Юлия
Усилием воли заставляю осесть, поднятую со дна души, мутную взвесь.
— Я не готова, — произношу тихо.
— Почему? Неужели сказать нечего?
— Есть, но слова как-то не идут.
На самом же деле мне просто не хотелось портить этот удивительный и немного сказочный вечер. Я старалась сохранить это волшебство, запечатлеть его в памяти, не пачкая скандалами прекрасную картину.
— Хорошо, — неожиданно легко соглашается Громов. Я привыкла к напору с его стороны и ожидала совершенно другой реакции, но мужчина отступил. Понял мои мотивы или просто дал ещё немного времени прийти в себя. — Но давай договоримся.
А вот и пресловутое «но». Рано радовалась. Кидаю на Громова настороженный взгляд.
— Я не настаиваю на этом разговоре, но и ты перестаёшь вести себя как ледышка. Либо выплёскиваешь всё, что накипело, кричишь, шипишь и даже дерёшься, но оживаешь. Либо просто размораживаешься, оставляя свои обиды где-то в тёмном углу до поры до времени.
Облегчённо киваю. Я снова ожидала чего-то неприятного от этого «но».
Ужин проходит вполне душевно. Влад разрешает мне выпить немного местного вина, чтобы я достаточно расслабилась, но не слишком захмелела.
— Как твой желудок? — интересуется.
— Вроде бы нормально, — пожимаю плечами.
Он кивает, и в следующий момент перед нами выставляют блюдо с дымящимся огромным омаром. Я даже забываю, как дышать. Перевожу взгляд с еды на Влада.
— Это просто пища, — спокойно говорит он и вручает мне небольшую вилочку на длинной ручке. Омар уже почищен, и мы можем беспрепятственно наслаждаться белым, нежным мясом.
Отправляю кусочек внутрь и тихонько стону от удовольствия.
— Я сейчас завидую этому членистоногому, — хмыкает Влад.
Непонимающе смотрю на мужчину.
— Хочешь лежать в чьей-то тарелке? — вскидываю брови.
— Хочу, чтобы ты также стонала, пробуя на вкус меня.
Краснеть я не умела никогда, а сейчас ещё и потеря крови этому не способствовала, но мне показалось, что щёки начинают покрываться алыми пятнами. Смущение вперемежку со злостью ударили в голову. А может быть, дело было в вине. Но, всё же, выпила я недостаточно, чтобы не контролировать своё поведение и слова. Просто поджала губы, стараясь не смотреть в сторону мужчины.
Слышу смешок, который ударяет по нервам. Креплюсь, чтобы не выплюнуть какую-нибудь гадость, и продолжаю наслаждаться омаром.
Рачок-переросток оказывается очень сытным. Я успеваю съесть всего четыре крупных кусочка и уже чувствую тяжесть в желудке.
— Потанцуем? — Громов поднимается и галантно протягивает мне руку.
— Я ещё не в том состоянии, — качаю головой, хотя немного лукавлю. Силы после сна и двойного ужина у меня были. И как-то Влад понимает мой обман.
Он рывком поднимает меня со стула и ведёт на площадку.
— Никогда не делай из меня идиота, — шёпотом говорит на ухо. — Поверь, за свою карьеру я научился с полуслова угадывать ложь.
Сглатываю, когда мужские крепкие руки ложатся мне на спину. Ладони обжигают даже через ткань.
— Я не… — пытаюсь опровергнуть обвинения в свой адрес.
Влад качает головой, показывая, что слышать никаких оправданий не хочет. Сейчас он давит на меня, возвращаясь к своему обычному состоянию. Подавляет своей энергетикой, превосходством над нищей, по сути, девушкой, заставляя вспомнить своё место. Вещи не отказывают хозяину, если в состоянии ему служить. А если вещь разбивается или портится иным способом, то сразу и без сожалений выбрасывается на помойку. По сути, Громов сейчас пытается заклеить трещину. Но если увидит, что у него не получается, без раздумий и терзаний отправит меня на мусорку. Все слова о любви — всего лишь фикция. У таких людей нет души.
Громов плавно ведёт меня в танце, прижимая к себе. От него пахнет дорогим парфюмом, который раньше был даже приятен мне. Вспоминаю нашу первую встречу. Но сейчас… во мне вновь поднимается волна протеста и горечи, которая вызывает отторжение. Я стараюсь отвернуться, чтобы вдыхать аромат цветов и океана и как можно меньше ощущать запах Громова.
