Последний учебный день, к счастью, длится полдня. Я так взволнована тем, что выберусь отсюда, что практически пищу. Когда выхожу на улицу с Моникой и несколькими другими девушками, я внезапно останавливаюсь с открытым ртом.
Вдоль обочины припарковано несколько спортивных автомобилей, и все они чертовски красивее, чем те, что даже у богатых ребят из школы Санта-Круза. Две из них — одинаковые «Ламборджини», а другая — блестящая чёрная… ну, какая-то. Я не очень разбираюсь в автомобилях. Но выглядит она чертовски дорого.
— Чак! — кричат близнецы, махая в унисон, а затем несутся ко мне вверх по кирпичным ступеням. Тобиас первым подхватывает меня на руки, кружит по кругу и сжимает так крепко, что я чувствую, как по мне пробегают маленькие тёплые мурашки.
Я так взволнована возможностью увидеть его, прикоснуться к нему, понюхать его, что едва могу дышать.
«Мне не терпится почувствовать запах своего парня? Это так ненормально».
— Скучал по тебе, придурок, — шепчет Тобиас мне на ухо, заставляя меня вздрогнуть. Он опускает меня на землю, а его брат подхватывает меня следующим, обнимая так же тепло и всеохватывающе, как его брат-близнец. Может, он и «самый злой» из них двоих, но в его придурковатом характере ещё много сердечности.
— Скучала по нам? — шепчет он, а затем запечатлевает маленький тайный поцелуй возле моего уха, от которого меня бросает в дрожь. Когда он опускает меня на землю, я вижу, что Спенсер ждёт меня.
— Чак, — говорит он, засовывая руки в карманы джинсов. Лично он намного красивее, чем по телефону, у меня на минуту перехватывает дыхание, и мне приходится трижды сглотнуть, прежде чем я могу заговорить.
— Привет, — отвечаю я, как ни в чём не бывало. Я заправляю прядь волос за ухо и притворяюсь невозмутимой. Не работает. Спенсер просто улыбается своей лисьей ухмылкой.
— Серьёзно, Чак? Ты действительно свинья в заднице — брюки или юбка, похоже, не имеет значения. — Он обхватывает пальцами мою шею, притягивая меня ближе и даря поцелуй, который прожигает меня насквозь, этот пылкий взрыв фейерверка, который освещает всю мою душу. Святой ад. Его язык скользит по моему, и я стону, прижимаясь к нему всем телом, кладу ладони на белый хлопок его футболки и впиваюсь в него накрашенными розовым лаком ногтями.
— Снимите комнату, — фыркает Мика, и я ухмыляюсь, отступая назад, чтобы увидеть Рейнджера и Черча, ожидающих внизу лестницы. Я, не задумываясь, обвиваю руками шею Рейнджера. На минуту он кажется удивлённым, но потом обнимает меня в ответ.
«Чёрт, он мог бы проводить занятия по всем этим штучкам с объятиями».
— Что вы, ребята, здесь делаете? — спрашиваю я, отстраняясь, а затем смотрю на Черча. Он не кажется самым подходящим для объятий человеком в мире, но потом я вспоминаю, как он приносил мне шоколад и грелку во время месячных.
В уголках его глаз появляются морщинки, и он одаривает меня своей самоуверенной улыбкой.
— Иди сюда, Чак, — говорит он, а затем на удивление крепко обнимает.
— Что, блядь, всё это значит? — спрашивает голос у меня за спиной, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть Коди, стоящего всего в нескольких футах от Моники. Он оставил меня в покое на последние два с половиной месяца, а теперь хочет что-то начать? Говорила же вам, что он идиот. — У тебя теперь есть свой собственный гарем или что?
Я оборачиваюсь, всё ещё находясь в объятиях Черча, и вижу, что Коди смотрит на нас сверху-вниз. Близнецы обмениваются взглядами, а Спенсер стискивает зубы. Мы здесь на быстром пути к насилию, и мне это не нравится. Мантра Студенческого совета для людей, которые их выводят из себя: избейте их. Не то чтобы я была против того, чтобы увидеть лицо Коди, размазанное по бетону. Просто мне не так хочется начинать своё воссоединение с ребятами.
— Это тот самый изменяющий парень? — спрашивает Черч, делая глоток кофе, который держит в правой руке. Я киваю, и он улыбается. — Понимаю. Тогда он не стоит нашего времени.
— Это стоит моего времени, чтобы надрать его изменяющую задницу, — говорит Спенсер, но Рейнджер протягивает руку и хватает его.
— У нас другие планы, чувак. Оставь его.
— Ага, берите свою шлюху и развлекайтесь, засовывая друг другу в задницы, пока ждёте своей очереди, — рычит Коди, и несколько его друзей смеются.
Челюсть Спенсера сжимается, и близнецы обмениваются взглядами, как будто все они собираются пойти на убийство. Вместо этого Рейнджер без предупреждения подходит к Коди, обхватывает его рукой за шею и фиксирует его голову.
— Какого чёрта… — голос Коди обрывается, когда Рейнджер сжимает его чуть крепче, мышцы на его руках бугрятся, на лице — мрачная маска, которая напугала бы меня до смерти, если бы я была одним из маленьких пронырливых друзей Коди.
Должно быть сработало, потому что они все отступают на шаг.
— Кто научил тебя так обращаться с женщинами, ты, маленький подонок? — спрашивает Рейнджер, пока Коди мечется вокруг, его лицо розовеет. — Или кем-нибудь еще, если уж на то пошло? Ты ни хрена не знаешь ни о Шарлотте, ни об её отношениях, ни с кем из нас. — Он отпускает его, и мой бывший падает на землю, задыхаясь и кашляя. Рейнджер хрустит костяшками пальцев, и я признаю, что эта супер-первобытная часть меня начинает визжать при мысли о том, что он вмешивается, чтобы защитить меня. Но, типа, я тоже могу защитить себя.
