убирает руку с моей талии.
Не говоря ни слова, Дима разворачивается и продолжает спуск. У меня не остается другого выбора, как следовать за ним. Сосредоточится не получается. Я не могу оторвать взгляда от его огромной руки, в которой утонула моя ладонь. Жар от прикосновения распространяется по телу. Нужно бы вырвать руку, залепить мужу пощечину, а еще лучше столкнуть с лестницы, но я послушно иду следом за ним.
И тошнота разом проходит.
Совсем не вовремя вспоминаю, как он целовал меня в лоб, проверяя температуру, когда прошлой зимой я неудачно прогулялась на морозе. Он приносил чай, который помогал притупить боль в горле из-за непрекращающегося кашля. Даже кормил меня с ложечки, ведь стоило мне подняться, голова тут же начинала кружиться, и я падала обратно. Дима ухаживал за мной, заботился, даже дела на работе отменил. Он не отходил от меня несколько дней, пока температура не спала окончательно.
Но место нежности, которая начала расцветать в груди, быстро занимает боль предательства. Она щупальцами обхватывает грудь и так сильно сжимает, что становится трудно дышать. Ладонь потеет, но из руки мужа она не выскальзывает. Дима держит меня крепко и отпускать не собирается. Хотя я не сомневаюсь, что чувствует не только насколько она влажная, но и как мой пульс растет все сильнее и сильнее.
Нужно успокоиться. Не время поддаваться эмоциям, особенно, когда каждый шаг приближает меня к неизвестности.
Артем…
Он пострадал из-за меня. А то, что Дима встретил его не чаепитием, не вызывает сомнений.
Если бы я не написала Артему… если бы не попыталась сбежать, не чувствовала бы сейчас, как внутренности сжимаются, когда муж проводит меня мимо кухни. Теперь-то я знаю, куда мы направляемся. В конце коридора за кухней всего одно место, где можно держать человека.
Я сглатываю. Дрожь проносится по телу. Рука мужа сильнее сжимает мои пальцы. Причиняет боль, но я молчу. Даже внимания не обращаю, потому что Дима нажимает на позолоченную ручку деревянной двери и перед нами открывается тьма. Настоящий мрак, который быстро рассеивается, когда Дима нажимает на выключатель на стене. Свет освещает кирпичные стены и бетонные ступени, ведущие в подвал дома, где находится винный погреб.
Я кусаю губу, когда мы начинаем спускаться. Сердце так сильно колотится в груди, что за его стуком я не слышу шум вентиляции. Чем ниже спускаемся, тем холоднее становится. Я содрогаюсь, что не скрывается от мужа. Он ведет плечами, но не оборачивается. Просто ведет меня вниз, пока мы не оказываемся в просторном помещении, отделанном серым натуральным камнем. По стенам тянутся деревянные полки с бутылками из-под вина, а посреди комнаты должен был стоять деревянный стол с высокими стульями. Должен был, но…
— Дмитрий Геннадьевич, — Слава оборачивается.
Он стоит посреди погреба. На его лбу выступает пот. Шрамы на щеке выглядят грубее из-за приглушенного освещения. Верхние пуговицы белой рубашки расстегнуты, а рукава закатаны до локтей. Руки сжаты в кулаки. Костяшки сбиты. На них выступает кровь.
Слышу стон. И закрываю рот рукой.
Из меня не вылетает ни звука, но я не могу оторвать взгляда от привязанной веревкой к ножке стула босой ступни. Слава отшагивает в сторону, и я поднимаюсь взглядом по ноге, обтянутой джинсами. Черная футболка появляется следующей. На груди в нескольких местах она меняет цвет и становится плотнее. У ее края на шее замечаю красное пятно и смотрю выше.
— Боже, — шепчу я и делаю шаг назад.
Пытаюсь вырвать руку из хватки мужа, но он держит так крепко, что кажется одно неверное движение и я сломаю пальцы. Но это меня не останавливает. Тяну руку на себя. Не отпускает. Дергаю. Чувствую резкую боль. Дергаю снова. Снова. И снова.
