С тяжёлым сердцем Миша подошёл сзади к девушке и тронул за руку. Она настолько сильно испугалась, что вскрикнула и оглянулась через плечо, на секунду блеснув стеклянными от слёз и страха глазами.
— Даша, — хрипло начал он, — не надо так плакать.
Она вновь спряталась за ладонями, слыша, как сердце барабанит в горле.
— Уходи, — медленно произнесла она.
Миша слышал её учащённое дыхание, прерывающееся на всхлипы, потому что стоял совсем близко, но не смел дотронуться или обнять. Было чувство, что со словами, сказанными под козырьком подъезда, исчезла их близость, и теперь он не имеет права дотрагиваться до неё.
— Зачем же ты так убиваешься, у тебя…
— Уходи, — с нажимом сказала она.
— Давай останемся просто друзьями, неужели это невозможно?
Даша резко повернулась к нему, и получилось, что Миша прижался вплотную.
— Друзьями? Не поверю, что ты хочешь меня видеть. Ты же заранее знал, что будет со мной, когда только стал встречаться, так? Ты говорил, что я нравлюсь тебе. Что со мной хорошо. Да со мной было просто удобно! Как с хорошей подушкой.
Она приблизилась к нему ещё, покрасневшее от боли лицо скорчилось, яростные серые глаза совсем заплыли от слёз.
Миша рассеянно сделала шаг назад, ощущая ледяную волну, окатившую сердце. Женские слёзы давались ему нелегко, тем более, когда они такие отчаянные и приправлены правдивыми словами. Действительно, самой первой его целью в отношении неё был секс, приятное проведение времени. До того, как они станут учиться в институтах.
— Может, ты не можешь любить? Ну… и всё равно — это буду не я.
Она повернулась, чтобы уйти, но Миша поймал её за узкую ладонь. Она стояла, не поднимая глаз и не вырываясь.
— Прости меня. Я виноват, я знаю. Нам не надо было встречаться.
Девушка посмотрела на него несмело, во взгляде читалась боль. Вдруг он резко рванул её к себе и прикоснулся жёсткими обветренными губами к её нежным, распухшим из-за плача. Она попыталась отвернуться, но он стал держать её голову, не понимая, что такое на него нашло. Эти её глубокие, огромные глаза, полные такого неравнодушного чувства притягивали. Даже в такой момент разрыва захотелось обладать ими.
Оттолкнув его, она убежала к себе в квартиру, приглушённо плача. Ну, зачем он полез целоваться, ведь и так ясно — она не нужна ему, а он с этой минуты — ей.
Что за манера вечно всё усложнять? Вот это Миша Гришаев ненавидел больше всего. Если бы его спросили, он бы ответил именно так: «Больше всего в жизни я ненавижу, что все даже элементарные вещи так сложны».
Взять хотя бы отношения с девушками. Даже с его взглядами на жизнь ему попалась такая серьёзная, которой он разбил сердце. Но уже после того, как все слова сказаны и обиды определены, он вдруг почувствовал невероятное влечение к ней. Почему? Откуда взялось это чувство, похожее на лихорадку? Ему захотелось обладать ею без остатка, чтобы она принадлежала только ему и больше никому и никогда.
Уходя, он гнал эти мысли прочь, упорно возвращаясь к логичным выводам вечера. Миша знал, зачем он шёл на встречу к ней, он сделал это, пусть и не так беззаботно и легко, как хотелось бы. Зачем опять возвращаться к прошлому?
Молодой мужчина вышел под сгустившийся снег, надвинув на глаза вязаную шапку. Его сердце успокоилось — он умел перешагивать через прошлое. Вот только если это прошлое не с такими роскошными серыми глазами, достающими до дна души.
Небольшие каблуки чёрных замшевых туфель звонко отстукивали по линолеуму стационара травматологии. Очень высокий подтянутый мужчина шёл по коридору, его плечи были облачены в белый халат поверх чёрного строгого костюма. Тёмные холодные глаза отсчитывали номера палат. Наконец, он нашёл нужную и вошёл, предварительно постучав.
Внутри стояли две постели, одна была пуста, на второй лежала она, тоскливо глядя на плачущее осеннее небо за окном. Резко повернула голову, и в глазах сразу мелькнул страх.
Ему показалось, что девушка ещё больше исхудала.
Подойдя к ней, Антон Григорьевич произнёс: — Здравствуй, недоразумение моего сына.
Тая напряглась, попытавшись прикрыть острые колени стареньким халатиком. Её волосы уже совсем отросли и беспорядочно лежали вокруг лица, карие глаза показались сейчас мужчине даже красивыми. В такие его сын мог запросто влюбиться.
— Я пришёл навестить тебя и спросить, как у тебя дела. Как тебя угораздило попасть сюда с ножевыми ранениями? Хотя не отвечай, из машины с молодыми насильниками я тебя однажды уже вытаскивал.