— Ты изменил мне с моей лучшей подругой, Коди. И знаешь, что? Я просто отошла от этого. Чёрт, я даже простила Монику. Но ты явно не сожалеешь и не видишь ничего плохого в том, что ты сделал. Так что… ебись как хочешь. — Я спускаюсь по ступенькам и подхожу к открытому окну его джипа, достаю из сумки розовую авторучку и втыкаю её прямо в центр его красивого кожаного сиденья.
— Что за нахер?! — выпаливает он, спотыкаясь, бежит ко мне, проводя пальцами по заиндевевшим кончикам своих песочных волос. Я вытаскиваю ручку и втыкаю её в другое место, поворачиваясь к нему и вызывающе вздёргивая подбородок.
— Предполагается, что джип покупается для активного отдыха на природе, а не из-за кожи. Это выглядит чертовски глупо, и тебе следует серьёзно подумать о приобретении тканевой обивки. — Я протискиваюсь мимо него, и он хватает меня за руку, впиваясь пальцами в мою кожу так сильно, что уверена, от них останутся синяки.
— Послушай меня, ты, уродливая сука…
Дальше этого он не продвинулся, потому что Рейнджер оттаскивает его назад за футболку, разворачивает и бьёт так, что Коди падает на землю, как мешок без костей.
Остальная часть школьников наблюдает за происходящим в полном шоке. Моника даже снимает свои солнцезащитные очки и бросает их на тротуар рядом с собой.
— Пошли, — говорит мне Рейнджер, когда близнецы и Спенсер ухмыляются. Черч приподнимает бровь, всё ещё прислонившись к боку какого-то гладкого чёрного седана… Я думаю, это «Роллс-ройс»? Это соответствует его характеру. В то время как близнецы ездят на роскошном спортивном автомобиле, у него что-то элегантное и сдержанное. — Нам предстоит долгая поездка.
— Нам? — спрашиваю я, когда Рейнджер уводит меня прочь, и близнецы вступают друг с другом в эпическую войну пальцев, чтобы узнать, в чьей машине я поеду.
— Да, — говорит Рейнджер, но больше ничего мне не рассказывает, поскольку Спенсер скользит на пассажирское сиденье одной из «Ламбо» и сажает меня к себе на колени.
Я всегда готова к приключениям… особенно приятно то, что я вижу коматозное состояние моего бывшего парня, когда мы отъезжаем от обочины.
Карма — сука, не так ли?
— Что вы, ребята, здесь делаете? — я повторяю, как только благополучно усаживаюсь на колени Спенсера, а Мика садится за руль «Ламбо». Он водит как чёртов скоростной демон, и я понимаю, что мы участвуем в какой-то гонке с Тобиасом. Черч ведёт другую машину, «Фантом», или как там Мика её назвал, но он совершенно определённо не участвует в гонке. Мы оставляем его в пыли.
— Сейчас летние каникулы, разве нет? — спрашивает Мика, оглядываясь на нас, когда проезжает мимо нескольких медленно движущихся машин на обочине. «О Боже, он водит ещё хуже, чем Моника. Мы все умрём». — Почему бы нам не быть здесь?
— Разве ты не хотела, чтобы мы приехали? — спрашивает Спенсер, приподнимая тёмную бровь.
— Вы даже не представляете, как я рада, что вы здесь, — отвечаю я им как раз перед тем, как осознаю, куда мы направляемся. Мы направляемся на юг, в сторону Лос-Анджелеса. — Я просто немного удивлена, что вы, ребята, проделали весь этот путь, чтобы увидеть меня.
— Э-э, мы же говорили тебе, что сделаем это, не так ли? — Мика закатывает свои зелёные глаза, а затем жмёт на газ, и мы вливаемся в поток машин. Моё тело оказывается прижатым к телу Спенсера, но я не возражаю. Нет, я почти уверена, что мне досталось лучшее место.
— Куда мы направляемся? — спрашиваю я, когда он сворачивает на трассу I-5 на юг, Тобиас не сильно отстаёт от нас. Но затем мы выезжаем на автостраду, и там «Фантом», управляемый Черчем, мчится впереди нас по скоростной полосе.
— Вот сукин сын! — рычит Мика, вдавливая педаль в пол. Мы летим по дороге, а я молча молюсь всем богам, которые меня услышат, чтобы я сегодня не умерла. Дорожно-транспортное происшествие — не самый предпочтительный для меня вариант, большое вам спасибо.
— У нас для тебя сюрприз, — произносит Спенсер, шепча что-то мне в шею и заставляя меня поёжиться. Я в некотором роде отчаянно хочу побыть с ним наедине, если вы понимаете, к чему я клоню. Или… с близнецами. Хотя, поскольку у нас никогда раньше не было такого времени наедине, я ещё чертовски нервничаю.
— Какого рода сюрприз? — спрашиваю я, но Спенсер и Мика просто обмениваются взглядами и ухмылками.
Несколько часов спустя мы останавливаемся передохнуть, пока Черч доливает себе кофе, а другие парни направляются в туалет, оставляя нас вдвоём в вестибюле.
— Ты правда не скажешь мне, куда мы направляемся? — спрашиваю я, но Черч только улыбается, отхлёбывает кофе, а затем хмурится.
— Боже, он отвратителен. Возможно, мне придётся зайти в Старбакс или ещё куда-нибудь. Не то чтобы там было намного лучше. — Он все равно выпивает кофе, а затем снова наполняет свою чашку. — И нет. Разве ты не знаешь, что такое сюрприз?
— Я чуть не умерла на прошлой неделе. Неужели тебе меня не жаль? Что, если я не дотяну до сюрприза? — я беру пенопластовый стаканчик и наполняю его, делаю глоток и съёживаюсь. — Ладно, я даже не кофейный сноб, но ты прав: он отвратителен. — Черч смеётся, когда я выливаю коричневую жижу в ближайшее мусорное ведро. — Ты всё ещё пьёшь его? — спрашиваю я, когда оглядываюсь и вижу, что он прикончил половину чашки.
