Пятница не наступает слишком долго. Я буквально отсчитываю секунды. Дело не в том, что мне не нравится проводить время с мамой, но, клянусь, каждый день происходит какое-то мероприятие с участием Йена Дэйва. Но я не могу сбежать, не тогда, когда мама взяла отгул на неделю, чтобы провести время со мной. Я знаю из подслушанного разговора между ней и папой, что он давал ей дополнительные деньги, чтобы помочь оплачивать счета и наши прогулки.
Так что я выдерживаю, и мы делаем маникюр, устраиваем пикник в парке и вместе отправляемся на дегтярные ямы Ла Бреа. В целом это неплохая поездка, но квартира маленькая и душная, и я не чувствую себя как дома. По какой-то причине это всё заставляет меня скучать по Академии Адамсон ещё больше.
— Какое милое платье, — говорит мама, когда я выхожу из ванной в розовом коктейльном платье, туфлях-лодочках телесного цвета и с маленькой блестящей сумочкой, которую выбрал Рейнджер. Клянусь, этот парень помешан на милых штучках. Его щёки розовеют, когда он видит что-то, что ему нравится, а потом, если вы попытаетесь упрекнуть его в этом, он злится до чёртиков.
— Спасибо, — отвечаю я, кладя руку на живот, чтобы унять бабочек. Ужин с родителями никогда не бывает лёгким, особенно когда тебе нужно беспокоиться не только о парне. — Я нормально выгляжу?
— Ты же моя дочь? — говорит она, и я улыбаюсь.
Раздаётся стук в дверь, и я ловлю себя на том, что резко втягиваю воздух, чтобы успокоить нервы, прежде чем пойти открывать.
Дверь широко распахивается, и вот они стоят группой, все в строгих костюмах и галстуках. У меня отвисает челюсть, и я остолбенело смотрю, как Спенсер суёт мне в руки огромный букет роз.
«Ну, здравствуй, Студенческий совет Адамсона».
— Я тоже рад тебя видеть, — говорит он, сверкая улыбкой.
— Добрый вечер, Чак, — говорят близнецы в унисон.
Рейнджер предлагает один розовый тюльпан, в то время как Черч оценивающе оглядывает меня.
— Я должен сказать, что наш последний помощник и близко не был таким привлекательный.
Мои щёки вспыхивают, и я на мгновение замолкаю, но Черч просто… ну, такой кокетливый. Иногда. Я имею в виду, когда он не ведёт себя как хладнокровный социопат, психопат или что-то в этом роде. «Он, наверное, влюблен в тебя». Слова Мики на мгновение мелькают у меня в голове, но я отмахиваюсь от них.
— Спасибо вам, ребята, что пришли, — говорю я, оглядываюсь и вижу ожидающий нас лимузин.
Ах, да, преимущества свиданий с богатыми чуваками.
Я не буду жаловаться на это.
— Мама, ты помнишь парней? — говорю я, беря её за руку, когда она направляется к двери.
— Верно. Трое из них — твои парни, а двое других…
— Просто друзья, — добавляет Рейнджер, отвечая на вопрос моей матери прежде, чем я успеваю это сделать. Он поворачивается и направляется вниз по лестнице, остальные следуют за ним.
— Он был в плохом настроении после истории с мистером Дэйвом, — шепчет Тобиас, беря меня за левую руку и заставляя Спенсера нахмуриться. — Он чертовски беспокоится о тебе. Говорил же тебе, что он превратит тебя в Дженику.
— В его сестру, верно, — молвлю я, когда мы все садимся в лимузин, и Черч вручает моей матери бутылку, должно быть, очень дорогого шампанского. Её глаза загораются, а щёки краснеют.
— Спасибо, я бы с удовольствием выпила бокал, но не могу, — говорит она. — Я всё ещё выздоравливаю, и, хотя алкоголь никогда не был моим пороком, сегодня вечером мне придётся ограничиться лимонной водой.
— Вполне понятно, — произносит Черч, а затем наливает себе бокал, что маме не особенно нравится, учитывая, что он несовершеннолетний. Но я полагаю, вы не можете сказать семнадцатилетнему парню, которому почти восемнадцать, что он не может пить дорогое шампанское на заднем сиденье собственного лимузина. Или, ну, я просто предполагаю, что эта машина принадлежит Монтегю. Но на самом деле это мог быть кто угодно из парней.
