Пока они блуждали по длинным коридорам в поисках переговорной, Иван Соломонович отметить для себя: здание, в котором размещается его новое приобретение — агентство недвижимости «Академия риелти», не могло похвастаться отличной планировкой. После продуманного расположения помещений в их московском офисе это слишком бросалось в глаза, и контраст был поистине разителен.
— Хоть бы указатели какие-то повесили… — про себя возмутился господин коммерческий директор.
Но, видимо, в провинции имели весьма отдаленное представление о системе навигации, необходимой для современного офиса.
К неудовольствию Ринберга в затемненных коридорах «без окон, без дверей» никаких указателей не наблюдалось. Прямо заколдованное место какое-то. Для полноты картины не хватало только былинного камня с надписью: «Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — жизнь потеряешь, прямо пойдешь — жив будешь, да себя позабудешь».
Вот только взрослая жизнь-это вам не сказки. Правда, иногда бывает очень похоже.
Всё начиналось относительно не плохо… После окончания планерки трое мужчин вышли из зала совещаний, чтобы встретить старинную подругу его бабушки. С ней у Ивана, собственно, и была назначена встреча, не столько приятная, сколько полезная. То, что известная в узких кругах тётушка Хая владела большей частью местного бизнеса, для делового человека сполна компенсировало её скверный характер.
Звёзды сошлись. Хая Вениаминовна Боринштейн уже много лет являлась клиентом «Академии риелти». Пожилая дама сама настояла на том, что сегодняшняя беседа должна состояться именно в офисе агентства недвижимости.
Мужчины встретили тётушку Хаю и, обменявшись приветственными любезностями, все вместе отправились в обратный путь.
Сначала свернули налево, и вместо коня Ринберг чуть не потерял своего лучшего друга и, что немаловажно, отличнейшего юриста Диму Пака.
Дима пал жертвой женского коварства. Он поскользнулся на полу, старательно натертом до блеска труженицей клининговой службы бабой Нюрой.
— А-а-а…вот, черт, — в сердцах выдал Пак, смешно размахивая руками в попытке удержать равновесие.
И ему это удалось, хотя любой другой на его месте потерпел бы фиаско.
Помогла природная корейская юркость: последний момент он устоял на ногах, — но даже она не спасла от гибели документ, прицельно спикировавший из рук Пака в ведро уборщицы и там же безвременно почивший.
При виде этой досадной потери солидный адвокат с многолетним опытом Нгуен Дуонг Пак, а для друзей просто Дима, не смог сдержаться и выдал на языке предков что-то с трудом переводимое, но явно неприличное, удивив этим всех кроме госпожи Боринштейн.
— Спокойно, мой мальчик. Утро только началось, а ты уже поминаешь предков всуе. Я и так знаю твоих родителей и, если память мне не изменяет, это несомненно достойные люди, — беззлобно поддела его Хая Вениаминовна. — Аркаша сейчас нам поможет.
Уже лет сорок никто не позволял себе так называть Крупельницкого.
Шестидесятилетний Аркаша покраснел, как рак, но перечить почтенной даме не стал. Спорить с тетушкой Хайей себе дороже: Боринштейнам в их местности принадлежали почти все мало-мальски перспективные земельные участки, да и с коммерческой аренды помещений в их зданиях агентству перепадало немало комиссии, так что он видел смысл перетерпеть мелкие заскоки этой почтенной дамы.
— Сейчас вызову…
— Аркаша, я надеюсь, ты не собираешься посвящать лишних людей в наши дела… — продолжила госпожа Боринштейн, не удосужившись дослушать Аркадия.
— Обижаете, Хая Вениаминовна. Разве вы плохо меня знаете?
— Знаю-то я тебя как раз хорошо! Ты тот ещё жук, поэтому и говорю, чтобы лично всё проконтролировал, а не перекладывал на других- таких вот длинных, как жердь, и безмозглых, как куры, которым голова дана, чтобы шапку носить, — не стала особо с ним миндальничать госпожа Боринштейн.
Ещё секунду назад казалось, что больше покраснеть было уже не возможно, однако цвет лица Крупельницкого снова изменился и теперь достиг оттенка изрядно переспевшего краснодарского помидора. Неприятно, когда тебя так публично уличают в слабости, пусть и давно известной. Аркадий Семёнович гневно посмотрел на тетушку Хаю, но благоразумно решил промолчать. Он ослабил галстук и, заметно нервничая, обратился к Ивану:
— С вашего позволения мы с господином Паком поднимемся в мой кабинет и восстановим документы. Это займет несколько минут. Я распоряжусь, чтобы вам пока принесли кофе.
Ринберг только кивнул. Ничего критичного в ситуации он не видел, а некоторая абсурдность диалога его даже позабавила.
Хая Вениаминовна, словно проверяя выдержку Крупельницкого, продолжила в своём репертуаре:
— Надеюсь, хоть это твои мондельки делать умеют. В моем почтенном возрасте не хотелось бы отравиться.
Последнее замечание заставило Ивана невольно улыбнуться. Госпожу Боринштейн он знал с детства и догадался, что та специально исковеркала слово, словно намекая на что-то не очень приличное, чтобы пристыдить Аркадия Семёновича, ведь его любовь к женщинам была хорошо известна далеко за пределами фирмы.
— Не беспокойтесь, Хая Вениаминовна, всё будет в лучшем виде, — заверил Крупельницкий, стремительно удаляясь вместе с Паком.