— Это часть моей личности, — говорит он, и я удивлённо моргаю, полностью поворачиваясь к нему лицом и облокачиваясь на край стола.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, склонив голову набок, и светлые локоны падают мне на лоб. Сейчас это почти приемлемая длина. Ну, и я поправила все локоны этим утром, чтобы хорошо выглядеть в последний день учёбы. Жаль только, что я не могла провести его в Адамсоне с колтунами в волосах, грязными очками и мешковатой униформой. И это даже не шутка.
— Я имею в виду, — начинает Черч, вытягивая длинную руку и позволяя своей чашке упасть в мусорное ведро. Он наклоняется ближе ко мне, проводя пальцем по линии бретельки моей майки, заставляя меня вздрогнуть. Он… действительно прикасается ко мне? Я не забыла, как он избегал меня в тот день, когда передал мне банку кофе. Этого парня действительно трудно понять, и в нём гораздо больше нюансов, чем я изначально думала. — Это приятный маленький признак, который люди могут использовать, чтобы описать меня. Кто такой Черч Монтегю? О, он президент Студенческого совета и любит кофе.
— Позволь мне уточнить: ты выбрал черту характера, чтобы придать её себе? — спрашиваю я, и его лицо слегка вытягивается. Я ожидаю, что его чересчур жизнерадостная натура примчится обратно. Вместо этого выражение его лица мрачнеет ещё больше.
— Почему бы и нет? Если это помогает людям понять меня, то что в этом плохого? Это не полная ложь: я действительно люблю кофе. — Он снова откидывается назад, на лице застывает задумчивая меланхолия. Черч выглядит одиноким. Вот что это такое. Он похож на меня до того, как я нашла Студенческий совет.
— Расскажи мне что-нибудь реальное о себе, — говорю я тихим голосом. Единственный звук в кирпичном здании — жужжание торговых автоматов. Моё сердце бешено колотится, и я нервничаю из-за того, что другие ребята выйдут и увидят нас с Черчем… стоящих и тихо болтающих? На самом деле, мы не делаем ничего предосудительного, но почему-то мне так кажется.
Этот обмен ощущается как нечто интимное.
— У меня пять сестёр, — отвечает он, но не улыбается. — Только никто из них не состоит со мной в кровном родстве. — Он смотрит на меня своими янтарными глазами, этот золотой мальчик, у ног которого весь мир, и он выглядит чертовски несчастным из-за этого.
— Не связаны кровным родством? — спрашиваю я, и Черч выдыхает, закрывая свои прекрасные глаза.
— Ты знаешь, что такое синдром самозванца? — спрашивает он, снова открывая их. Я качаю головой, и он улыбается мне, но это не его обычная ослепительная улыбка. Вместо этого это мягкая, печальная улыбка.
— Это когда тебя хвалят за то, чего, по твоему мнению, ты не заслуживаешь, когда ты член клуба, к которому не принадлежишь. И мне здесь не место. Все думают, что это так, но это не так.
— Чертовски мерзко, — кричит Спенсер, распахивая дверь уборной ладонями, когда близнецы выходят следом за ним, ухмыляясь от уха до уха. — Вы меня обоссали.
— Мы этого не делали, — спорят они, подходя и становясь рядом со мной и Черчем. Момент прошёл так же быстро, как и наступил, и я остаюсь наблюдать, как президент Студенческого совета берёт себя в руки, придавая лицу ироничное выражение, когда он оглядывает своих разномастных членов совета. — Мы пересекали ручьи.
— Да, и несколько капель попало мне на туфли, — возражает Спенсер, когда я приподнимаю бровь. Вау. Ладно, есть некоторые аспекты посещения школы для парней, по которым я не скучаю. Постоянные ссоры у писсуара — одна из них.
— Лжец, — напевают близнецы, показывая ему языки и скрещивая руки на груди. Я смотрю на них и знаю, что технически мы должны встречаться, но всё, что я чувствую — это сильное притяжение, наполовину вызванное чувством вины, наполовину отчаянным, ноющим желанием.
Мой взгляд перемещается на Спенсера.
— Что вы двое здесь делали? — спрашивает он как раз в тот момент, когда Рейнджер выходит из уборной, и входит девушка с волосами цвета розового золота, а за ней компания из пяти красивых парней.
«Интересно, такая же ли сложная у неё жизнь, как у меня?» — думаю я, когда она слегка улыбается мне и исчезает в женском туалете. Её окружение направляется в мужской туалет, и снова всё стихает.
— Просто болтали, — отвечает Черч, пренебрежительно махая рукой. — Может, продолжим? Мы почти на месте.
— Почти где? — я стону, умоляюще складывая руки вместе. — Вы должны мне сказать. В какой-то момент я должна проинформировать отца. — Я хмурюсь, но продолжаю. — Ну, пожалуйста?
— Поцелуй нас, и мы тебе расскажем, — говорят близнецы, наклоняясь по обе стороны от меня. Я чмокаю каждого из них в щеку, а затем отталкиваю их назад. Спенсер не удивлен, но ничего не говорит.
— Ладно, так куда мы направляемся? — повторяю я, переводя взгляд с одного на другого. Они просто ухмыляются, и Тобиас стаскивает с себя толстовку.
— Становится холодно, — говорит он, натягивая её мне на голову, пока я мечусь и пытаюсь освободиться. У него свой неповторимый аромат, острота кедра и ветивера с оттенком вишни. — Кроме того, мы солгали. Извини, нам не жаль. Поторопись, Чак.
— Я рада, что не поцеловала вас в губы! — кричу я, стягивая толстовку и освобождая голову, свирепо глядя на их удаляющиеся спины, самоуверенные, высокие, мускулистые, сексуальные и уверенные в себе.
Мудаки.
