Юлия
Влад уезжает, а я спускаюсь на кухню, нахожу кофемашину и завариваю себе чашечку капучино. Неспешно завтракаю, потом слоняюсь по дому, осматривая интерьер. На душе кошки скребут. Мысли всё время вокруг незапланированных детей крутятся. Если я забеременею от Громова, то, мне кажется, умру.
Поднимаюсь обратно в спальню и долго стою под горячим душем. Ногтями кожу до скрипа выскабливаю и всё равно кажется, что грязной остаюсь. Звоню маме, говорю, что со мной всё в порядке и я задержусь.
— Ты как, Юль? — в голосе родительницы беспокойство.
— Нормально, — удаётся даже смешок выдавить.
И снова брожу по дому, долго стою на втором этаже перед большим панорамным окном, глядя на заснеженный сад. По периметру снуёт охрана. Я нахожусь в золотой клетке, и надо бы смириться со своим положением, но никак не получается.
Зачем Громову такой огромный дом, он ведь только подчёркивает одиночество? Здесь дорого, изыскано, но холодно и неуютно.
— Такой же бездушный как твой хозяин, — издаю горький смешок, проводя пальцами по стене.
Громова всё нет. Часы показывают три. Я уже и пообедала, попсиховала, снова выпила кофе, обдумала план своего дальнейшего поведения. Если этот мужчина думает, что победил, то он глубоко ошибается. Вспомнила слова Гали о том, что нужно пользоваться положением и решила прибегнуть к её совету. Но не наслаждаться этими отношениями, о нет! Я задумала обеспечить дочери хорошее будущее. Громов небеден, и сам сказал, что выполнит любой мой каприз. Что же, так тому и быть.
Влад приезжает только к пяти вечера. Я издёргалась к этому времени основательно. Видеть его не хочется, всё дело в таблетках.
— Купил? — без приветствий встречаю его в коридоре.
Он хмурится, но достаёт из кармана две пачки и протягивает мне.
— Вот эти, — указывает на синюю. — Принимать разово. А эти, — теперь отдаёт мне розовую упаковку, — ежедневно.
Я тут же хватаю одну из коробочек и бегу на кухню. Закидываю в себя таблетку и делаю несколько судорожных глотков воды.
— Теперь мне можно поехать домой? Дочка соскучилась, — добавляю.
Влад долго смотрит на меня, а потом кивает, и я издаю облегчённый вздох.
— Я отвезу, — произносит холодно.
Быстро собираюсь, накидываю шубку и, не дожидаясь приглашения, выхожу на улицу. Мнимая свобода. Клетка осталась за спиной, но все понимают, что это лишь иллюзия.
До Химок едем в полной тишине, и меня это радует. Разговаривать с Громовым не хочется. Всю дорогу даже взглядов в его сторону избегаю. А вот на себе периодически ловлю.
— Возьми на работе отпуск на неделю, — нарушает тишину он, когда мы подъезжаем к моему дому.
— Будешь трахать без перерыва? — вырывается у меня.
Мужчина морщится.
— Мы летим на море, — отвечает скупо. — Тебе нужно набраться сил после бессменного дежурства возле кровати мужа.
— Как он? — впервые за поездку смотрю прямо Владу в глаза.
— Готовят к операции, — отвечает он нехотя. Видно, что мужчину злит мой вопрос.
— Мне не нужны моря. Разреши проведать его. Я помню, что прописано в контракте, но…
— Нет, — грубо обрывает меня Громов. — По условиям ты не видишь его всё время лечения. Звонить можешь, но на свидания ходить я запрещаю.
Внутри у меня всё клокочет, того и гляди, взорвётся. Я делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем снова заговорить. Невероятным чудом мне удаётся взять эмоции под контроль.
— Когда летим? — сухо интересуюсь.
— Через три дня. Мне надо уладить дела.
— На это время я свободна?
— Абсолютно, — кидает Влад, и я выхожу.
Краем глаза замечаю, как мужчина в последний момент дёргается, но потом замирает, до побелевших костяшек сжимая руль. Хотел поцеловать на прощание? Сгладить то мерзкое чувство, которое душит меня с момента подписания контракта? Надеюсь, он понимает, что у него не получится. И морем исправить ситуацию тоже.
Дома быстро переодеваюсь и бегу в аптеку. Я не верю Владу. Терзает меня какое-то нехорошее предчувствие. Там покупаю идентичный набор противозачаточных, и дома выпиваю ещё одну таблетку. А розовую пачку кладу в сумочку. Упаковки, которые вручил мне Громов, отправляются в мусорное ведро.
Затем рассказываю маме о поездке.
— Мне на работе дали десять дней отпуска в связи с переездом, — говорю тихо. — Завтра начнём перевозить вещи. Думаю, за три дня справимся. А потом придётся лететь.
— Дочка, — мама тяжело вздыхает. — Я воспитывала из тебя правильную девочку и всегда гордилась тем, какой ты выросла. Преданной, любящей, настоящей. Но сейчас… я вижу, как тебе тяжело. Как приходится переступать через свои принципы. Не знаю уж, что там прописано в этом контракте, — мама снова вздыхает. — Но ты не угнетай себя. У тебя ведь выбора, по сути, не было. Да и не обижает тебя этот мужчина? — она вопросительно смотрит на меня и, дождавшись подтверждения, продолжает. — Громов богат, и ты его сильно зацепила. Может, лучше воспользоваться этим? Я понимаю, что сердцу не прикажешь, но вдруг, если ты перестанешь с ним воевать, отношения ваши наладятся? Вдруг Влад откроется тебе с неожиданной стороны, и ты станешь относиться к нему по-другому?
— Мам! — пытаюсь свернуть неприятный разговор.
— Юленька, ну ведь Рома стал… — она запинается. — Изменился твой муж не в лучшую сторону. Зачем губить себя? Ты сделала для него всё, что только могла. Даже больше. Практически совершила невозможное. Он угробился по собственной глупости, не думая о дочке и о тебе, когда пьяным за руль садился. А ты всё коришь себя. Я же вижу. Ну, в чём ты виновата, а? Перед Ромой не лицемерила, не обманывала его. Он сам навыдумывал всякого… Тебе самой-то не обидно было слушать в свой адрес такие слова, какие он позволял себе? Ведь я за эти три месяца наслушалась достаточно. Ты недостойна такого мужа. Неужели до сих пор любишь?
— Не знаю, — тихо отвечаю.
— Чувство вины ни к чему хорошему не приведёт, моя девочка, — мама ласково гладит меня по голове. — Просто присмотрись к Владу. Дай этому мужчине шанс. Вдруг это судьба, м? А если увидишь, что у вас не клеится, так и уйдёшь тогда. Не терзайся, не выедай себя.
— Позволит ли он мне уйти? — тяжело вздыхаю, чувствуя спазм в животе. Таблетка начала действовать.
— А об этом ты подумаешь завтра, — улыбается мама. — Помнишь Скарлетт?
И впервые я вымученно улыбаюсь.