Она вскинула голову и в удивлении распахнула глаза. Неужели он обо всём догадался?
— Давай, — кивнула она.
— Ты боишься моих родителей?
Она отвела глаза, сжав губы ещё сильнее, что они превратились в две бледные полосы.
— Почему ты их боишься? Они ничего тебе не сделали и не сделают. Могу только я по ушам получить за то, что встречаюсь с тобой, но мне это смешно. Я совершеннолетний и решаю сам, с каким достатком девушку выбирать.
Тая молча смотрела на него, он говорил предельно откровенно, ей очень нравилась эта его черта.
— Твой отец звонил дедушке и спрашивал у него, каково моё психическое здоровье. Тот рассказал всё, что обо мне думает и знает — я уверена, — высказавшись, она сникла.
Закипел чайник, и девушка встала налить в заварочный кипятка.
Олег усмехнулся прозорливости отца, и зачем ему это понадобилось — звонить её деду? Неужели он хочет играть не от своего сына, а от бедной девушки, давить на неё и напоминать, кто она и откуда? Честное слово, 1917 год, да и только.
Парень поймал Таю, когда она хотела сесть на своё место, и посадил к себе на колени.
— Ну и что? Что из этого? — спросил он, целуя шею девушки.
— Он разлучит нас, а нам останется только смириться. Может быть, когда-нибудь, спустя много лет, ты всё ещё будешь помнить обо мне, и тогда мы сможем быть вместе. Но не сейчас. Ты зависишь от родителей, я понимаю. Я же говорила — мы не можем быть вместе, — голос её задрожал, и непрошеные слёзы покатились по белым щекам.
Олег крепко-крепко прижал её к себе: — А хочешь, я расскажу тебе, как всё будет? Отец не справится со мной, потому что я тебя люблю, и просто плюнет и свыкнется. Я сам себе выбрал девушку без его одобрения, оно мне не нужно. И мы будем вместе. А если они отправят меня учиться куда-то далеко — ты поедешь со мной. Хоть в качестве моей девушки, хоть жены.
Она часто заморгала, не верящими глазами глядя на него.
— Это предложение?
Он засмеялся, распахнув на её девичьей груди халат: — Можно и так считать. Но я сказал — будет по-моему. Отец должен смириться с этим, и всё.
Тая немного порозовела, потом пошла красными пятнами: — Не слишком ли ты торопишься? Три месяца назад ты меня совсем не знал. А сейчас говоришь, что женишься на мне.
— Ну, я не собираюсь спешить — поженимся, если надо будет уезжать, понимаешь? Если ты не готова, можем просто быть вместе.
Она улыбнулась, и Олегу показалось, что блеснул лучик в кухне, хотя утро было пасмурным.
— Хорошо, просто будем вместе.
Он поднялся наверх, в спальню, и сказал, что будет её ждать, если не заснёт. Девушка осталась завтракать. Несмотря на то, что они ужинали в двенадцать, ей очень хотелось есть. Сделав себе бутерброд, она подошла к окну и стала смотреть на заснеженный сад Роторовых, было видно и одну стену флигеля, где жила семейная чета, работающая здесь. Девушка немного хмурилась — губа болела, когда она жевала.
Тая почти закончила пить чай, когда сзади послышались торопливые шаги по светлому паркету.
Она стояла лицом к светлому окну, халатик почти разъехался на поясе, открыв полностью стройные ноги, от поцелуев Олега одна сторона сползла, и как девушка её ни возвращала, чтобы прикрыться, шёлк упорно не хотел держаться на узких плечах.
Тая обернулась, в первую секунду не увидев ничего от ослепившего снега за окном. На её губах играла улыбка, настроение от слов Олега значительно поднялось. И правда — он любит её, что ещё надо…
— Ты передумал? — игриво спросила она, заморгала и увидела перед собой отца Олега, жёстко смотревшего своим тёмным взглядом.
— Ты здесь, — зло проговорил он. — Я сказал, чтобы духу твоего не было в моём доме! Что это — кто тебя бил? Краса-а-авица, — протянул он.
Тая почувствовала себя почти живой мишенью, которой некуда было деваться от жестоких и унизительных слов. Она лихорадочно попыталась запахнуть халат, и, в конце концов, стиснула его у себя на груди. Ноги так и остались обнажены почти до пояса. Слава богу, она была в белье.
— Извините, — промямлила Тая, и тут же выпрямилась, но во взгляде не было уверенности. — Не кричите, пожалуйста.