— Ты могла бы, ты же знаешь, — тихо говорит Спенсер, засовывая руки в карманы чёрных джинсов, в то время как Черч и Рейнджер обмениваются взглядами, а затем отходят, чтобы дать нам минутку уединения. — Я имею в виду, поцеловать их. — Он поднимает на меня свой сверкающий, как драгоценный камень, взгляд и дарит полуулыбку, которая творит всевозможные чудеса с моими внутренностями. Моё сердце начинает выполнять гимнастические упражнения, в то время как желудок кружится как балерина. Я чувствую одновременно тошноту и приподнятое настроение. — Сделка есть сделка. Кроме того… — он делает шаг ко мне, и я автоматически запрокидываю голову, ожидая поцелуя, желая поцелуя, отчаянно нуждаясь в нём. — Я думаю, то, что у нас есть, могло бы продолжаться вечно, и я не хочу, чтобы ты задавалась вопросом, что могло бы быть. Я твой первый, и я хочу быть твоим последним, поэтому мне нужно, чтобы ты знала, что сделала правильный выбор.
— Тебя никогда нельзя было считать неправильным выбором, — говорю я ему, но парень прерывает меня поцелуем, который обжигает так горячо, что я не могу сопротивляться, когда он толкает меня спиной к торговому автомату. Огонь бежит по венам, заставляя мою кожу натянуться, причиняя мне боль.
Спенсер прикусывает мою нижнюю губу и втягивает её в рот, дразня меня смешком, который я чувствую до самых костей.
— Дай Тобиасу и Мике шанс, я не боюсь. — Он отступает от меня и выдыхает, протягивая руку, чтобы коснуться моего лица, его большой палец проводит по дрожащей, ноющей влаге моей нижней губы. — Единственное, чего я боюсь, — это потерять их или потерять тебя. И если они чувствуют хотя бы малую толику того, что я чувствую к тебе, тогда, по крайней мере, давай попробуем. Я лучше совершу несколько небрежных ошибок вместе, чем буду наблюдать, как ревность разлучает нас.
— Ты удивительно зрелый для мудака, торгующего травкой, — молвлю я ему, останавливаясь, когда девушка с волосами цвета розового золота выходит из уборной, притворяясь, что не смотрит на нас из-за нашего странного сексуального напряжения. Она вежливо извиняется и выходит на улицу.
— Я полон сюрпризов, — говорит Спенсер, снова делая шаг вперёд и обнимая меня. Он прижимается губами к моему уху. — Включая тот, о котором ты не узнаешь, пока мы не доберёмся туда.
Он со смехом отстраняется, и я краснею, пыхтя, когда выхожу за ним на улицу. В наказание вместо этого я сажусь в блестящий чёрный «Роллс-ройс» вместе с Рейнджером и Черчем.
Они, кажется, удивлены, увидев меня, но не жалуются.
— Есть какие-нибудь новости на фронте мистера Мерфи? — спрашиваю я, но Рейнджер качает головой, взъерошивая чёрные волосы ногтями, накрашенными синим. От него пахнет кожей и сахаром, когда я наклоняюсь ближе и делаю глубокий, тихий вдох, чтобы насладиться запахом. Может быть, это странно, но я ничего не могу с собой поделать. Он — идеальное сочетание сладости и опасности.
— Ничего. После твоего ухода всё как будто стихло. Я имею в виду, кроме того факта, что он был чрезвычайно мил. Меня от этого тошнит.
— Ах, да, адская проблема учителя, который слишком добр к ученику. Это, безусловно, доказывает его вину.
Рейнджер поворачивается и свирепо смотрит на Черча, а я хихикаю.
— Может быть, это ерунда? Может быть, он просто супер приятный парень, который учится в младших классах — как и многие парни, могу добавить — и у него есть фиолетовый фломастер, и он знал Дженику. Это могло бы быть буквально так просто. — Я откидываюсь на мягкие кожаные сиденья и притворяюсь, что не провожу по ним ладонью, вытирая всё дерьмо из салона.
— Я забыл: крестьяне ведь любят кожу, не так ли? Так вот почему ты проткнула сиденья своего бывшего? Что-то вроде восстания по типу Французской революции?
— И я забыла, как сильно ненавижу богатых людей. — Я щёлкаю Черча по уху, но он только ухмыляется. — Вернёмся к обсуждаемой теме: убийству. Никаких зацепок по Юджину? Вражда, происходящая за кулисами? Может быть, это как-то связано со сверхбогатыми и их политикой? Отец моей матери часто разглагольствовал о мировой элите; он был убеждён, что у сверхбогатых было что-то вроде тайного общества, которым они пользовались, чтобы играть всеми нами, как пешками.
— Так и есть: он называется Клуб Бесконечности, но сейчас это не важно, — произносит Черч, и я разеваю рот, как рыба. Существует суперсекретная организация богатых людей?! Что, чёрт возьми, на самом деле происходит? — Он не имеет к этому никакого отношения.
— Кто-то — нет, трое — следовали за мной всю дорогу до Санта-Круза, а затем набросились с оружием на готове. Мне это кажется огромным заговором. — Я скрещиваю руки на груди и вздыхаю, наклоняясь, чтобы порыться в своём рюкзаке. Он всё, что у меня есть. Парни настояли на том, что купят мне всё, что мне понадобится в этой поездке, включая одежду, обувь и зубную щётку. О, и близнецы очень хотели сообщить мне, что они предоставят бюстгальтеры и трусики в изобилии. Как великодушно с их стороны.
Я достаю блокнот и постукиваю ручкой по странице.
— Что ты делаешь? — спрашивает Рейнджер, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня своим фирменным хмурым выражением лица. Я поднимаю розовую тетрадь с белым котёнком на обложке, и, клянусь богом, у него на щеках появляется светло-розовый румянец. — Для чего это, чёрт возьми?
Или… может быть, мне это просто показалось? Да, держу пари, что так и было. Он придурок мирового класса.
— Это мой суперсекретный шпионский блокнот, придурок. Если кто-то собирается попытаться убить меня, я, по крайней мере, имею право поиграть в детектива, не так ли? Это единственная надежда, которая у меня есть.