Девушка вдруг вздёрнула подбородок и с напором произнесла: — Зачем вы пришли? Олег…
— Из-за него я и пришёл, чтобы он не бросил всё и не прилетел сюда, когда учёба в разгаре. Я ему пообещал, что посмотрю на тебя и передам привет. Он узнал от твоей подружки — Даши.
Тая опустила голову, её бравада развеялась, стало снова невыносимо обидно. Лучше бы его отец не приходил, зачем так обижать — и так сейчас нелегко.
Она лежала в больнице уже второй месяц, одна из ран была сложной. В университете ей обещали продлить сроки зимней сессии и не отчислять. Деда посадили и назначили суд на конец ноября. Но он был совершенно невменяем, и скорее всего его запрут лечиться в психдиспансер. Об Олеге она ничего не слышала уже два месяца.
— Ты знаешь, что я против ваших отношений. Будь умненькой девочкой, сделай так, чтобы он немного забыл тебя. Хочешь, за это я устрою тебя на хорошую работу без всякого образования, будешь работать в свободное от учёбы время…
— Пожалуйста, уходите, — тихо произнесла Тая.
Антон замолчал, сжав губы в раздражении. Он не привык, чтобы какие-то соплячки без рода и племени перебивали его.
— Вижу, у тебя всё замечательно. Зажило, как на дворняге. Сыну я скажу, что телефон тебе в больнице не положен, и ты от него отказалась. И просила не переживать — у тебя всё отлично.
Развернувшись на каблуках, он вышел, и в дверях столкнулся с Таиной соседкой по палате — Мариной Лесных, поступившей месяц назад с двойным переломом руки. Её избил муж, пришедший домой не в очень хорошем настроении и трезвости.
— Кто это? — испуганно спросила она Таю.
— Отец моего парня. Он ненавидит меня.
Тая отвернулась к стене, ощущая тупую боль в груди из-за слов Антона Роторова. Он мог всегда задеть её за живое. Но вспоминались слова Даши, сказанные как-то относительно этого человека. Что он всё же боится её власти над Олегом.
Вот только она была раньше, а останется ли… эта власть
Тая начала учёбу вместе с курсом в начале ноября. Жила в своей квартире, выкинув все дедовы вещи. Она знала, что если он сюда вернётся — её тут точно не будет. Первое время было тяжело одной, просыпалась в страхе и кошмарах. Постепенно привыкла.
Даша частенько засиживалась у неё в гостях.
Они с Мишей расстались очень болезненно, по крайней мере, для неё. Дарья никогда не заговаривала об Олеге, Тая старалась этого тоже не делать. Она знала, что он звонил как-то Даше, ведь узнал же о ранении. Но Тая пообещала себе — если он сам не найдёт её, она будет молчать. Ей не хотелось унизительно просить и умолять о внимании. Быть может, она и не права, а может, он не прав, что отчаянно не признавался себе в том, что они не могут быть вместе. Теперь у них совсем разные дороги, пересекаться которым не дают ни близкие, ни судьба.
Дарья понимала, что Тая после долгой болезни изменилась, и потому не хотела лишний раз заводить болезненный разговор об Олеге. Он ведь и позвонил-то ей всего пару раз, чтобы узнать о самочувствии Таи. После этого — тишина. А за подругу Даша боялась, было ощущение, что она на грани срыва. Она будто замерла снаружи, стала очень спокойной, молчаливой, неулыбчивой, и Даша подозревала, что вся борьба шла внутри. Как бы этот вулкан не вылился во что-нибудь нехорошее и отчаянное.
Миновал ноябрь, декабрь, подошёл Новый год. Деда отправили на лечение, жильё осталось за ней, пострадавшей Таисией Синёвой. С Олегом у Таи не было связи, её мобильный телефон дед уничтожил в тот же вечер, когда кинулся на неё с ножом, на новый не было денег.
Достав карточку, которую ей оставил Олег, она пока не знала горя. Но других денег не было, а надо было оплачивать и коммунальные, и на еду откладывать.
Как дальше жить, Тая не знала. Нужно было как-то устраиваться на работу, совмещая с учёбой, иного выхода не было.
Новый год собирались отмечать с Дашей вдвоём. 30-го был важный зачёт, и когда девушки его сдали, камень свалился с плеч. Они хотели печь на праздник торт, потому накануне бегали по рынку и готовились к этому очень ответственно.
Утром 31-го Тая начала печь коржи сама, и когда в дверь позвонили, она, не сняв передник с тоненького халатика, выскочила в длинный коридор, ожидая Дашу. Несмотря на то, что почти напротив жил Миша, Даша с ним ещё ни разу не сталкивалась, будто он и не обитал дома.