ЗАЙЦЫ
В депо учеником слесаря работал Костя, Федькин друг. Его пришлось под честное слово посвятить в нашу тайну. Костя обещал посадить нас в товарный состав и держать язык за зубами – и все за три рубля десять копеек: этой суммы ему не хватало на мяч. Деньги он получил два дня назад, но утром, когда мы пришли на станцию, Костя встретил нас хмуро. Дело оказалось сложнее, чем он ожидал, ему одному не справиться: нужно дать похмелиться одному верному человеку.
Верный человек оказался небритым детиной с блуждающим взглядом. Он содрал с нас пять рублей, велел ждать и исчез в станционном буфете. Минут через десять он вышел шатаясь и заорал во все горло:
– Зайцы! Держи! Ату их!
Мы бросились бежать под свист и улюлюканье «верного человека». Ленька зацепился за стрелку и растянулся на пути. Бедняга расшиб нос и до крови ссадил коленку. Обманутые и несчастные, мы бежали до тех пор, пока станция не скрылась из виду, Гришка утешал хнычущего Леньку.
– Подумаешь, нос расквасил! Считай, что ты уже пролил свою кровь, понял?
Ленька подумал и перестал хныкать. К нам подбежал Костя.
– Гони три десять, трепло,– зло потребовал Федька.
Но тут выяснилось, что Костя вовсе не трепло. Его самого обманули. Только что он узнал, что на юг следует товарный состав с картошкой. А три десять он может отдать, на мяч все равно не хватает, вчера потратился на штаны. Чего он будет за такое брать деньги.
Мы сочли, что Костя поступает благородно, и деньги приняли. Костя повел нас на запасной путь, где стоял товарняк. Вокруг сновали люди. Из нескольких вагонов доносилось мычание коров, им носили воду. Вдоль вагонов ходил человек, постукивая молоточком по буксам. На ступеньках тамбура последнего вагона зевал сторож. Костя велел нам ждать и пошел вдоль состава, засунув в карманы руки. Возле одного вагона он остановился, заглянул в него и сделал нам знак.
– По одному,– шепнул Федька.– Иди, Мишка. Только не спеши.
Я развинченной походкой подошел к Косте, он кивнул на открытую дверь. Я быстро швырнул в нее мешок с сухарями и залез в вагон.
Одна половина вагона, отгороженная досками, была заполнена картошкой и морковью, вторая – почти доверху забита прессованным сеном. Я забрался на сено и с бьющимся от сладкого ужаса сердцем стал ждать.
Один за другим возле меня оказались Ленька, Гришка и Федька.
– А где бидон?– испугался Гришка.
– Ти-ше!– прошипел Федька.– Костя за водой пошел, Ленька все расплескал, когда падал.
– А нас никто не заметил?– спросил бледный Ленька. И добавил:– Я с мамой не простился…
– А ты сбегай домой, поцелуй мамочку и скажи: «До свиданья, я уезжаю в Испанию!» – съязвил Федька.
Остроту никто не принял, и Федька надулся.
– Я тоже не простился,– хмуро сказал Гришка.– А ты, Мишка?
– Маменькины сынки,– проворчал Федька.– Слюнтяи…
Мы промолчали.
– А у меня нет мамы…– уныло сказал Федька. Ленька всхлипнул. Мы отвернулись.
– Берите воду,– послышался шепот Кости. Я сполз на пол и втащил бидон в вагон.– Вас сейчас отправлять будут. Ни пуха ни пера!
Костя конспиративно смотрел в сторону.
– Иди к черту!– прошипели мы в ответ.
– Прячься!– ужасным шепотом процедил Костя.
Я быстро полез наверх. У вагона послышались голоса, и дверь с грохотом захлопнулась. Мы прижались друг к другу и затихли. Нам было грустно и страшно. Поезд тронулся рывком.
– Поехали!
Распотрошив несколько тюков сена, мы с наслаждением растянулись во всю длину. Первый успех нас окрылил. Мы размечтались.
– Главное,– говорил Гришка,– разыскать дядю Васю, на него вся надежда. Как его фамилия, Мишка?
– Не помню,– ошеломленно ответил я.– Василий Палыч… дядя Вася.
– Вот дырявая башка!– огорчился Федька.– О чем же ты думал?
– Спокойно, спокойно,– примирительно сказал Гришка.– Комбриг, танкист, дважды орденоносец – быть такого не может, чтобы генерал Лукач о нем не знал. Найдем!
– А примут нас в разведку? – неожиданно усомнился Ленька.
– А куда же еще?– Гришка пожал плечами.– Мальчишки – они для разведки удобные. Маленькие, а наблюдательные. Посмотрел, где стоят танки, живая сила, штаб – и обратно!
– Вам-то хорошо,– вздохнул Федька.– Букашки. А я высокий, метр шестьдесят пять.
– Ничего,– успокоил его Гришка,– лицо у тебя молодое.
– Что я, метрику фашисту буду показывать!– огрызнулся Федька.
– Нельзя терять времени,– сказал Гришка.– Давайте учить язык. Я знаю уже сорок слов. Но язык учить никому не хотелось.
– Не то настроение,– заявил Федька, который, оказывается, знал меньше всех – тринадцать слов. Правда, среди них было одно очень аппетитное – «менестра», то есть тушеное мясо с овощами.
– Больше всего мясо люблю,– вздохнул Федька.– И апельсины.
– А ты их ел когда-нибудь? – спросил я.
– Нет. А ты?
– Я один раз ел. Половину штуки.
– А я больше всего люблю финики,– сообщил Ленька.– Я их тоже еще не ел. И от эскимо бы не отказался.
И тут обнаружилось, что все мы отчаянно хотим есть, потому что дома от волнения никто не завтракал. Федька развязал мешок и извлек оттуда сухари и по яйцу на брата. Мы поели, напились воды из бидона и снова улеглись.
– Об ордене я даже и не мечтаю, – сказал Ленька голосом, который лишь выдавал его мечту получить именно орден.– А вот медаль… за какой-нибудь подвиг…
– Да-а…