Но вместо того, чтобы отпустить, Дима перехватывает меня за запястье и подтягивает к себе. Он становится у меня за спиной и кладет руки мне на плечи. Сам же близко прижимается. Так близко, что я чувствую его твердую грудь своей спиной. Его дыхание горячит мою шею и посылает по телу мурашки. Мурашки ужаса.
— Ты хотела знать, где твой Артем, — шепчет Дима мне на ухо. — Смотри.
Я содрогаюсь всем телом, хочу отвернуться или закрыть глаза, но не могу. Смотрю на Артема, и чувствую, как слезы начинают течь по щекам. Его лицо опухло. Один глаз заплыл и покрылся полузасохшей, вытекшей из брови, кровью. Губы разбиты. Нос неестественно согнут.
Артем еле держит голову. Она качается: то и дело пытается упасть назад или на грудь. Но все же Артем смотрит на меня. Один глазом, но смотрит. И, кажется, жалеет. Жалеет меня. Хочет что-то сказать, но его губы почти не шевелятся. А из горла вырываются членораздельные звуки. Голова Артема падает на грудь. Он пытается ее поднять, но не может. Не может…
Что же я наделала?
— Зачем? — еле слышно произношу я.
Ноги приросли к земле, а взгляд прикован к Артему. Слышу его вдохи, хриплые, немного булькающие. Боюсь даже представить, что твориться под футболкой. А что внутри?
— Зачем? — смешок мужа отражается от стен и звучит словно гром в закрытой комнате. — Он должен понять: нельзя трогать мое.
Я резко разворачиваюсь.
— Твое?! — толкаю мужа в грудь. — Твое?
Наступаю на него. Дима не двигается. Смотрит на меня. Ждет.
А мне срывает крышу.
Я сама иду в пасть к хищнику.
— Твое говоришь? — снова толкаю его, он позволяет. — Тогда какого хрена ты трахал другую бабу? Или даже не одну?
В глазах мужа загорается огонь. Вижу, как искра вспыхивает, и понимаю, что снова попала в капкан. Но отступить или сбежать не успеваю. Муж перехватывает меня, разворачивает и впечатывает спиной в стену. Полки рядом с нами трясутся, но ни одна бутылка не падает.
— Разве есть разница? — Дима шепчет мне прямо в губы. — Какая разница, кого я трахал, если все равно возвращался к тебе?
Дыхание застревает у меня в груди. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, и сразу же закрываю. Ни слова не вылетает из меня. А что я могу сказать? Какие аргументы привести? Как переплюнуть извращенную логику мужа?
Стон разносится по комнате, и я пытаюсь выглянуть из-за плеча Димы, но он так крепко прижимает меня к себе, что даже пошевелиться не удается. Я могу лишь смотреть в его черные глаза и осознавать, в какую трясину меня затянуло.
— Ему нужно в больницу, — мой взгляд мечется по жесткому лицу мужа, пока его пальцы впиваются в мои плечи.
Я чувствую своей грудью биение его сердца. Ровное. Сильное. Не чета моему. Мое сердце бешено бьется, а дыхание вторит ему. Губы пересохли, и я не могу сдержать порыв облизать их. Это сразу же привлекает внимание мужа. Его взгляд моментально опускается на губы, а член дергается.
Еще один стон врывается в мое сознание, и я чувствую горячую вину, разливающуюся в моей груди.
— Пожалуйста, — шепчу я, — отправь его в больницу.
Дима не двигается. И кажется, не собирается. Его взгляд возвращается к моим глазам. Что-то ищет там. Пытается докопаться до сути. Найти правду. Но какую, известно только ему.
— Он заслужил все это, — Дима шепчет мне на ухо. — Ты — моя.
Осознание его слов приходит не сразу. Сначала я чувствую, как муж губами скользит по моей шее. Нежно. Почти невесомо. Потом его запах начинает кружить голову и не дает ясно мыслить. Прикосновение сильной руки к бедру посылает волну жара по телу и не дает сосредоточиться. Тело предает меня. Оно подчиняется сильнейшему. Признает своего хозяина.
