Она сжимала кулаки так сильно, что ногти острыми шипами впивались в ладони, если бы Аля надавила ещё немного — остались бы кровавые ранки. Пожалуй, сейчас физическая боль была лишь ей во благо — хорошо отрезвляла и не давала девушке окончательно скатиться в истерику.
Прежде Островская не замечала за собой особой кровожадности, но там, на террасе, Алевтина мечтала ещё хотя бы раз, от души как следует съездить по самодовольной морде Шабарина, который снова попытался положить жизнь Али и её сына на алтарь собственных амбиций. Он открыто продемонстрировал — ему плевать на последствия: что захотел, то и сказал, как удобно, так и повернул — дура-Тинка стерпит, всё равно ей никто не поверит.
— Господи, какая же тварь этот Шабарин! Тоже мне мужик называется, сплетни пускает похлеще базарной бабы, — едва слышно возмущалась Алевтина. — Принесла его нелёгкая на мою голову…
Вся эта мерзкая сцена всё ещё стояла у девушки перед глазами. Островская притормозила, сделала глубокий вдох, чтобы хоть как-то прийти в норму и часто-часто заморгала, ведь слёзы уже подступили так близко, что вот-вот готовы были хлынуть наружу нескончаемым солёным потоком. Ей мучительно хотелось наплевать на правила приличия и со всех ног броситься бежать прочь, чтобы скрыться от любопытных жалящих взглядов, но Аля продолжала идти, размеренно чеканя шаг и высоко приподняв голову, словно назло всем своим бедам.
Островская хотела убраться отсюда, как можно быстрее, но даже вызвать такси не получилось — руки дрожали как у запойного алкаша, и ей никак не удавалось ввести простой код для разблокировки телефона, после нескольких неудачных попыток, она бросила это гиблое дело.
— Алевтина!.. — настойчиво донеслось позади неё, но девушка упорно, шаг за шагом, продвигалась вперёд, не оглядываясь и не останавливаясь ни на секунду. Страшно. Але по-настоящему страшно было обернуться и увидеть презрение в глазах Ивана. Наверное, если бы он продолжал оставаться для неё чужим человеком, ситуация воспринималась бы проще и не казалась такой ужасно безвыходной, но Ринберг подобрался слишком близко к её сердцу, и не считаться с его мнением было невозможно.
— Алевтина, подожди! Да, остановись же ты, наконец! — Ивану потребовалось совсем немного времени, чтобы догнать Островскую. Всего пара широких шагов, и вот уже мужчина идёт рядом. Девушка никак не реагировала на его попытки заговорить, до тех пор, пока он осторожно не придержал Алю за локоть и не потянул в противоположную сторону. — Пойдём здесь, я знаю короткий путь.
— Спасибо тебе, — поблагодарила его Алевтина — иногда простые слова самые искренние. К счастью, они оба это понимали.
Дорогу обратно Островская не запомнила, и одной ей ещё долго пришлось бы блуждать по огромному поместью Боринштейнов, а с Ринбергом они быстро преодолели сквозной боковой коридор, лестницу и оказались совсем с другой стороны дома недалеко от парковки, где их уже ждал Геннадий.
Иван без лишних церемоний настойчиво подтолкнул Алю на заднее сиденье, ловко залез следом и захлопнул дверь.
— Чего стоим? Кого ждём? Гена, заводи уже.
В машине девушка, закрыв глаза, тяжело привалилась к сиденью и её, будто в лихорадке, начало трясти мелкой дрожью, она судорожно обхватила себя руками, пытаясь унять озноб.
— Я…я…не хочу…Он… — Алевтина тихо всхлипнула, и горькие, с огромным трудом сдерживаемые слёзы всё-таки прорвались сквозь установленные Алей хрупкие барьеры.
Ринберг не придумал ничего лучше, чем придвинуться ближе к девушке, так чтобы между ними почти не оставалось расстояния. Он мягко, но довольно настойчиво притянул Островскую к себе и крепко обнял.
— Тихо. Тихо… Нечего сырость разводить. Всё пройдёт.
