Словно существуют две разных жизни: их - серьезная и достойная уважения, и наша - пустячная.
Дети - это будущие люди. Значит, они только езде будут, значит, их 1к бы еще нет. А ведь мы существуем, мы живем, чувствуем, страдаем, аши детские годы - это годы настоящей жизни. - Почему и чего нам велят дожидаться?
Я размышлял о своей серенькой взрослой жизни, о ярких годах детства Я вернулся в него, дав обмануть себя воспоминаниям. И вот я всту-пил в обыденность детских дней и недель, Я ничего не выиграл, только утратил закалку - умение смиряться.
Грустно мне. Плохо.
Я кончаю эту странную повесть.
Одни события быстро сменяются другими.
Я приношу в школу открытку Марыни, чтобы показать Манежу. А Висьневский вырывает ее у меня из рук. - Отдай!
Висьневский убегает. - Отдай, слышишь? Висьневский прыгает с парты на парту. - Отдай! Сию же минуту!
Висьневский машет в воздухе открыткой и орет во все горло: - Триптих! Письмо от невесты!
Я вырываю. Комкаю. Рву в клочки.
И не заметил, что один обрывок упал на пол.
А Висьневский кричит:
- Ребята, глядите! Она его сто миллионов раз целует.
Я подбегаю - и по морде.
Директор хватает меня за руку.
Да, испортился мальчишка. И рисовал хорошо, и писал без ошибок.
А тепреь невнимательный. Неусидчивый. Плохо готовит уроки.
И посылает за матерью.
- Погоди... Пусть только отец с работы вернется! Уж не будет тебе
денььги на кино совать!
Я осажден со всех сторон.
Манек пробует меня утешить. Я понимаю это, но не могу сдержаться. Грубо отталкиваю его, бросаю бессмысленное обвинение:
- Все из-за тебя!
Манек смотрит на меня с удивлением.
За что? Почему?
А все из-за открытки.
Ненавижу Марыню.
- Дура! Девчонка! Всю бы ночь танцевала! Глаза к небу закатывает!
Жалко, что далеко. Назло бы ей сделал. Побил бы. Бросил бы бант в канаву.
Я вырываю горох из цветочного горшка... и в окно. У Ирены на глазах слёзы. Она чувствует, что случилось что-то страшное.
Никого и ничего у меня нет.
Пятнашка, где ты?
Нет.
К чему мне этот пес? Пускай достается Бончкевичу за проценты. Купил за десять грошей. Пускай ему руки лижет.
Я уничтожил все, что мне было дорого. Порвал со всем миром.
Остался один.
Мать?
Она ведь сказала, что отрекается от меня. Что у нее есть только Ирена. А меня нет.
Недостойный, преступный, проклятый, враждующий-с жизнью.
Все меня покинули. Повсюду измена.
Неусидчивый. Плохо готовит уроки.
И учительница, и Пятнашка, и мать.
Я побежал наверх, на чердак, и сел на ступеньку перед дверью. Во мне пустота, и вокруг пустота. Ни о чем не думаю. И из глубины души я вздохнул.
Сквозь щелочку чердачной двери проникает свет. Вылезает человечек, покачивая фонариком.
- Ага!
Гладит седую бороду. Ничего не говорит.
Безнадежным шепотом, сквозь слезы:
- Хочу стать большим!.. Хочу стать взрослым!.. Перед глазами мелькнул фонарик гнома.
Я сижу за письменным столом. Кипа тетрадей, которые надо проверить. Перед кроватью линялый коврик. Грязные стекла. Ошибка.