— Как много из дневника Дженики ты прочитала? — спрашивает он, и его голос внезапно становится тихим и странным. Я с трудом сглатываю, но понимаю. Она через многое прошла, встречалась с Риком, но, возможно, дурачилась с Лайонелом, он же мистер Мерфи, и тусовалась с Джеффом и Джеком. А потом ещё эти неприятные моменты с наркотиками. Дженика не была идеальной, но не заслуживала смерти.
— Всё, — отвечаю я ему, потому что только вчера вечером закончила. Самое жуткое в её дневнике — это то, что он обрывается на полуслове, как будто она всё ещё где-то ждёт, чтобы закончить эти свои странно добрую мысли.
На следующей неделе во время Кулинарного клуба я хотела бы посмотреть, смогу ли привнести немного соревновательного духа, собрав команду…
И всё. Только это. Больше ничего, это были последние слова, которые она когда-либо писала.
Ну, ладно, не последние слова.
Есть странный факт, что оторванный листок бумаги, составляющий её предсмертную записку, совпадает с оторванным краем последней страницы в дневнике. Рейнджер не сказал мне об этой части; он позволил мне разобраться с этим самостоятельно.
Дорогой младший, я думаю, они знают о нас. Я мало что ещё могу сделать. Если ты захочешь встретиться со мной, ты знаешь, где меня найти. Я буду ждать вместе с ангелами. С любовью, Джей.
Она оставила её в своей комнате в женском общежитии вместе со своим дневником. Серебряный ключ, открывавший её дверь, висел у неё на шее, но золотой ключ, ведущий в катакомбы, лежал в её старой комнате в общежитии для парней, она же моя комната.
Я рисую себе маленькую картинку, но от этого легче не становится. Никакие подсказки не осеняют меня, как это было однажды.
Рука Рейнджера тянется через сиденье, и он осторожно закрывает мой блокнот. Когда я поднимаю глаза, то вижу, что его сапфировые глаза смотрят на меня в темноте, подсвеченные лампочками на приборной панели.
— Отвлекись от этого на минутку, — говорит он, его пальцы касаются моих. — Мы здесь, ты в безопасности. Мы побеспокоимся об этом позже. Я думаю, нам всем не помешало бы поднять настроение.
— Как долго? — спрашиваю я, и, по крайней мере, мне кажется, Рейнджер знает, о чём я говорю. Он переплетает свои пальцы с моими и слегка сжимает их.
«В этом ничего нет», — говорю я себе, с трудом сглатывая. «Между нами ничего не происходит, кроме дружбы».
— В этой поездке всего три дня. Но потом мы останемся с тобой на всё лето. Теперь, когда мы знаем, что здесь тоже небезопасно, я хочу, чтобы ты вернулась в Адамсон.
— Мы хотим, чтобы ты вернулась в Адамсон, — говорит Черч почти загадочно. — И я думаю, что придумал план, как это осуществить.
Услышав это, я оживляюсь, и Рейнджер убирает руку.
— Как именно? — спрашиваю я, на время откладывая блокнот в сторону.
— Увидишь. — Загадочный ответ Черча приводит меня в бесконечное бешенство, но потом я вижу впереди знак, и мой рот открывается от удивления.
— Диснейленд? — спрашиваю я, и его улыбка становится шире. Рейнджер тоже на самом деле сверкает маленькой, редкой улыбкой.
— Грёбаный Диснейленд, — произносит он, и, клянусь, я визжу, обвивая руками шею Рейнджера, а затем Черча. Оба парня напрягаются, как будто я дала им пощёчину, но я слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. Я никогда не была в Диснейленде, несмотря на то, что находилась совсем рядом. На самом деле это никогда не входило в папин бюджет. Ну, и никто из моих друзей, которые могли бы позволить себе взять меня с собой — как, например, Моника — не был заинтересован в поездке.
— Серьёзно? — спрашиваю я, когда мы делаем ещё один поворот и направляемся прямо к отелю «Диснейленд». — Ребята, вы что, издеваетесь надо мной?
— У нас есть для тебя кое-что ещё, — говорит Рейнджер, доставая маленькую бархатную коробочку из-под приборной панели и передавая её мне. Моё сердце бешено колотится, потому что это выглядит так, будто он пытается вручить мне обручальное кольцо. Конечно, я знаю, что это полная чушь, но всё равно какая-то странная часть меня любит фантазировать на эту тему.
— Это значок Студенческого совета, — молвлю я, открывая коробку, и обнаруживая одну из маленьких эмалевых булавок с гербом Академии Адамсон. На нём изображён грифон внутри щита, и он увенчан короной. — Зачем вы мне его даёте?
— Потому что Росс только что закончил школу, и нам нужен новый ассистент. — Рейнджер бросает взгляд в мою сторону, и я в ответ прищуриваюсь.
— Ух ты, привилегия быть вашим помощником? Как я могу устоять? — я всё равно достаю булавку из коробки и держу её на ладони. — Кроме того, разве Студенческий совет не является выборной должностью? Разве вам не нужно, чтобы за вас снова проголосовали?
— За нас снова проголосуют, — говорит Черч, сворачивая на парковку. — И мы сами выбираем себе помощника. Поздравляю, Чак Микропенис. — Он произносит эту последнюю часть, опуская стекло, чтобы поприветствовать служащего. Мужчина бросает на меня очень любопытный взгляд через плечо Черча, но я слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание.
Мы подъезжаем ко входу в отель, и первое, что я делаю, это обнимаю Тобиаса, Мику и Спенсера в знак благодарности.
— Подожди, пока не увидишь комнату, — говорит Мика себе под нос, одаривая меня ухмылкой. Я закидываю рюкзак на плечо, и мы ждём, пока Черч зарегистрирует нас.
— Нам вообще разрешат остановиться здесь одним? — спрашиваю я, направляясь к сувенирному магазину. Там есть объявление о завтрашнем раннем закрытии парка, целая выставка мышиных ушек в разных стилях и вывеска об истории отеля.
— А почему бы и нет? — спрашивает Тобиас, надевая мне на голову пару ушек с радугой Гордости (прим. — Радуга Гордости — флаг ЛГБТК сообщества). Он на мгновение перебирает пальцами мои волосы, его зелёные глаза сияют в свете белых огней сувенирного магазина.
