Островская поправила прическу и поспешила вернуться к Ивану. Рядом с Ринбергом она чувствовала себя намного спокойнее. Мужчина удивительно верно улавливал её тревожное состояние и мастерски его сглаживал, не раз ограждая от враждебных проявлений окружающих. Говорят, что к хорошему быстро привыкают, вот и Алевтина сама не заметила, как за месяц постепенно привыкла к ненавязчивому присутствию Ивана в их с Сенькой жизни.
В последнее время Аля очень много думала о прошлом, настоящем, будущем… И, сколько бы она не прокручивала варианты развития событий в своей голове, каждый раз приходила к одной и той же мысли: долго так продолжаться не может. Всё тайное рано или поздно становится явным, а значит пришло время покончить со всеми тайнами мадридского двора и рассказать Ринбергу всю правду, полагаясь на его порядочность. Может, момент и не слишком подходящий, но дальше тянуть уже невозможно, иначе будет только хуже. Сенька и так уже привязался к Ивану. А она… Она как-нибудь выдержит!
Решение принято, а значит чудовищный груз недосказанности должен был стать хоть немного легче, но нехорошее предчувствие по-прежнему не давало Алевтине покоя. Она попыталась отмахнуться от неприятных ощущений, пока искала террасу, указанную Ринбергом.
Уже перед самой дверью Аля сбавила шаг, услышав мужские голоса. Не узнать их было невозможно. Именно в эту секунду, здесь и сейчас, худший кошмар Островской начинал сбываться наяву, хотя такое не могло присниться ей даже в самом страшном сне — полный и безоговорочный крах всех её надежд.
Мужчины, увлеченные разговором, не заметили её появления. Не в силах сдвинуться с места девушка замерла в дверном проёме. Алевтина слушала и будто не слышала — её словно с головой окунули в бочку отборного дерьма, от которого ей точно не отмыться, проживи она хоть десять жизней. Но самое гадкое, что этот человек всерьёз претендовал на роль Сенькиного отца.
— Ну, ты и сволочь, Шабарин, — не выдержала Аля, недоверчиво покачивая головой из стороны в сторону, словно не могла поверить в то, что только что услышала.
— Рад стараться, детка. Для тебя любой каприз. Ты же знаешь, — довольно усмехнулся Юрий, разводя руки по сторонам в жесте, приглашающем к объятьям. Ещё не известно, что больше опьяняло его в этот момент: алкоголь, изрядно забродивший в крови или осознание собственного триумфа, ведь он всё-таки сумел вбить клин между Ринбергом и Алевтиной.
Наглая усмешка Шабрина стала последней каплей, прорвавшей плотину женского терпенья. Островская, поддавшись внезапному импульсу, решительно двинулась ему навстречу и в сердцах залепила наглецу звонкую пощёчину. Руку мгновенно прострелило болью, но оно того стоило. Мужчина видимо не ожидал такой силы удара, он пошатнулся и почти упал, но в последний момент выпрямился и пошел вперёд, глядя на Алевтину совершенно безумным взглядом.
— Ах, ты, дрянь, ты своё получишь. Руки она посмела распустить. Сейчас я тебя проучу.
Но планам Юрия не суждено было осуществиться. Между ним и девушкой решительно встал Иван, загораживая собой Алю и выводя её из-под удара.
— Быстро заткнулся и взял себя в руки, — встряхнул Ринберг Шабарина за грудки. — Я тебя предупреждал?! Предупреждал. Теперь не постесняюсь и другие аргументы добавить, раз ты русских слов не понимаешь.
Островская решила раз и навсегда внести ясность.
— Запомни, я тебе последний раз говорю, чтобы ты оставил нас в покое. К моему сыну ты не имеешь никакого отношения. Никакого.
Но Шабарин настырно трепыхался в руках удерживающего его Ивана и сдаваться никак не хотел.
— А кто тогда имеет? Ринберг что ли? — издевательски прокричал он. — А будешь выделываться, я подам в суд и заберу мальчишку! И никто тебе не поможет, даже твой любовник. Поняла?!
Вопреки ожиданиям Юрия после этих слов на Алевтину словно снизошло спокойствия, она даже смогла улыбнуться.
— Попробуй. Этим ты только выставишь себя на всеобщее посмешище — по суду или без, но Арсений не твой сын.