Он отошёл к отцу и стал его что-то спрашивать. Миша с девушкой переглянулись. Они знали, что отец далеко не одобряет отношения сына с Таей, из-за чего тот и из дома уходил, а теперь вдруг сейчас такая забота о девушке…
Даша сжала губы, догадываясь, что просто так Антон Григорьевич и пальцем бы не пошевелил ради Таисии Синёвой. Значит, тут какая-то выгода.
Вдруг в гостиной появилась красивая ухоженная женщина-блондинка, в замешательстве переводя взгляд с одного присутствующего на другого: — Антон, что случилось? — спросила Ирина Роторова, сжимая ремешки изящной чёрной сумочки.
Её муж с непроницаемым лицом подошёл к ней, взял под локоть и отвёл в спальню, находящуюся в противоположной стороне от гостиной. Эта просторная комната тоже была с окном на всю стену, выходящим на юг, отчего казалось, что света здесь слишком много. Обстановка была выполнена в розово алых тонах, и только стены и ковёр — в тёмно-синих, согласно феншуй, которым увлекалась Ирина. Именно эти зоны и были олицетворением сущности её мужа, а так же призваны охлаждать его чересчур буйный темперамент.
Мебели очень мало — широкая кровать изголовьем к стене, чуть дальше высокий комод для белья, кресло у окна, вот и всё. Две небольшие двери вели в ванную и гардеробную. Никаких зеркал — в спальне они отнюдь не желанны. Ирина строго придерживалась древнекитайского учения, а Антон поддерживал её в увлечении.
Закрыв дверь, он порывисто вздохнул и сказал: — Вышла история с этой… Таей, подружкой Олега. Ваня Перелётный затаил злобу на него с зимы, ну, в общем, они тогда подрались, помнишь?
Ирина закивала, сжимая губы до того, что они превратились совсем в белую полосу. Рукой она стала теребить золотую длинную цепочку у себя на груди, на которой висел медальон — подарок Антона.
— Теперь якобы Ваня собрался отомстить Олегу, он ему и ей давно угрожал. Тая исчезла, её наверняка или изнасилуют, или ещё хуже… Я согласился помочь Олегу разыскать её.
Ирина молча ждала продолжения, но мужчина, который был её мужем, не желал раскрывать все свои карты. А она знала — должно быть что-то ещё, не бывает такой бескорыстности у Антона.
— Ты вот так сразу проникся к этой девочке участием? — недоверчиво спросила она. — До этого ты и слышать о ней не хотел.
Тёмные глаза мужчины стали жёсткими, он закатил их к потолку: — Олег пообещал мне, что поедет учиться в Штаты без лишних разговоров. А Таю оставит здесь.
Ирина потрясённо присела на краешек глубокого кресла в ало-золотистую полоску. Вот значит, как всё обернулось…
То, что Антон не мог вырвать у Олега силой, получилось само собой. А что будет с девушкой после того, как над ней надругаются, а потом ещё и любимый бросит — никому нет дела. Она с самого начала не считала, что Тая Синёва имела меркантильный интерес насчёт Олега — это была любовь. Безнадёжная и такая сильная, потому что первая. И конечно Ирине, как матери, хотелось бы для сына чего-то другого, но… Уж если они полюбили друг друга сейчас, способствовать их разлуке не стоило. Пусть бы всё шло, как шло. Насильно — надорвёт сердце обоим, а Антон не понимал этого. Он считал, что у Олега блажь — запретный плод сладок. И ничего серьёзного.
— Ты делаешь ошибку, — произнесла она уставшим голосом. — Нельзя заставить их разлюбить. Они должны сами понять, что не пара.
Антон раздражённо махнул рукой: — Глупость. Какая это любовь, только похоть.
Тая сильно хотела пить. Во рту стянуло, язык распух и не шевелился. Руки и ноги не чувствовались, она боялась лишний раз двигать ими, чтобы не закричать от боли. Наступила ночь, сверчки завели свою песню, птицы умолкли, и ветер тоже стих.
Девушка сидела возле дерева, прислонившись к твёрдой коре. Мысли притупились. Содранная кожа на коленях саднила, а один глаз, по которому её ударил Максим, заплыл. Нос не дышал, приходилось втягивать воздух ртом. Но зато он почти перестал болеть.
Никто из компании Перелётного к ней больше не подходил, они сидели в машине с открытыми дверцами и о чём-то говорили. Время от времени оттуда тянуло сизым дымком совсем не простой сигареты. Рядом с машиной валялись и бутылки из-под коньяка — Гоша и Максим уже успели опустошить их.
Тая постепенно перестала бояться. Так уж устроена человеческая природа — когда появляется надежда, она заполняет всё существо без остатка, и потому многие сложные ситуации кажутся лёгкими. Но если надежды нет — любой пустяк — трагедия.
Девушка обрадовалась, что о ней временно забыли, у неё было время, чтобы появилась надежда — Олег найдёт и спасёт. Но тут же возникли нехорошие мысли — уж лучше бы они сразу сделали своё чёрное дело, чем давали ей эту бессмысленную мечту.
Сейчас она устала, хотелось пить, и уж никак не было сил ожидать боль и думать о смерти. Конечно, про неё не забыли, это было заметно по взглядам всей троицы, бросаемым на худую фигурку под деревом. Они, как стервятники, ждали своего часа, ждали, когда им разрешит вожак стаи.
А Ваня не спешил, он наслаждался своим положением и властью. Видел жалкую надломленную девушку, жадные взгляды на неё друзей, и по крови разгонялось очень много адреналина. Впервые ему пришло в голову, что это же испытывают и маньяки-убийцы, когда держат жертву в шаге от смерти — власть и наслаждение от неё! Он сейчас мог махнуть рукой в сторону связанной Синёвой, и его парни поиздевались бы над ней всласть, и он не стал бы препятствовать… А может, и сам бы начал эту игру.
