Ринберг, стараясь не разбудить Арсения, аккуратно присел на край детской постели и стал разглядывать спящего мальчика, в котором уже сейчас четко прослеживались черты Алевтины, хотя он и не унаследовал её довольно хрупкого сложения. Вполне возможно, что ростом Сенька пошёл в отца.
Не то чтобы Иван замечал в себе особо трепетное отношение к детям: племянников он по-своему любил и, хотя виделся с ними не часто, исправно дарил им подарки на каждый праздник, можно сказать, что этим всё и ограничивалось. Но сын Островской пробудил в мужчине нечто совершенно иное: стремление оберегать, защищать, передать свои знания — отцовский инстинкт одним словом. Такое случилось с ним впервые, и что теперь делать Ринберг не знал.
Даже если отбросить его мужской интерес к Алевтине, а как женщина она была ему крайне симпатична, ласковый, умный, воспитанный Арсений сам по себе поразил Ивана в самое сердце.
Удивительно: ещё несколько минут назад, сидя в кресле напротив, малыш увлеченно рассказывал про мультфильм, который они с мамой и крестной смотрели сегодня в кино, но стоило ему на секунду прикрыть глаза, и он провалился в сон, прямо как был в одежде.
Ринберг не стал его будить. Вместо этого мужчина осторожно взял Арсения на руки и перенёс на кровать, чтобы малышу было удобно.
Скорее всего, этого следовало ожидать, слишком много впечатлений для мальчика. На протяжении полутора часов, проведенных Иваном в гостях у Островских, Сенька болтал почти без умолку, пока показывал свою комнату, многочисленные поделки, игрушки, книги… И даже фотографии из семейного альбома они успели вместе посмотреть: множество ярких цветных снимков с изображением счастливых и улыбающихся Островских, но во всём этом великолепии Риберг заметил некоторую странность — в альбоме напрочь отсутствовали фотографии Алевтины за несколько лет до рождения Арсения. Иван не мог с уверенностью сказать — было ли это случайным стечением обстоятельств или Островская намеренно исключила данный период своей жизни. Должно быть, на фоне происходящих в его жизни событий он стал излишне подозрителен.
Сама Алевтина под малозначительным предлогом отказалась составить им компанию, но время от времени всё же заглядывала к ним в комнату через приоткрытую дверь, очевидно проверяя всё ли в порядке, и снова уходила, так и не переступив порог.
После её отказа Ринберг подумал, что не стоило ему приходить в чужой дом вот так без предупреждения, но вместе с тем мужчина отчетливо понимал- по- другому из его затеи вряд ли бы что-то вышло: Островская держала Ивана на расстоянии. Но, стоило ему увидеть счастливого малыша рядом, и гость отринул прочь все одолевающие его сомнения.
Мысли унесли Ринберга так далеко, что в одном положении он смог бы оставаться довольно долго, но случайно взгляд мужчины упал на часы в форме машинки, стоящие на прикроватной тумбе: время неумолимо приближалось к десяти, и как бы хорошо ему здесь не было, но нужно уходить. Он и так сначала невежливо явился, а потом и вовсе задержался в гостях- пора и честь знать!
Иван нехотя поднялся с постели, в которой умиротворенно сопел мальчик. Стараясь передвигаться, как можно тише, Ринберг вышел из комнаты и отправился на поиски Алевтины.
По квартире плыл знакомый с детства аромат жареного мяса и приправ, который на секунду заставил его остановиться. Иван даже зажмурился от удовольствия и сглотнул не вовремя появившуюся слюну, ведь уже долгие годы в его доме такого не встречалось: помешанная на диетах Илона никогда ничего не готовила: то ли не умела, то ли не хотела, а ресторанная еда хоть и была оформлена мастерски, но в ней всегда не хватало одного очень важного ингредиента- души. Именно так для своих готовили его мама или бабушка Сима- с любовью. С трудом, но Ринберг отогнал назойливые воспоминания и заставил себя двигаться дальше.