— Разве тебе не должно быть, типа, двадцать один, чтобы снять номер в отеле?
Тобиас улыбается мне, когда я беру пару розово-золотых ушек с бантиком и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы надеть их ему на голову.
— Может быть, некоторым людям и нужно. Только не нам. У нас свои способы. — Он позволяет мне заправить его красно-оранжевые волосы за уши, а затем берёт меня за запястья, когда я пытаюсь отстраниться. — Помнишь, как мы говорили о курсе поцелуев, который я собирался тебе провести?
— Курс поцелуев? — спрашивает Спенсер, надевая красную бейсболку с радужными ушками и переводя взгляд с одного на другого. Головной убор отбрасывает пряди серебристых волос ему на лицо, придавая ему дерзкий вид.
— Я давал Чаку урок поцелуев в женском общежитии и пообещал, что позже мы продолжим занятия, — объясняет он, притягивая меня к себе. Наши тела прижимаются друг к другу, когда Тобиас опускает руки на мои бёдра. Когда я смотрю на него снизу-вверх, все эти чувства снова накатывают. — Знаешь, нам нужно потренироваться, раз уж мы в отпуске и всё такое.
— Я… — я начинаю, но не уверена, смогу ли поцеловать Тобиаса, когда Спенсер стоит прямо там. К счастью, мне не приходится делать выбор, так как Черч появляется с ключами от нашей комнаты.
На лице Тобиаса мелькает обида, когда я отстраняюсь, но не знаю, что делать. Как бы мне ни нравилось читать книги об обратном гареме или смотреть японское аниме, я не уверена, как это реализовать в реальной жизни.
— Эй, — говорит Мика, хватая меня за руку и немного оттаскивая назад, чтобы мы могли идти и разговаривать одновременно. Дорожки здесь окружены хорошо ухоженной листвой, пышной и тропической, создавая все эти маленькие укромные уголки по всему двору. — Ты такая задумчивая. Тебе здесь не нравится?
— Мне нравится, я просто… — у меня на мгновение сжимается грудь, когда я смотрю на Мику, такого же красивого, как его брат, но по-другому. У Тобиаса такая сильная, но нежная энергетика, в то время как у Мики все жесткие углы и ухмылки. Они оба прекрасны и, о, такие разные. — Тебе когда-нибудь казалось, что всё идет слишком хорошо? Как будто ты получаешь больше, чем, по твоему мнению, заслуживаешь?
— Это из-за нас и Спенсера? — спрашивает он, и я киваю. Мика натянуто улыбается мне, а затем сцепляет руки за головой, когда мы входим в холл на первом этаже отеля. Это заведение состоит из первого зданияя, в котором находится главный вестибюль, и три отдельных здания, которые окружают центральный бассейн с водной горкой и гидромассажными ваннами.
— Я не хочу потерять Спенсера, — признаюсь я, и Мика кивает, его улыбка превращается в лёгкую ухмылку.
— Ты бы нам не понравилась, если бы тебя это не беспокоило, — говорит он, но затем притягивает меня ближе и прислоняет к колонне, прижимая меня руками по обе стороны от моего лица. Он такой высокий, что ему приходится наклоняться вперёд, чтобы быть на одном уровне со мной. — Но серьёзно, просто доверься нам, Шарлотта. Ты не думаешь, что заслуживаешь всего этого. Но знаешь, что?
— Ты безжалостен, — бормочу я, и он ухмыляется.
— Я могу таким быть. И я буду таким, когда узнаю, кто тебя преследует. Поверь мне. А теперь поцелуй меня, чёрт возьми, пока ты не ранила мои чувства.
— Просто поцелуй его, чтобы он заткнулся к чёртовой матери, — говорит Спенсер, но мои глаза устремляются прямо на Тобиаса. Он замечает, что я смотрю, и затем делает шаг вперёд, отводя одну руку брата в сторону и кладя на ее место свою, по одному близнецу по обе стороны от меня.
— Мы так и не получили приветственного поцелуя, — говорят они в унисон, наклоняясь с парой одинаковых улыбок. — Давайте исправим это.
Моё сердце бешено колотится, и здесь чертовски много семей с маленькими детьми, глазеющих на диораму железной дороги Биг-Тандер-Маунтин, которую я вижу позади близнецов МакКарти.
Напряжение между нами абсурдно, горячо и непристойно, определённо похотливо, определённо неуместно в данный момент. И всё же, когда Тобиас наклоняется и дышит мне в ухо, с моих губ срывается тихий вздох тоски.
— Попробуй, Чак, — шепчет он, поворачивая голову и захватывая мой рот в таком долгом, тягучем поцелуе. Это кажется таким запоздалым, таким запретным, но в то же время таким желанным. Я наклоняюсь, и он целует меня глубже, крепче, раздвигая мои губы языком.
«Я думаю, что нас сейчас выгонят из парка», — но тут Мика целует уголок моих губ и поворачивает мой подбородок к себе. Прежде чем я успеваю осознать это, я целую его вместо Тобиаса. Изменение происходит мгновенно, разительное в реальности своих различий. Там, где Тобиас целуется с тёплой, голодной страстью, поцелуй его брата острый, как нож.
Я отстраняюсь, прислоняюсь головой к колонне, тяжело дыша, как сумасшедшая.
— Приберегите остальное для комнаты, — рычит Рейнджер, беря меня за руку и вытаскивая из-под них двоих. У меня кружится голова, и я чувствую лёгкую дурноту. Не только от поцелуев (хотя это огромная часть всего), но и от всего остального. Появление парней в моей школе, сюрприз и речи. Я ничего такого не ожидала.
У меня сжимается грудь, когда мы поднимаемся на лифте и идём по коридору к двойным дверям.
— Это выглядит чертовски шикарно, — шепчу я, протягивая пальцы, чтобы коснуться таблички рядом с дверью с надписью: «Сказочный номер».