А он как будто намеренно начинает меня всячески провоцировать и выводить из себя. Словами, жестами, интонацией и своими этими смешками, показывающими, что его мнение тут единственно правильное, а мне так, просто позволено его развлечь своими речами или протестами.
Как бы мне ни хотелось сохранить приятные воспоминания от вечера, но не выходит.
— Вы с мужем ездили куда-нибудь? — звучит очередной вопрос, цель которого не узнать меня получше, а снова унизить Рому.
— Мы работали. Некогда особо было, — пытаюсь ответить нейтрально. — Потом Маришка родилась. С грудным ребёнком особо не поездишь.
И снова этот ядовитый смешок.
— Да, ты бы нанял штат нянек, чтобы они сидели с ребёнком. Так? Чтобы тот не мешался под ногами и не портил планов, — наконец, не выдерживаю.
— А что плохого в няньках, которые присмотрят за ребёнком несколько дней? — выгибает бровь Громов.
— Это чужие люди! Я никогда не доверю постороннему человеку свою дочь!
— Но у тебя есть мама. Она не могла посидеть с дочерью?
— У неё слабое здоровье. Я не имела права нагружать её младенцем. Это сейчас Маришка уже смышлёная и послушная, да и дядя Лёша влился в семью и с радостью помогает. Но тот период моей жизни был непростым.
— Я, как погляжу, у тебя весь период замужества простым не был, — ехидство пропитывает каждое слово.
— Да, мы не ворочаем миллионами, а выживаем и приспосабливаемся к обстоятельствам, как большинство людей.
— Считаешь, мне не понять тебя? — хмыкает мужчина. — А ты хоть раз задавалась вопросом, откуда у меня взялись миллионы? Где моя семья, как я жил раньше? Мы постоянно обсуждаем твоих близких, но ещё ни слова не прозвучало о моих. Я понимаю, что тебе, скорее всего, неинтересен этот момент. Ты зациклилась на своих проблемах и убеждениях по поводу меня. Рассматриваешь мою персону исключительно как врага. Я тебя раздражаю.
Пытаюсь что-то сказать, но Громов жестом призывает к молчанию.
— Не хочу слышать отговорок. Я не слепой и не глухой. Просто констатирую факты.
— Ты сам виноват в том, что вызываешь во мне лишь отторжение, — шиплю. — И, мне кажется, что нам лучше уйти.
Не дожидаясь ответа, вырываюсь из рук мужчины и покидаю ресторанчик. Нырнув в тень растительности, обнимаю себя руками, дожидаясь Громова. Обратную дорогу я могу и не найти, а плутать ночью по острову не очень хочется. Хотя мне бы не мешало. Внутри клокочет проснувшийся вулкан.
Влад нагоняет меня через пару минут.
— И в чём же моя вина?
— Ты без разрешения самым наглым образом вторгся в мою семью. Все эти подарки напоказ, чтобы Рома бесился. Думаешь, я не поняла, что это было сделано специально? И встреча у ресторана, скорее всего, была подстроена. Ты методично вбивал клин между нами, не заботясь ни о моих чувствах, ни о том, что станет с моей дочерью. Просто шёл напролом по головам моих близких людей! — наконец взорвалась.
— С твоей стороны я бы рассматривал это как лакмусовую бумажку относительно твоего Романа. Он слабак. Что сделал твой муж для того, чтобы сберечь семью? Уверен, только обвинял тебя. А муж берёг чувства дочери? М?
Громов затрагивает кровоточащую рану. Перед глазами лицо Маришки, которая жмётся в дверях во время очередной истерики отца.
— Вижу, что нет.
— Если бы ты не полез…
— То личина Ромы просто вылезла чуть позже. Слабые и трусливые люди, как правило, не меняются. Лучше было бы, если бы ты, прожив со своим муженьком лет двадцать, и родив ещё парочку детишек, осталась у разбитого корыта? А случись, не дай бог, болезнь. Стал бы Рома сидеть возле твоей постели? А ты не задавалась вопросом, почему он так легко допустил измену с твоей стороны? Обычно людей судят по себе, — безжалостно припечатывает Влад и начинает шагать к дому, оставляя меня в полном раздрае.