Он приблизился к ней настолько, чтобы с презрением смотреть сверху вниз. С таким ростом он это делал в большинстве случаев.
— Мой сын достоин большего. Не девушки с неустойчивой психикой, которая убегала из дома и пыталась покончить с собой, не насилованную всеми, кому не лень…
— Это не правда, — слабо запротестовала она, но он и не собирался её слушать.
— Мой единственный сын не может быть с такой, я против. Мать против. Неужели у тебя нет хоть какого-то самоуважения? Через некоторое время он начнёт сравнивать тебя с остальными, нормальными девчонками, когда период влюблённости пройдёт. Неужели ты этого не понимаешь? Парни в его возрасте влюбляются довольно часто, ты просто какое-то недоразумение! Посмотри на себя — что скажут люди?! Ещё и разбита физиономия! Или ты захотела денег? Я тебе их дам, сколько ты хочешь, чтобы ты отшила Олега? Я дам тебе, могу прямо сейчас.
Тая стояла перед ним, низко опустив голову, стараясь изо всех сил, чтобы он не видел капающих на шёлковый халат слёз и расползающихся на груди мокрым пятном.
Жестокие слова обтекали её, но, к сожалению уже поранили. Она не могла возразить или точно так же накричать в ответ — это же был отец Олега, и предательские слёзы не давали хотя бы взглянуть ему в глаза.
За что, за что он её так ненавидит, он же совсем не знает ничего, а то, что ему рассказали — это полуправда. Она никогда не рассказывала Олегу о попытке самоубийства два года назад, тогда Тая хотела свести счёты с жизнью, выпив всё снотворное деда.
Мать уже лишили родительских прав, но она приезжала на побывку домой и говорила дочери, что не знает, от кого она, и зачем вообще она её оставила — надо было сделать аборт, да кинулась поздно, уже врачи официально отказывались его делать, а криминально боялась — как раз на работе у неё девочка от такого умерла. Тая слушала всё тогда точно так же, как сквозь толщу воды. Но слова магически действовали на неё, как заклинание — ты никому не нужна.
Зажмурившись, девушка поняла, что отец Олега о чём-то спрашивает её уже полминуты.
— Эй, ты слышишь? Ты… сколько ты хочешь денег?
— Я не хочу, — выдохнула она и попыталась обойти его мощную, давящую на неё фигуру.
Он схватил Таю за плечо, развернув к себе, и не рассчитал силу. Девушка ударилась о стену и чуть не упала, оглушенно замерев на месте. Задрав на него голову, она смотрела испуганными глазами затравленного зверя.
— Я люблю вашего сына, — откровенно сказала она, надеясь, что это подействует.
— Да мне плевать, — усмехнулся Антон. — Любовь такой, как ты — ничего не стоит. Пусть попробует влюбить в себя такую, как Радмила Светова. Вот это подвиг! А ты — дворовая девчонка, с тобой только спать и надо.
Тая потрясённо слушала то, что говорит ей взрослый человек, имевший вес в обществе.
— Убирайся отсюда немедленно. Я не хочу, чтобы ты, наглая, носила тут халаты моей жены и пила из её кружек. Недолго и подцепить что-нибудь. Думаю, ума у Олега хватает предохраняться с тобой.
Тая сделала несколько шагов вдоль стены, пытаясь опять сбежать от мужчины. На этот раз он не останавливал её, проводив холодным, недобрым взглядом. Он ненавидел её всей душой, с таким Тая ещё не сталкивалась. Постоянно в своей жизни над ней смялись и презирали, но чтобы вот так люто ненавидеть… Может, её мать также ненавидела? Но жить-то Тая ей не мешала, за что так?
Тая бросилась в спальню на второй этаж, из груди клубками вырывались стиснутые до этого рыдания. Она влетела в комнату и, дрожа, начала собирать одежду, судорожно ловя воздух ртом, чтобы немного успокоиться.
Олег оторвал взъерошенную голову от подушки, было заметно, что он спал всё то время, которое его отец измывался над ней.
— Что случилось? — спросил парень, садясь на постели. Тая уже успела надеть на себя мятую чёрную блузку — единственное, что было у неё красивого, и влезть в джинсы. На застёгивании молнии в комнату бесцеремонно вошёл Антон Григорьевич.
— Я сейчас отвезу её отсюда, и надеюсь, больше никогда не увижу. Делай с ней, что хочешь по подъездам и подворотням, в чистую постель не смей тащить! Это наш с матерью дом, я не хочу, чтобы ты каждую ненормальную одевал в материнские халаты и укладывал в наши постели. Понятно?