Плевать, что выглядело это, как откровенное бегство.
Вот так господин Ринберг остался наедине с госпожой Боринштейн, женщиной с поистине демоническим характером.
Вдвоем они и повернули направо.
Гости едва сделали несколько шагов по новому ответвлению коридора, как почти перед носом у Хаи Вениаминовны, резко распахнулась дверь. Ринберг в последний момент чудом отстранил старушку, идущую немного впереди, но сам отскочить не успел и основательно получил по плечу.
С каждой секундой, проведенной здесь, шансы расстаться с жизнью стремительно возрастали.
Между тем виновница его бед с малопонятными воплями про какую-то Алечку Андреевну цокая каблуками, как настоящая лошадь, унеслась прочь. Пострадавшего от её действий Ринберга она даже взглядом не удостоила: то ли не заметила, то ли посчитала, что может себе позволить подобное поведение.
— А что я ему, Ваня, говорила?! Как есть куры безмозглые. И откуда он их только понабрал этаких бешенных. От пивных ларьков что ли.
Но Ринберг не был бы Ринбергом, если бы быстро не взял себя в руки. Держать марку в любой ситуации уже давно стало его жизненным кредо.
— С этим я обязательно разберусь, но позже. А пока давайте продолжим наш путь.
Но изменчивая Фортуна сегодня была явно не на его стороне.
Уже практически на подступах к переговорной Иван снова столкнулся с неумело оттюнингованной вредительницей. Теперь-то он её разглядел, как следует, но лучше бы не разглядел. Вероятно, предполагалось, что жёлто-молочный цвет волос сделает её блондинкой. На секунду ему показалось, что в глазах даже зарябило от вида укороченного комбинезона расцветки «вырви глаз». Ринберг не был ценителем подобных модных экспериментов. С его точки зрения только блондинка из пошлых анекдотов могла нацепить на себя такой наряд.
Девица решительно развернулась в сторону Ивана Соломоновича. От удивления её рот приоткрылся. Она попыталась шагнуть ему навстречу, но высоченные каблуки подвели…и драгоценная гостья Ринберга, у которой тот собирался купить участок под застройку для своего нового проекта, вновь оказалась в опасности. В отличие от псевдоблондинки старушка отличалась хрупким сложением и могла значительно пострадать от падения на неё такого неопознанного объекта. Снова Ивану пришлось встать грудью на амбразуру и, проявив чудеса ловкости, поймать странную девицу в свои объятия.
— О-о-о, Иван Соломонович, это вы?!.- пропела она, хлопая щетками наращенных ресниц и нелепо растягивая слова. К её огромному сожалению надолго удержать внимание желанного мужчины Лялечке не удалось.
У неё за спиной кто-то возмущенно фыркнул, а затем раздалось ненавистное ворчание старухи Боринштейн:
— Да, «о времена, о нравы»…Вот не думала я, не гадала, что доживу до такого срама, когда женщины первыми на мужиков кидаться станут. А ты что, Ванечка, не весел? Что ты голову повесил? Нечего ловить что ни попадя, тогда и грустить не придётся. Чего застыл? Раз девица ходули одела, а крылья нацепить забыла, так знай себе — летит!.. Я так считаю.
Ринберг с каменным, ничего не выражающим лицом, помог Лялечке принять устойчивое положение и сделал пару шагов назад, внимательно на неё покосившись, всё ещё не будучи уверенным в безопасности Хаи Вениаминовны.
— Простите меня. Я же это сделала не специально… — виноватым тоном маленькой девочки протянула Носова, преданно заглядывая Ивану в глаза. — Вот и Алечка Андреевна подтвердит.
— Нечего Алевтину сюда приплетать. Что не специально-то? Копыта нацепила? Или мозги включить забыла? Тридцать лет, а ума, Ольга, у тебя как не было, так и нет, — не сдавалась тетушка Хая. — Да я тебе и больше скажу-и не будет. Горбатого могила исправит.
Ляльку она невзлюбила давно: ещё со времен, когда та в школе пыталась встречаться с её внучатым племянником Изей и пару раз бывала у Боринштейнов в гостях, но ко двору не пришлась.
— Кстати, здравствуй, Алевтина. Давно тебя не видела.
Иван понял, что тетушка Хая обращается к стоящей чуть поодаль молодой женщине в строгом васильковом платье.
Пожилая дама переключила своё теперь уж благосклонное внимание на ещё одного молчаливого наблюдателя этой сцены, а Лялечка незаметно стала пробираться к выходу- видимо инстинкт самосохранения всё же пересилил желание ещё полюбоваться на мужчину своей мечты. Кто знает, что взбредёт в голову вздорной старухе. Надо уносить ноги, пока та отвлеклась.
— Добрый день, Хая Вениаминовна. Ваша правда: давно вы к нам не заходили.
«Миленькая… — первое, что пришло на ум Ринбергу. — Не совсем худышка, но с хорошими пропорциями фигуры. Лицо симпатично. Выдержанный стиль в одежде».
Вот, пожалуй, и всё, что Иван смог выделить в своем впечатлении. Внешне не такая яркая, как его бывшая жена, но, несомненно, интересная.
«Кто это? Неужели тоже «подруга» Крупельницкого?»- подумал Ринберг, сам удивился тому руслу, в котором потекли его мысли, и тут же одёрнул себя.
Он был точно уверен, что не знает никого с именем Алевтина, но отчего-то девушка показалась ему смутно знакомой.