Я приоткрыл глаза. Странный запах щекотал ноздри, и я чихнул. Не понимая, как я снова очутился возле сосны и задремал под копной, я вскочил на ноги и принюхался. Запах гари был сильным и тревожным. Пожар!!!
Я выскочил на дорогу, посмотрел на деревню. Там все спокойно. Дыма не видно, не лают собаки, не бегают люди.
И поля не дымили.
Глянул на сосну и похолодел. Из-под ее ветвей вырывались клубы дыма.
Я бросился к дереву.
Горело в дупле. В том самом, где мы находили почту из Центра.
Я стал рвать траву и кидать в дупло, потом палкой выкорчевал кусок дерна и тоже бросил в дупло.
Дым стал еще гуще, он выедал глаза и не давал дышать. Я чувствовал себя беспомощным и бессильным. Хоть бы кто-нибудь был рядом!
Еще один ком земли бросил в дупло. На этот раз вместе с дымом оттуда вырвались языки пламени. Их подхватил ветер, и они лизнули верхние сучья. Вниз полетели искры.
Горсть за горстью летела земля в огонь. Я сдернул с себя куртку и закрыл дупло. Дым на минуту стих, но потом с новой силой вырвался наружу.
У меня кружилась голова, я задыхался.
Но отходить от сосны никак нельзя. И я кидал и кидал землю в дупло и мимо него. Я не видел, когда появились здесь папа и Алешка.
В ушах у меня звенело… Я упал. Когда очнулся, увидел, что сюда прибежала почти вся деревня. Люди таскали воду, заливали огонь, ругали поджигателей.
Кто и зачем поджег сосну? Кому она помешала? Этот вопрос волновал всех.
Алешкин отец кружил на тракторе вокруг сосны. За плугом тянулась черная борозда, она не давала огню перекинуться на хлебное поле.
Огонь залили. Водовозка уехала. Разошлись люди. У сосны остались дядя Петя, папа, я и Алешка. Вовка тоже почему-то был тут.
Ему-то чего тут надо?
— Так что же случилось? — спросил дядя Петя.
— Не знаю, — пожал я плечами.
Дядя Петя внимательно посмотрел на сосну, подошел к ней и сунул руку в дупло. Через секунду в его руках чернела какая-то тряпка. Я присмотрелся и узнал свою рубашку. От нее остались рукав да воротник.
— Рубашка! Моя рубашка! — закричал я. — Как она там очутилась? Ее же там не было!
Я подскочил к сосне и только сейчас разглядел, что в стволе было два дупла. В одном лежала рубашка, а из другого мы вынимали письма.
Два. И оба рядом.
— Так вот, — сказал дядя Петя. — От этой тряпки весь пожар случился. Спичку — в рубашку, рубашку — в дупло. Из дупла дым коромыслом, а дыма без огня, как известно, не бывает.
— Вы думаете, я поджег? — возмутился я и посмотрел на Вовку. Тот часто-часто заморгал, резко повернулся и пошел прочь.
— Поругались? — спросил Алешка, кивнув на Вовку.
— Было дело…
— До горячего?
— Почти. Это ведь он аварию устроил.
— Какую аварию? — насторожился дядя Петя.
— Да так, — замялся я. — Из-за него и Алешку ранило. Больно? — дотронулся я до его плеча.
— Сейчас не очень…
— Много дроби вынули?
— Какой дроби? — спросил папа.
— Никакой дроби не было, — как ни в чем не бывало ответил Алешка. — Он не попал в меня. Мазила!
— А говоришь — больно… — не отступал папа.
— Пустяки! — махнул рукой Алешка. — Я споткнулся и плечом о контрабас шарахнулся. Терпимо. Дика вот жалко. В него-то он наверняка попал.
— Не попал! — сказал я.
— Промазал? — переспросил Алешка.
— Нет, не промазал. Он патроны перепутал. В тебя— заряженным, в него — холостым! Понимаешь? Холостым!
— Уррра! — закричал Алешка и вдруг замолк. Его крепко взял за руку дядя Петя.
— То, что у вас есть секреты, я знаю. Пришло время рассекретить некоторые дела. Говорите: кто стрелял и в кого стреляли?
Мы сначала отнекивались, но потом рассказали о Дике, о таратутиной «колупничке», о Вовке, который вредил нам, и о ночных выстрелах.
— А ну, немедленно в машину! — скомандовал дядя Петя, и мы помчались в деревню. Догнали Вовку. Но он даже и не глянул в нашу сторону. Перепрыгнув через канаву, он торопливо, почти бегом, зашагал прямо через поле, руками раздвигая колосья.
Эх, Вовка, Вовка!
Плохие у тебя шуточки получаются! То слишком холодные, то слишком горячие. А отчего? Оттого, что дружить не умеешь.