Но уже когда наркотик побежал по венам, а в голове возник густой и сладкий туман, все ощущения разом обострились. Гоша пошёл к девушке, что-то говорил ей, смеялся, трогал её, а она только пищала, как мышка, и плакала.
Ваня сидел в машине на водительском сиденье, и тут послышалась музыка. Он потряс головой, думая, что это кажется, но музыка продолжалась. Сообразив, наконец, что это телефон звонит, он схватил мобильник и развязно ответил: — Да?
— Привет, Ваня. Я знаю, что Тая у тебя. Где ты и как мне к тебе подъехать? — голос Олега был на удивление спокойным, что взбесило Перелётного.
— Чего? А зачем подъезжать, мы тут клёво развлекаемся и без тебя, — он рассмеялся и долго не мог остановиться, как полоумный, потому что это заявление показалось ему очень-очень смешным.
— Ладно, Ваня, что ты хочешь? — спросил голос Олега, став более напряжённым.
Губы Перелётного растянулись в улыбке.
— Я хочу, чтобы ты понял, кто здесь чего стоит. Синёва шваль, а если она тебе нужна, забери то, что твоё, — он снова рассмеялся.
— Подожди, Ваня, мы же были друзьями…
— Ха! Вспомнил! Да твою высокомерную рожу уже невозможно было терпеть. Ты всегда думал, что лучше остальных. Теперь получай, — зло зашипел под конец Ваня и отключил телефон.
Гоша уже повалил девушку на землю и рвал на ней футболку, одновременно пытаясь стянуть шорты. Она только хрипела и сопротивлялась, не в силах закричать. Ваня подошёл к этой парочке и крикнул: — Отставить! Сейчас мы поедем ко мне на дачу, и там без случайных свидетелей я буду первым.
За всё то время, что они были здесь, мимо прошли трое грибников, и вдоль поля проехало две машины. В планы Перелётного совсем не входило осуществление своих планов на открытой местности, где любой может увидеть тебя, а потом сдать. А эти идиоты, похоже, не понимали этого — им было всё равно, где. Коробейников мог и среди бела дня под вопли Синёвой изнасиловать и не слишком оглядываться — сбежался потом лес или нет.
Гоша нехотя поднялся и вытер мокрый рот тыльной стороной ладони. Его взгляд совсем не был дружелюбным.
— Ты всё время будешь так обламывать? — зло спросил он и плюнул под ноги Ване.
Тот наклонил голову и расширил глаза: — А ты что хотел? Это моя идея, и я не хочу её после тебя, понятно? — он понимал, что говорит совсем не то, что следовало бы, но дело, как говорится, в принципе.
— А какая тебе разница — после Роторова или меня? — кинулся на него Гоша. Он был среднего роста, гибкий, но сильный, и сразу повалил Ваню, как подкошенного. К ним подбежал Максим и пытался разнять, но только получил по зубам. Они окрасились кровью.
Тая попыталась отползти, словно гусеница, чтобы её не задавили в драке, девушка не верила, что могло так повезти — её насильники задрались!
Оказавшись подальше, она попыталась связанными руками разлепить скотч, которым плотно были стянуты лодыжки. Кровь в руках и ногах застоялась, и поэтому было дико больно шевелить ими.
Ваня с Гошей ожесточённо били друг друга молча, только тяжело дыша и катаясь по земле. Через некоторое время они оба так устали, что не могли встать, но это ей вряд ли помогло бы. Тая не могла снять свои путы, до крови обломав короткие ногти; от подступившего к горлу страха и отчаяния нечем было дышать, горло стало с игольное ушко.
Максим подошёл к ней и с ухмылкой на некрасивом лице наблюдал за попытками девушки. Долго смотрел, потом достал нож из кармана джинсов.
Тая замерла, глядя на него взглядом кролика, смотрящего на удава. Он разрезал скотч на тонких лодыжках, проведя короткими толстыми пальцами по красным отметинам.
— Иди сюда, — сказал он и встал на колени рядом с ней, быстро расстёгивая штаны.
Таю окатила волна омерзения, она поборола приступ тошноты и вскочила. Если бы не её гусеничные упражнения три минуты назад, о побеге можно было бы и не думать, слишком долго она сидела с туго связанными ногами, но сейчас безвыходность ситуации придала девушке силы.
Максим не ожидал такой прыти, он думал, что Синёва будет скулить и молить о пощаде. А она перепрыгнула через безвольно лежащего Ваню Перелётного и исчезла в кустах.
Это их всех отрезвило, Гоша отреагировал даже быстрее Максима.
Тая пыталась бежать быстро, но это было невозможно. От страха она не видела ничего перед собой, деревья и кусты мелькали и прыгали, несколько раз девушка падала, и когда Гоша нагнал её и повалил, всхлипы ярости и отчаяния вырвались наружу. Она дралась, насколько было сил, кричала и рвалась из рук насильника, но другие руки схватили её, другие тела припечатали к земле. Выпустили из груди весь воздух, и нечем стало даже хрипеть. Они что-то говорили, смеялись, обнажали её и так неодетое тело.
А Тая Синёва как будто наблюдала за этим со стороны, внезапно успокоившись. Закрыв глаза, она терпела ненавистные поцелуи чужих губ, пахнущих спиртным, чувствовала отвратительное дыхание прокуренных наркоманов, пыталась не дышать, когда чьи-то руки полезли между бёдер… И не поверила, когда насильники вдруг перестали давить и прикасаться.
— Я сказал — светиться не будем — поехали, — услышала она грубый голос Перелётного.