Островская нашлась довольно быстро: на том же самом месте, где они с Сенькой её и оставили — на кухне. Девушка казалась полностью погруженной в процесс: при приглушенном верхнем свете она быстро шинковала овощи для салата.
Иван привалился к дверному косяку и стал за ней наблюдать, но долго оставаться незамеченным ему не удалось.
Алевтина словно почувствовала его присутствие. Она оторвалась от своего занятия и немного повернула голову в сторону Ринберга, а, заметив и верно истолковав его устремлённый на плиту заинтересованный взгляд, спросила:
— Хотите попробовать? Ещё пара минут, и мясо будет готово.
— Хочу, — честно ответил Иван, ещё раз вдохнув аромат. — Мы снова на вы?
Аля неопределенно пожала плечами и грустно улыбнулась.
— Да нет. Это просто привычка.
— Арсений уснул внезапно.
Островская кивнула и вернулась к овощам.
— Ничего удивительного. У него был насыщенный день.
— Алевтина, я хотел бы извиниться. Мне стоило предупредить о своём приходе. Твой сын не виноват, — решил прояснить ситуацию Ринберг.
Девушка снова подняла на него глаза и посмотрела так, что он мгновенно почувствовал себя неразумным дитятей, которого сейчас отчитает строгая нянька.
— Дело не в предупреждении. С твоей подачи или без но Арсений скрыл от меня правду- вот что по-настоящему меня расстраивает. Ладно, он ребёнок, но ты, как взрослый человек, не можешь этого не понимать.
— Я был не прав, не подумал об этом, редко с детьми общаюсь. Хочешь, я с ним поговорю? — не стал отпираться Иван.
— Нет, не нужно. Это мой сын и видимо мой же пробел в воспитании.
Вполне ожидаемо Алевтина снова отказалась от его помощи и словно бы воздвигла между ними преграду величиной с Великую Китайскую стену, но Ринберг и не искал лёгких путей.
Он подошёл к Але так близко, что в полной мере смог ощутить аромат её волос- приятное смешение свежести с лёгкой горчинкой от грейпфрута. Иван не удержал и легко потянул за длинные пряди, и девушка вздрогнула, но не отстранилась, а только затаилась и почти перестала дышать.
Кот спрыгнул с холодильника и тем самым привел мужчину в чувство.
Ринберг добровольно отошёл от Алевтины и переместился к окну, подальше от Островской, чтобы не пугать её ещё больше. Кто знает, что она успела себе напридумывать?! Хорош гость: дождался, пока ребёнок уснёт, и начал распускать руки.
— Арсений показывал мне ваш семейный альбом… Там ты, он… — начал было Иван, но замолчал, осознав, что собирается задать очередной неудобный вопрос.
— Да, это и есть вся наша семья, — подтвердила девушка, словно не замечая его неловкости
— А его отец… Он оставил вас? — всё же рискнул Ринберг, приободрённый спокойствием Алевтины
— Он?! Нет, — на ёё лице появилось задумчивое выражение, Островская словно смотрела в глубь себя. — Скорее его в нашей жизни никогда и не было. Иногда я думаю, что ошиблась, не смогла оценить достойного человека, оправдывая себя чувствами к недостойному. Глупо вышло. А теперь у каждого своя жизнь. Мы птицы слишком разного полёта. Это сложно.
— Как бы то ни было у тебя замечательный ребёнок. Я бы гордился таким сыном в любом случае, — Иван заставил себя сказать хоть что-то, хотя он был совсем не рад тому, что услышал.
— Да, я его очень люблю.
— Я не люблю давать советы, тем более в личных делах, но моя бабушка любила повторять, что пока все живы, можно всё исправить. Было бы желание.
Мясо на плите запарило, и Аля кинулась к сковороде, чтобы снять крышку.
— Садись за стол. Готово, — сказала девушка, давая понять, что время для откровений на сегодня истекло.