— Миссис Карсон, не так ли? Или вы предпочитаете, чтобы вас называли Элоизой? — спрашивает Черч, и я прищуриваюсь, глядя на него. Он снова запудривает мозги взрослому человеку, на что, честно говоря, моя мать клюнет в два раза лучше, чем мой отец. А учитывая, что он купил крючок, леску и грузило, мама обречена.
— Элоиза великолепно, или даже мисс Рейтман. Я меняю фамилию на девичью. Самое время, учитывая, что мы в разводе уже четыре года. — Мама замолкает и смотрит на меня так, словно ожидает, что я устрою из-за этого какую-нибудь истерику. Я признаю, когда родители только развелись, у меня было разбито сердце, но с тех пор я прошла долгий путь. Она бы знала это, если бы была рядом и видела. — На самом деле, в моей жизни появился новый мужчина, так что это вполне уместно.
— Ты же не думаешь выйти замуж за этого парня? — спрашиваю я, потому что одно дело, когда мать встречается, и совсем другое, когда она влюблена в мужчину, который вполне может оказаться серийным убийцей. Или подождите, обязательно ли убивать больше двух человек, чтобы стать серийным убийцей? И потом, во всём этом замешаны по меньшей мере три сообщника… Тьфу. Я провожу рукой по лицу.
— Пока нет, Шарлотта, но мне нравится смотреть на вещи непредвзято. — Мама улыбается и откидывает с лица несколько локонов, её карие глаза осматривают парней, рассевшихся веером по сиденьям. — А теперь, если ты выйдешь замуж за трёх мальчиков, чью фамилию ты возьмёшь? — спрашивает она, а затем смеётся, как будто действительно считает это забавной шуткой.
— Сейчас уже не средневековье, мам. Ты не берёшь ничью фамилию. Ты просто сожительствуешь с тремя любовниками и разделяешь счета.
— Шарлотта, — упрекает она, бросив на меня взгляд. — Не будь такой. Я просто дразнила тебя.
— Чем вы занимаетесь по работе? — спрашивает Спенсер, прочищая горло и пытаясь принять участие в разговоре. Это чертовски неловко, но, по крайней мере, он хорошо выглядит в угольно-сером костюме и бирюзовом галстуке, который подходит к его глазам.
— Я горничная в крупном сетевом отеле, — отвечает мама, и близнецы обмениваются взглядами. Мои щёки краснеют, но я не смотрю на них. Может быть, они складывают два и два, как, например, когда я пыталась сама помыть посуду у них дома, или как я ненавижу оставлять поднос в кафетерии, чтобы кто-то другой убрал его…
Или блядь.
До сих пор мне это не приходило в голову, но… может быть, их интересует что-то другое во мне? Что, если они подумают, что я золотоискательница? Что, если они подумают, что я недостаточно хороша для них из-за моей мамы?
Внезапно становится трудно дышать, и я безмерно благодарна, когда мы добираемся до ресторана и у меня появляется свободная минутка, чтобы ускользнуть в уборную. В течение нескольких минут я просто прислоняюсь головой к стене и пытаюсь успокоить бешено колотящееся сердце.
Когда выхожу в холл, близнецы уже ждут меня.
Они поднимают руки по обе стороны двери, когда она захлопывается за мной.
— Что? — спрашиваю я, чувствуя, как горит моё лицо, когда они внимательно изучают меня. — Чего вы хотите? Могу я спокойно пописать?
— Ты убегаешь от нас, — говорит Тобиас, и я открываю рот, чтобы возразить. Мика прикладывает палец к моим губам, чтобы успокоить меня, и качает головой.
— Нет, ты убежала. Почему? — он смотрит мне прямо в лицо своими пронзительными зелёными глазами, но я не знаю, что сказать. Что я внезапно начинаю чувствовать себя неловко? Что я поняла, насколько нелепо для бедной девушки, у которой мама — горничная, а отец — директор, иметь не одного, не двух, а трёх богатых, сексуальных парней, интересующихся ею?
— Это не гарем наоборот, — выпаливаю я, и близнецы обмениваются взглядами.
— А? — спрашивают они, оглядываясь на меня.