— О, это так, — обещает Рейнджер, отпирая дверь карточкой-ключом и прижимаясь к ней спиной, чтобы удержать её открытой.
У меня отвисает челюсть, когда я вхожу в комнату, оформленную в белых и фиолетовых тонах, повсюду сверкающие завитки, на стенах картины «Спящая красавица». Раздаётся весёлый звук колокольчика, и на стене слева от меня загораются три изображения, включая светящийся замок. И это всего лишь фойе.
В самой спальне есть целый ряд окон, выходящих в центр Диснея, и ванная комната с джакузи, достаточно большой для двух… или трёх, или даже четырёх человек.
Там есть кровать с балдахином, бархатные шезлонги и простыни, похожие на шёлк. Я падаю на них, но только на секунду. Затем я совершаю второй обход этого места, поражаясь размерам и великолепию чёртовой комнаты.
— Сколько это, блядь, стоит? — шепчу я, и Рейнджер с Черчем обмениваются взглядами. Спенсер тем временем открывает бутылку шампанского, которую достал из мини-бара, и наполняет несколько бокалов.
— Это не имеет значения, так ведь? — спрашивает Черч, открывая дверь на лёгкий стук и впуская швейцара с сумками парней. Всё, что есть у меня, — это мой рюкзак, но, если они говорят, что собираются купить мне новую одежду, меня это устраивает. Они не поймают эту цыпочку на сопротивлении бесплатной одежде.
Я украдкой наблюдаю, как Черч даёт чаевые швейцару, ожидая, может быть, доллар или два за сумку. Вместо этого он дает ему сто баксов, и я прикусываю губу. То, что моя мать работает горничной, заставило меня остро осознать, насколько плохо могут относиться к тем, кто работает в сфере услуг. Если бы Черч был груб, я не уверена, что смогла бы снова смотреть на него как раньше.
— Давайте поднимем тост, — говорит Спенсер, раздавая бокалы, его пальцы касаются моих. Я не могу не задаться вопросом, как здесь будут устроены спальные места. Насколько я могу видеть, здесь только одна кровать. — За Чака, нашего нового помощника.
— За Спенсера, за то, что он не умер, — добавляет Мика, поднимая свой бокал.
— И за Черча… — начинает Тобиас, а затем замолкает, когда Черч одаривает его убийственным взглядом холодных янтарных глаз. — Предложившего снять два номера: люкс «Пираты Карибского моря» и этот, для Чака.
— Это прекрасно. — Слова вырываются шёпотом, но я не уверена, что ещё могу сказать. Прямо сейчас я в буквальном смысле живу мечтой, и всё плохое просто исчезает. Трудно вспомнить, что кто-то хочет убить меня, когда я нахожусь на высоте двадцати девяти этажей и окружена друзьями. — Это уже слишком, парни, спасибо вам. — Мои щёки горят, когда мы чокаемся и пьём.
Рейнджер отходит, чтобы полюбоваться видом, в то время как Мика включает телевизор, нажимая кнопку, которая запускает бесконечный поток диснеевской музыки. «Go the distance», из фильма Геркулес, который сейчас показывают.
— Не слишком по-детски? — спрашивает меня Черч, элегантно держа бокал в одной руке и указывая другой на роскошную комнату. Я бросаю на него взгляд.
— Волшебная бесплатная поездка в Диснейленд, в люксе принцессы, с шампанским и хорошей компанией? Ты ведь шутишь, да? — он улыбается мне, когда я снова сажусь на край кровати, достаю телефон, чтобы отправить сообщение Монике. Она никогда не поверит в это дерьмо.
Конечно, есть ещё сообщение от папы с требованием, чтобы я ему перезвонила. Я мгновение размышляю над этим, а затем отправляю ему сообщение, давая понять, что со мной всё в порядке. Если он хочет контролировать всю мою жизнь, может быть, ему стоило подумать о том, чтобы оставить меня в Адамсоне? Я увижусь с мамой, пока буду здесь; это немного успокоит его.
— Каков план, как вернуть меня в Адамсон в следующем году? — небрежно спрашиваю я, но Черч игнорирует вопрос, глядя в окно на толпы, текущие по главной улице.
— Это летние каникулы — каникулы. Расслабься, Чак. — Мика падает на кровать и сбрасывает обувь, допивает шампанское и отставляет бокал в сторону. — Хорошо, так как же мы собираемся устроиться? Я говорю, что мы с Тобиасом проведём здесь две ночи, а потом Спенсер — последнюю. Это довольно справедливо.
— Ты предполагаешь, что Шарлотта вообще захочет, чтобы вы были в её комнате, — говорит Рейнджер, скрещивая руки на груди. Он создаёт довольно устрашающую картину, стоя там, за спиной у него виднеется горизонт, он одетый во всё черное, и видна его татуировка.
— Наверное, тебе лучше не оставаться здесь одной, на всякий случай, — размышляет Черч, усаживаясь в шезлонг и скрещивая длинные ноги. — Конечно, ты всегда можешь назначить одного из нас на этот диван. Он достаточно удобен.
— И вообще, зачем вам, ребята, две ночи подряд? — вставляет Спенсер, плюхаясь на один из фиолетовых стульев, а затем хватает лежащий на столе пакет, завёрнутый в пластик и украшенный бантом. Я ставлю своё шампанское на стол, и он протягивает его мне. Внутри есть множество тематических закусок. Забавно.
— Потому что нас двое, — говорят парни МакКарти, в унисон высовывая языки. Тобиас садится справа от меня и достаёт пакетик попкорна размером с закуску.
— Как долго вы, ребята, собираетесь заниматься этими вещами близнецов? — спрашиваю я с неподдельным любопытством. Тобиас встречает мой взгляд и приподнимает бровь. — Я имею в виду, например, говорить в унисон или… встречаться в унисон.
— Мы хотим жениться на одной и той же девушке, — отвечают они, и настаёт моя очередь приподнимать брови.