Но разум… он коварен. В момент, когда я хочу закрыть глаза, отдать всю власть мужу, разум подбрасывает мне воспоминание. Я не понимаю, реальное оно или плод моей фантазии, но то, как муж трахает любовницу, быстро отрезвляет меня. Я начинаю вырываться. Брыкаюсь, толкаю, бью мужа по голени. Вот только ему нипочем. Дима стоит, не шелохнувшись и… улыбается.
Замираю.
За почти два года семейной жизни я только раз или два видела его улыбку. Что вообще происходит?
— Какого хрена? Я сказал, отвалите от меня, — дверь ударяется об стену, а по ступеням в погреб слетает огромное тело.
Чувствую облегчение. Вадим в черной водолазке и в черных спортивных штанах замирает посреди комнаты. Сразу за ним следуют двое охранников. Они чем-то даже похожи, хотя на самом деле абсолютно разные. Один худощавый, белобрысый и до невозможности высокий. Его впалые щеки так сильно отличаются от отьевшегося лица второго охранника, у которого за черным костюмом явно скрывается мощное тело, если судить по тому, как пиджак натягивается на груди. Возможно, растерянные взгляды, которые они бросают на моего мужа, делают их собачонками в моих глазах. А стоит мужу кивнуть, оба, как болванчики, разворачиваются и начинают подниматься наверх.
Вадим же остается. Он внимательно осматривает помещение. Тело его напряжено. Обычной задорной улыбки нет на лице. Взгляд ястребиный, не упускающий ни одной детали. Он проходится по рукам Славы, по Артему и его повреждениям, после чего остановился на мне с мужем.
Сегодня Вадим как никогда напоминает мне Диму. Та же щетина, тот же нахмуренный взгляд, только глаза не черные, а голубые. Волосы взлохмачены. Такое чувство, что его вырвали из постели или оторвали от важного задания, иначе, вряд ли он обошелся бы без делового костюма.
— Что здесь происходит? — Видим сует руки в карманы штанов, пытается казаться расслабленным, но от меня не скрывается как дергаются желваки на его лице. И этот взгляд… От обычно добродушного брата мужа, не осталось и следа.
— Ты здесь не при чем, — Дима разжимает пальцы, но при этом не отходит и спиной загораживает меня. Либо, что вероятнее, не хочет выпускать меня из вида. Стоит мне дернуться, он поймает, и я буду наказана за непослушание.
— Не при чем? — Вадим вскидывает бровь. — Ты избил моего заместителя, а я не при чем?
— Он переступил черту, — Дима пожимает плечами.
Они напоминают хищников: внешне расслабленные, но в любой момент готовы напасть. И эпичность зашкаливает: брат против брата. Прямо библейская сцена.
Я же бросаю взгляд на Артема. Он выглядит плохо. Голова так и лежит на груди. Несколько капель свежей крови собралось на каменном полу. А еще… он больше не стонет.
— Какую черту он мог переступить, что ты его так? — Вадим обводит рукой неподвижного Артема.
— Тронул то, что ему не принадлежит, — спокойные слова, слетевшие с губ мужа, что-то перещелкивают в моей голове.
Не принадлежит? Не принадлежит?! То есть я тебе принадлежу?! Я не вещь, чтобы принадлежать кому-то!
Со всей силы я толкаю мужа в спину. Он явно не ожидает такого подвоха. Теряет равновесие, спотыкается. Но вместо того, чтобы приземлиться лицом прямо в пол и разбить хотя бы нос, делает шаг и останавливается.
Кажется, разум покидает меня окончательно, потому что вместо того, чтобы сбежать, я подхожу к нему и снова толкаю. Но на этот раз, должного эффекта не получаю. Я словно пытаюсь сдвинуть с места стену. Вот только она еще и поворачивается. Быстро. Грациозно. Вижу глаза мужа. Немного расширенные и явно удивленные.
Хоть что-то я получаю за свой безрассудный поступок. Но мне этого недостаточно. Я замахиваюсь. Но рука не достигает цели. Дима ловит ее прямо у своей щеки. И, прежде чем я успеваю понять, что происходит, мир меняется вверх ногами, а на живот что-то давит.
— Жди в кабинете, — бросает Дима брату и начинает двигаться.