Так и не открывая глаз, Алевтина молчала, обречённо уткнувшись мужчине в плечо, она подпитывалась его силой и спокойствием.
— Я… — снова решилась заговорить девушка, но Иван был, видимо, не настроен что-либо выяснять сейчас, когда у обоих ещё не утихли эмоции.
— Аля, послушай меня. План такой — мы едем домой, ты отдыхаешь. Пообещай, что не будешь себя накручивать. Завтра я приеду, и мы спокойно обо всём поговорим. Хорошо?
Спорить с ним не было ни малейшего желания — она коротко кивнула, соглашаясь. Так действительно будет лучше для всех.
Оставшуюся дорогу они преодолели молча. Ринберг продолжил успокаивающе её поглаживать и так и не разжал рук, надёжно обнимавших Алю.
Когда машина остановилась у дома Алевтины, девушка почти полностью смогла взять себя в руки, но в тусклом свете уличных фонарей на её лице всё ещё отчётливо блестели мокрые дорожки.
Как и многие мужчины, Иван терпеть не мог женских слёз, им, как вражеским лазутчикам, удавалось проникать сквозь эмоциональную броню мужчины и выводить его из себя. Не имело значения, какой была первопричина сброшенного на него мокрого десанта: действительной или мнимой — Ринберга всегда пробирало до основания. В его жизни слишком часто женщины использовали слёзы как оружие или элемент торга.
Но сейчас в Островской не было ни грамма фальши, он бы сразу это понял. А пока, насколько Иван видел, если она что-то и хотела — снова убежать от него, не попрощавшись, как тогда — семь лет назад.
— Спасибо за всё. Не надо меня провожать, — спокойно сказала Аля, но при этом в её тихом голосе отчётливо слышалась бескомпромиссность.
— Хорошо, — Ринберг не стал лишний раз на неё давить и настаивать на своём, хотя видит Бог, ему этого очень хотелось. — До встречи, Алевтина.
Иван всё-таки вышел из машины и задумчиво смотрел ей в след, пока девушка шла по двору до своего подъезда.
В поздний час в спальном районе лишь в редкие окна квартир были освещены, но он дождался, когда у Островских зажжётся свет — кажется на кухне. Тогда Ринберг позволил своему напряжению выйти наружу, словно распрямилась и выстрелила пережатая пружина.
Мужчина быстро провел рукой по коротким волосам, хотя хотелось буквально схватиться за голову, гудящую от обилия мыслей — они почти разрывали его изнутри.
Может потом ему будет стыдно за свой поступок, но дольше оставаться в неведении он не мог. Иван мрачно посмотрел на часы, и обречённо набрал нужный номер.
— Ринберг, тебе что там, среди ночи деревенский воздух в голову ударил? Что за срочность? Ты вообще видел, сколько сейчас времени. Нормальные люди уже давно спят в тёплых супружеских постелях, — недовольным голосом проворчал сонный Данилевский.
— Так то — нормальные, а не мы с тобой, — невесело усмехнулся Иван.
— И то верно. Что за дело у тебя там, не терпящее отлагательств?
— Сразу бы так. А хочу, чтобы максимум к утру у меня была вся информация на Алевтину Андреевну Островскую и её сына Арсения. Особенно меня интересует период семилетней давности: её работа в банке, наш чуть было не провалившийся тендер и какое отношение ко всему этому имеет Шабарин.
— Даже так?! Ты решил взяться за ум и пробить-таки свою пассию по всем каналам? — в голосе Владимира Михайловича появилось одобрение. — Это хорошо. Но я тебе и так могу сказать, что парни по ней уже работали. Если бы там что-то было, то они бы уже нашли.
— Совсем оборзели — за моей спиной проверки устраиваете! — огрызнулся Ринберг. — А искали так же как по Крупельницкому?..
— Не заводись, никто её специально не трогал. Стандартно проверяли всех сотрудников «Академии риэлти». А старик поначалу не вызывал особых подозрений. Нашли же. Всё сделаем в лучшем виде, так что сам отдыхай и другим не мешай. Добро?
— Добро.