— Разве это, типа, не незаконно? — спрашиваю я, пока Спенсер достаёт бесплатную бутылку водки «Ketel One» и немного сока, чтобы смешать его с ней. Затем он хватает ведёрко со льдом и направляется в холл.
— Только если вы оба попытаетесь получить разрешение на брак. — Тобиас пожимает плечами, а затем улыбается, глядя себе на колени. — Мы просто лучше работаем, когда вместе. То, как мы поступали в прошлом… разрывало нас на части.
— И кроме того, — добавляет Мика, зевая, а затем стягивает рубашку через голову. Он бросает её на пол, как будто собирается уютно устроиться в моей комнате. Помню, я подумала, что близнецам было почти пугающе комфортно в папином доме, как будто они брали всё на себя, даже не осознавая этого. Однако на этот раз я действительно могу наблюдать за ними, воспринимать всё это, не беспокоясь о Спенсере. — Моногамия мертва. Посмотрите, что это сделало с нашими родителями? Нет уж, спасибо.
— Вы когда-нибудь пробовали встречаться с однояйцевыми близнецами? — спрашиваю я, и, клянусь, оба парня съёживаются.
— Пробовали, — отвечают они, а затем Тобиас обменивается взглядом через плечо с братом.
— Честно говоря, мы ненавидим близнецов, — говорит Мика, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня, и пожимая одним сексуальным, идеальным плечом. Его татуировка в виде вишни привлекает моё внимание, и дальше всё катится под откос, когда я смотрю на выпуклые формы его бицепсов, плоскую грудь, на то, как сползают его серые спортивные штаны, обнажая великолепную нижнюю часть пресса.
«Боже милостивый, я жаждущая сучка», — думаю я, поворачиваясь обратно к двери, когда входит Спенсер со льдом.
— Почему вы ненавидите близнецов? — спрашиваю я, и он смеётся.
— Они слишком много значат сами для себя. Ты думаешь, они смогут справиться с очередным набором своего собственного дерьма? Поверь мне: так им будет намного лучше. — Спенсер кладёт несколько кубиков в мой бокал, а затем смешивает мне напиток, протягивая его с самодовольной улыбкой на красивом лице. Его красивое, определённо-не-мёртвое лицо.
— Мы уже встречались с парой однояйцевых близнецов раньше. «Это ужасно утомительно», — говорит Тобиас, слегка прищуривая зелёные глаза. — Вы смотрели то реалити-шоу, где две однояйцевые женщины-близнецы выходят замуж за двух идентичных мужчин-близнецов? Это грёбаный неизбежный провал. Вот на что это было похоже.
— Значит, вы предпочли бы делить девушку с кем-то другим? — спрашиваю я, допивая свой напиток так быстро, что в итоге испытываю приятное лёгкое возбуждение. Это заставляет меня чувствовать себя смелее. Я откидываюсь на кровать, кладу голову на плоский живот Мики. Его пальцы танцуют в моих волосах, и я дрожу.
— Гораздо больше, — отвечает он, подёргивая выгоревшие на солнце локоны. — Чувак, ты выглядишь совсем по-другому. Я имею в виду, я знаю, что мы общались в видео-чате, но, клянусь, я едва узнал тебя, когда ты вышла на улицу.
Я сверкаю улыбкой, когда Рейнджер садится рядом с Черчем на шезлонг и принимает напиток от Спенсера.
— Я жила на солнце, — признаюсь я, вздыхая и закрывая глаза. Это был долгий день, и я счастливо насытилась, кайфую и нахожусь в безопасности друзей. Я могла бы заснуть прямо сейчас. Вместо этого я заставляю себя открыть глаза. Я ни за что не позволю этому прекрасному моменту ускользнуть. — Скоро мне придётся сводить вас, ребята, на сёрфинг.
— Спенсер, вероятно, будет сопротивляться изо всех сил и в конечном итоге умрёт, — говорит Тобиас, позволяя другу игриво хлопнуть его по плечу. Приятно видеть, что они снова стали такими, как обычно. Последнее, что я бы когда-либо хотела сделать — это поссорить ребят.
— О пожалуйста. — Спенсер фыркает и закатывает глаза, делая глоток прямо из бутылки с водкой. — Тебе повезёт, если ты вообще сможешь встать на доску.
— Заключишь на это пари? — Тобиас подначивает Рейнджера, когда тот бросает печенье с Минни Маус через всю комнату, точно попадая Мике в центр груди. Он приходит в себя, фыркнув, и я понимаю, что не я одна здесь засыпаю.
— Давайте разберёмся с размещением в номерах, чтобы мы могли перенести весь багаж, — говорит Рейнджер, поднимаясь на ноги и потягиваясь.
— Один брат-актобат уже почти вырубился, — молвит Спенсер, переключая внимание с Мики на меня. — Если Шарлотта не против, члены МакКарти могут остаться на ночь.
Я открываю рот, чтобы возразить, но потом вспоминаю наш разговор во время остановки, обиду на лице Тобиаса, когда я отказалась поцеловать его, лекцию, которую я получила от Мики.
— У тебя есть какие-нибудь презервативы? — спрашивает Тобиас, и, чёрт возьми, клянусь, когда я пинаю его в спину, это чисто рефлекторно.
— Слишком самонадеянно? — выпаливаю я, краснея и садясь. — Ты можешь уложить свою задницу на шезлонг.
Спенсер выходит из комнаты и возвращается с коробкой, бросая её мне.
— Как я уже сказал, я их не боюсь. У меня определённо член больше. Поверь мне, я видел их больше раз, чем хотел бы это признать.
— Сегодня ночью в этой комнате никто не будет заниматься сексом, — бормочу я, спихивая Тобиаса с края кровати. Он спотыкается, но удерживается, поворачиваясь, чтобы улыбнуться мне, когда я забираюсь на роскошные простыни. — А теперь пошли вон из моей комнаты.
— Так точно, мэм, — говорит Спенсер, и я улыбаюсь, когда Черч, проходя мимо, похлопывает меня по ноге, Рейнджер следует за ним. Я засыпаю ещё до того, как за ними закрывается дверь.