— Я имею в виду… для меня во всем этом нет счастливого конца, да? — я не знаю, откуда всё это берётся, но внезапно чувствую себя подавленной. У меня, наверное, вот-вот начнутся месячные или просто гормональный сбой. Нет, нет, это чушь собачья, скидывать эмоции на цикл. Я просто отвлеклась на минутку. Думаю, у всех нас они иногда бывают, не так ли? Один из тех моментов, когда тебе просто плохо и грустно, и кажется, что весь мир против тебя.
— О чём ты говоришь? — спрашивает Тобиас, протягивая руку, чтобы убрать прядь волос с моего лица. — Это из-за мистера Дэйва и твоей мамы?
— Нет, это из-за… меня, и тебя, и тебя, — я смотрю на Мику, — и того факта, что моя мама горничная. Мой отец всего лишь директор вашей средней школы. Вы, ребята, все предназначены для больших и лучших дел, а я всего лишь студентка-троечница, которая ещё даже не подавала заявления ни в один колледж. Вы, наверное, думаете, что я какая-то золотоискательница.
— Я думаю, ты сама себе перечишь, Чак, — говорит Мика, изучая меня гораздо более серьёзным взглядом, чем я привыкла. — Какое отношение к тебе имеет работа твоих родителей? И поверь мне, если бы ты была охотницей за деньгами, ты бы сразу отнеслась к нам намного лучше. — Он улыбается, и в его улыбке есть та острота, которая есть всегда, но в выражении его лица есть что-то более глубокое и мягкое, что заставляет меня чувствовать себя слабой в коленях. — Нам не нужно встречаться с девушкой с деньгами; у нас их предостаточно. И ты больше, чем просто троечница. Ты человек с достаточно большими яйцами, — он делает паузу, мгновение обдумывает это, продолжает, — с достаточно большими яичниками, чтобы ввалиться в школу, полную придурков со старыми деньгами, и начать демонстрировать свою значимость. Ты крутая девчонка, Шарлотта Карсон.
— И, кроме того, мы с Микой просто доставляющие неприятности избалованные сопляки, которые слишком сильно тусовались, и их отправили в старую школу нашего отца, чтобы уберечь от неприятностей. У нас нет никаких особых интересов или навыков, как у Рейнджера с его выпечкой, и мы также не подавали заявления ни в один колледж.
— Вы, ребята, всё равно попадёте туда только из-за денег и прочего дерьма, верно? — спрашиваю я с лёгким смешком. В моих глазах стоят слёзы, но я не уверена почему. Близнецы пожимают плечами.
— Возможно. Но мы могли бы пригласить и тебя тоже? — они оба отталкиваются от дверного косяка и встают прямо. — Мы тут подумали… Университет Борнстед.
— Борнстед? — спрашиваю я, приподнимая бровь. — Как в Колорадо? Почему?
— Это хороший университет, и он ни здесь, ни там, — говорит Тобиас, неопределённо указывая в направлении уборной, как будто это каким-то образом может указывать на Коннектикут. — Я имею в виду, почему бы и нет? Там прекрасный кампус. Моя мама однажды проводила там семинар, мы тогда были у неё несколько дней и отлично провели время.
— Это при условии, что мы останемся друзьями даже в выпускном классе, учитывая отношения на расстоянии и всё такое… — я замолкаю, и близнецы обмениваются ещё одним взглядом, прежде чем снова повернуться ко мне.
— Имей немного веры, Чак, — говорит Тобиас, вымучивая из себя улыбку и убирая рыжие волосы со лба. Близнецы одеты в одинаковые тёмно-синие костюмы с красными галстуками. Они выглядят так, будто играют в косплей — наряжаются как персонажи из фильма, аниме, книги, видеоигры и т. д., — но мне это нравится. Я снова улавливаю серьёзные флюиды Гостевого Клуба Школы Орана. — Если Черч говорит, что у него есть идея, значит, она хорошая.
Я киваю, а затем делаю шаг вперёд, но близнецы берут меня за руки, в то время как Мика открывает дверь уборной. Затем они затаскивают меня обратно в неё, прежде чем закрыть её за нами и щёлкнуть замком.
