За ночь Иван тоже не сомкнул глаз, всё думал, как же он мог так сильно облажаться. Можно сказать, что на ту конференцию в Питере семь лет назад он попал случайно.
— …и в завершении…хотелось бы отметить, что именно разработка механизмов… — хорошо поставленным голосом модератор уверенно подводил итоги сегодняшнего непростого обсуждения, а это означало, что панельная дискуссия «О перспективах развития жилищного строительства в регионах», длившаяся уже значительно дольше заявленного по таймингу часа, успешно подошла к концу.
Многие присутствующие в зале, а среди них Ринберг, испытали невольное облегчение. Всё действо порядком затянулось, хотя, стараясь сделать обсуждение интересным и информативным, ведущий потрудился на славу: если обмен мнениями заходил в тупик, он направлял участников в нужное русло, своевременно задавал вопросы аудитории, умело смещал акценты внимания с одного спикера на другого.
Иван скептически относился к подобного рода дискуссиям, считая их пустой тратой времени и сил. Для него всё происходящее было сродни попыткам неумелой шарлатанки погадать на кофейной гуще, предсказывая будущее. Слишком много неизвестных переменных для обоснованного заключения, но отказываться от участия он не стал, чтобы не подвести отца, тому и так приходилось нелегко в последнее время. На конференцию в качестве спикера Ринберга-старшего пригласили полгода назад, и Соломон Оскарович подтвердил своё согласие.
Но неожиданно жизнь внесла в его планы неприятные коррективы: две недели назад Серафима Аароновна Ринберг — любимая мать и бабушка — тихо во сне покинула этот мир. Для всей семьи её уход стал настоящим потрясением, но особенно подкосил сына и внука. Несмотря на свой почтенный возраст, госпожа Ринберг вела настолько активный образ жизни, что никто даже и предположить не мог возможность такого исхода: в её последний вечер они всей семьёй поужинали в загородном доме, а к завтраку Серафима Аароновна уже не спустилась. Вот так в один миг нежданно-негаданно семью Ринберг постигло горе.
Впервые за всю его взрослую сознательную жизнь Иван Соломонович Ринберг потерял настолько родного человека, с бабушкой Симой они были очень близки. Умом мужчина понимал, что все люди смертны, но только теперь весь чудовищный смысл этих слов обрушился на него, сметая осознанием, что никогда уже ничего не будет так, как прежде. Он ощущал пустоту и просто не знал, чем её можно заполнить. Да и нужно ли пытаться?
Если бы Иван был хоть немного верующим человеком, то сказал бы, что у него болела душа, но, чтобы не усугублять и без того шаткое эмоционально состояние родителей, он всё переживал в себе. Да, в тяжёлый момент Ринберг-младший подставил плечо и стал настоящей опорой семьи, и вот сейчас вдали от родных в совершенно неподходящее время его вдруг накрыло — пошёл откатом. Толпа людей, вспышки камер, красивые слова на публику, большинство из них хвастливые чинуши забудут уже завтра — он вдруг искренне ощутил бессмысленность происходящего вокруг, но не мог подвести отца, которому врачи запретили любое волнение, а потому Иван занял его место на конференции. Организаторы не делали между ними особой разницы и с облегчением заменили одного Ринберга на другого. Статусность была соблюдена по всей форме.
Ивану пришлось перекраивать график — в связи с плохим самочувствием отца, дел стало в разы больше, свободного времени хронически не хватало. В город он смог прилететь только на второй день конференции за два часа до начала панельной дискуссии, которая, к счастью только что завершилась.
Первым делом Ринберг позвонил отцу, но тот не взял трубку, тогда он набрал матери, та в отличие от мужа ответила сразу, будто только и ждала звонка.
— Здравствуй, сынок.
— Привет, ма. Где отец? Почему трубку не берёт? — Иван по-настоящему беспокоился за отца.
— Процедуры у него. Недавно медсестра забрала.
— Хорошо.
— Сынок, мы смотрели трансляцию. Ты молодец, — родной голос был пропитан гордостью.
— Мам, это просто работа. Лучше скажи, как отец?
— А то ты не знаешь… — немного устало вздохнула женщина. — Всё нет-нет, да и порывается в офис.
— Что за детский сад, врач же запретил ещё как минимум на месяц.
— Запретил, но ты же знаешь отца — он уперся как бык.
— Знаю, позвоню ему вечером, — пообещал Иван, успокаивая мать.
— Позвони. Мы любим тебя, сынок.
— Я вас тоже.
У родителей всё вроде было в порядке, и это не могло не радовать. Осталось совсем немного — переговорить с несколькими нужными людьми на гала-ужине, и он свободен как ветер.