— Что вы делаете? — шепчу я, когда они оба опускаются и кладут руки мне на бёдра, прижимая меня к стене. Каждый из них запускает руку мне под юбку и стаскивает трусики на пол. — Моя мама где-то там…
— И что? — спрашивают они, поощряя меня слегка раздвинуть ноги. А потом они по очереди наклоняются и используют свой язык в таких местах, где, уверяю вас, у меня никогда раньше не было языка. Это так приятно, что в конце концов я прикусываю свою руку, чтобы не шуметь.
Когда мы, наконец, выходим оттуда, остальная часть стола уже ждёт нас с напитками и закусками.
— Мы взяли на себя смелость сделать заказ за вас, поскольку вас ужасно задержали, — растягивает слова Черч, пренебрежительно махая рукой. — Поскольку я знаю, что Мика и Тобиас — большие поклонники эскарго, я позаботился о том, чтобы заказать каждому из них по тарелке на ужин.
— Ты кусок дерьма, — рычит Тобиас, садясь с правого бока, Мика рядом с ним. Следующим идёт Рейнджер, затем Спенсер, я, мама, и снова возвращаемся к Черчу. Просто одна большая, счастливая семья. — У нас аллергия на эскарго.
— Что такое эскарго? — весело спрашивает моя мама, и я слегка прижимаю ладонь к лицу.
— Улитки, — отвечает за меня Спенсер, прищуриваясь и глядя на меня и близнецов.
— У вас аллергия на улиток? — спрашиваю я, поднимая голову и бросая взгляд на близнецов. Они оба намазывают маслом ломтики хлеба в идеальном унисоне, что чертовски впечатляет.
— Именно, — говорят они, но почему-то я чувствую, что они врут.
— Ни у кого нет аллергии на улиток, — возражаю я, и они оба пожимают плечами, ухмыляясь, но не глядя на меня. Это к лучшему, потому что я только что испытала двойной близнецовый оргазм в туалете. Надеюсь, никто этого не заметит. Почти уверена, что все, кроме мамы, замечают, что, по крайней мере, само по себе является небольшим благословением.
— У нас также аллергия на кальмаров, — говорят они. — И осьминогов.
— У них просто забиты вкусовые рецепторы, и они предпочитают гамбургеры и картошку фри, — произносит Черч, когда Рейнджер бросает на меня сочувственный взгляд.
— Просто не обращай на них внимания, — говорит он, а затем переадресовывает разговор своим мрачным голосом. — Итак, Элоиза, расскажите нам побольше о своём новом парне. — Сапфировые глаза Рейнджера скользят по моим. — Мы как раз обсуждали их второе свидание — на стрельбище. Очевидно, Йен чертовски меткий стрелок. — Мои глаза расширяются, и я оглядываюсь на маму, когда она начинает поэтично описывать засранца-библиотекаря нашей школы. В то же время я кладу свою сумочку на стол, намереваясь порыться в ней в поисках бальзама для губ. Вместо этого я случайно опрокидываю её в хлебницу.
Искусственный пенис вываливается прямо на белоснежный фарфор в тот самый момент, когда к нам подходит официант, чтобы принять заказ, и мимо проходит разносчик с ещё одним кувшином воды для столика.
Мои глаза расширяются, и мама вскрикивает, обрывая фразу на полуслове, чтобы посмотреть на меня.
Я совершенно определённо оставила этот пенис там, в Коннектикуте. Перевожу взгляд на близнецов, которые, так уж случилось, строят одинаковые гримасы.
— Шарлотта Карсон, мастурбация — это здорово и нормально, но ты не должна приносить такие вещи на званный ужин, — шепчет мама, и всё моё тело становится пунцовым. Спенсер изо всех сил старается не рассмеяться, в то время как Рейнджер таращится на оскорбителя во всей его гибкой красе. Он реально выглядит как настоящий, так ведь?
— Мам, это вялый член, я не смогла бы… знаешь, с этим, даже если бы захотела, — я давлюсь, когда Рейнджер хватает член и засовывает его под свой чёрный пиджак.
— Ага, вот где я его оставил, — рычит он, бросая взгляды тёмных глаз на официанта и его помощника, словно бросая вызов. — Это мой протез, и я случайно положил его не туда.
— Конечно, сэр, — кашляет официант, складывая руки за спиной. Его помощник уходит, а моя мама просто сидит с растерянным видом.
— Будем заказывать? — спрашивает Рейнджер, и, хотя вы могли бы подумать, что в такой ситуации он покраснел бы, этого не происходит. Будет ли он краснеть из-за пары носков с единорогом? Конечно. Но не из-за вялого члена в хлебнице. Нет, только не из-за этого.
Остаток ужина проходит гладко, хотя парни продолжают шутить по поводу протеза Рейнджера, а мама, благослови её господь, искренне интересуется историей его возникновения.
После того, как мы закончили, возвращаемся в квартиру, и Элоиза заходит, чтобы дать мне минутку поговорить с ребятами.
— Вы засранцы, — рычу я, ударяя близнецов по плечам. — Вы засунули его в мою сумочку, пока мы… — я делаю паузу и смотрю на Спенсера. Он засовывает руки в карманы брюк и приподнимает бровь. — Мы пошли в уборную, чтобы, эм, потусоваться.
— Господи Иисусе, — стонет Рейнджер, пока Черч потягивает кофе на вынос и наблюдает за развитием всей сцены.
— Вы двое — неподражаемы, — говорит Спенсер, закатывая глаза, и близнецы пожимают плечами.
— Ты виновата в том, что кинула член в хлеб. Мы просто подумали, что ты могла скучать по нему, вот и всё. Или, может, Спенсер скучал.
— Чувак, я так возбудился после того, как сжал эту штуку, ты даже не представляешь, — парирует он, вызывающе задирая подбородок и ухмыляясь. — Было настолько плохо, что когда я пошёл в ванную после…
— Хватит об этом, — огрызается Рейнджер, поднимая руки и выдыхая. — Послушайте, нам нужно добиться прогресса в деле с мистером Дэйвом. Ты сказала, твоя мама работает в понедельник? — он бросает на меня взгляд, и я киваю, гадая, где именно он спрятал фиктивный пенис. Я опускаю глаза, и Рейнджер прищуривается, делая шаг вперёд, чтобы перенаправить моё внимание. — Мы заедем за тобой и вернёмся ко мне домой, посмотрим, сможем ли получить ещё какую-нибудь информацию об этом мужчине. А потом мы что-нибудь испечём. Просто потому, что сейчас лето, это не значит, что мы не должны устраивать собрание Кулинарного клуба.
— Ты собираешься показать ей свою комнату? — поддразнивает Спенсер, и Рейнджер бросает мрачный взгляд через плечо. Спенсер поднимает руки в знак капитуляции, но теперь я умираю от любопытства узнать, в чём дело.
— Черч, когда там вечеринка у твоих родителей? — Рейнджер продолжает, игнорируя близнецов, которые ввязываются в какую-то братскую потасовку.
— В конце июля, — отвечает он, склонив голову набок, и янтарные волосы падают ему на лоб. — Тебе понадобится новое платье.
— Разве вы, ребята, уже не купили мне дюжину новых платьев? — спрашиваю я, пытаясь засунуть руки в карманы блейзера, прежде чем понимаю, что на мне его нет. Боже, я скучаю по Академии.
— Не такое платье, как это, для вечеринки такого масштаба. — Он улыбается мне, и, клянусь, я не могу решить, является ли эта яркая жизнерадостность более или менее пугающей, чем тот взгляд холодного ада, которым он одаривает своих врагов. — Но не волнуйся, мы разберёмся с этим, у нас есть время.
— После того, как мы здесь закончим, приедет мой папа, — говорю я, чувствуя, как в животе скапливается холодный ужас. — Мы пробудем в Санта-Крузе некоторое время, а потом я не знаю, какие у него планы.
— В августе у меня дурацкая семейная поездка с Джеком и родителями, — говорит Спенсер, проводя пальцами по волосам. — Но в остальном, куда бы ты ни поехала, я еду туда.
— Мы все поедем, — говорит Рейнджер, делая паузу и оглядываясь на парней из службы безопасности. — И мы выясним, кто тебя преследует, я обещаю. — Он кладёт руку мне на плечо, прежде чем наклониться и коротко поцеловать меня в щеку. Я так ошеломлена этим поступком, что забываю ответить, когда он желает мне спокойной ночи, неторопливо удаляясь в направлении машины.
— Что всё это было? — шепчу я, но Черч только пожимает плечами и качает головой.
— Понятия не имею, — говорит он, но потом я вспоминаю, что он лжёт так же легко, как дышит.
Так что же, чёрт возьми, скрывает Черч Монтегю?