Эля
«Отходить» от неприятного инцидента с Хромовым мне приходится несколько дней. В воскресенье я решаю погулять по торговому центру, чтобы как можно быстрее «очистить» мозг от дурных, на мой взгляд, мыслей. Я даже звоню Мише и разговариваю с ним минут двадцать. И хотя диалог наш по-прежнему состоит из односложных шаблонных фраз, на душе у меня становится легче. Миша помнит меня, а, значит, не всё так плохо. Тем более он, наконец, признался мне в любви. Но, по правде, меня это ничуть не порадовало. В моём сердце потух тот огонёк, который горел уже почти год. Зато рядом с ним взорвался вулкан новых чувств и эмоций по отношению к… Хромову.
Внутри всё заходится от непонятной боли. Общение с Мишей становится мне в тягость. Я чувствую, что обманываю в первую очередь себя, а уж потом его. Неужели мне нужно… порвать с Изотовым? До появления Хромова в нашем классе я каждый день представляла себе, как мы пойдём с Мишей в кафе, чтобы отметить год наших отношений. А теперь…
— Вам что-нибудь подсказать? — вырывает меня из раздумий звонкий голос. Поворачиваюсь и вижу перед собой молодую девушку-продавца. С испугом озираюсь по сторонам — я каким-то образом забрела в… магазин нижнего белья! Вот же позор! Спешно извиняюсь и покидаю магазин. Смотрю на часы. Половина второго. Что ж, пора домой. Мне и так хватает приключений в жизни.
Подхожу к людям, ожидающим лифт. Через полминуты железные двери раздвигаются, и мы заходим в кабину. Я становлюсь в самый угол, так как большая масса посетителей едет до четвёртого этажа. Лифт останавливается на пятом, в него заходит ещё кто-то. И мы вновь движемся вниз.
На четвёртом этаже все посетители, кроме меня и ещё одного человека, выходят из лифта. И это неудивительно, ведь мне хорошо известно, что именно четвёртый этаж полон различного рода кафе. Помимо этого там есть зона с игровыми автоматами ну и прочими штуками в этом духе.
Покидающие лифт люди почему-то ворчат. Какой-то дедуля отпускает в адрес стоящего у самых дверей парня нелестную фразу. С любопытством наблюдаю за всей этой картиной, как вдруг понимаю, что мне конец.
Это новенький.
От неожиданности чуть не падаю на пол. Да, несомненно, это Хромов! Только у него есть такая чёрная куртка. И такие чёрные шелковистые волосы. И такая блестящая серьга в правом ухе…
Новенький нажимает повторно цифру «1», и двери лифта закрываются. У меня же от страха подкашиваются ноги. Хочется завизжать и выбежать из лифта прямо на полном ходу. К счастью, новенький не оборачивается. Призываю себя успокоиться, ведь мы вот-вот приедем на первый этаж. Но вдруг в лифте гаснет свет, а сам лифт… останавливается.
— Мамочки!.. — вскрикиваю я от испуга. Не сказать, что я клаустрофобик, но темноту, особенно «такую», недолюбливаю. А сейчас я и вовсе «застряла» тут вместе с новеньким! Чего теперь мне ждать?
— Девушка, не переживайте, пожалуйста, — слышу голос Хромова и, дабы не выдать себя, закрываю рот ладонью. Вижу, как Хромов светит телефоном на кнопки лифта и нажимает, кажется, ту, которая должна связать его с диспетчером. Но ответа никакого. Неужели свет исчез во всём торговом центре? Вот же засада!
— Вы в порядке? — обращается ко мне Хромов. Очевидно, что в темноте он не может разглядеть меня. Однако когда я вижу свет от фонарика на телефоне новенького, то чуть не подпрыгиваю в своём уголке. Лучи фонарика рассекают тьму и падают мне на лицо.
— Эля? — удивлённо произносит Хромов.
Он обратился ко мне по имени? Вот так поворот!
— Ты в порядке? — спрашивает он. Но мне не нужна его «забота».
— Отойди от меня! — крысюсь я, закрывая глаза от ослепляющего света фонарика руками. Спалилась. Вот как знала, что надо было идти пешком или ехать на эскалаторе!
— Послушай, Эля, я хотел бы… — Хромов делает шаг в мою сторону, но я резко перебиваю его:
— Не приближайся ко мне! Не хочу тебя видеть! — Голос мой дрожит, кажется, что у меня сейчас будет истерика.
— Подожди, Эля, дай же мне выговориться, — пытается закончить предложение Хромов, но я не внемлю его словам. Я стою, забившись в самый угол, и не смотрю на новенького. Хотя и очень хочется.
— Эля, давай начистоту, — неожиданно произносит Хромов. — Скажи: почему ты встречаешься с этим малолеткой?
Это то, что он хочет узнать?!
Я негодую. Что ж за бред, в конце концов?
— Он не малолетка! — кричу я. — Оставь уже нас в покое!
— Я могу привести тебе тысячу причин, почему тебе не стоит с ним встречаться, — сурово произносит Диомид, и я чувствую, как вспыхивает моё лицо.
— И какие же это причины? — парирую я.
— Во-первых, — начинает новенький, — он моложе тебя. Уровень его развития не соответствует твоему. Мальчики взрослеют позднее девочек, а ты, как высокоинтеллектуальный человек, обязана это знать. Во-вторых, ты не видишь с его стороны никаких мужских поступков. В-третьих, он…
— Достаточно, — перебиваю я Хромова. Хочется плакать. Ведь новенький… говорит правду. И спорить с этим — ну всё равно что пытаться заставить солнце светить ночью.
— Русалочка, послушай… — говорит Хромов бархатным голосом, и тут я не выдерживаю. Я устала, устала бегать от него! Устала прятать свои чувства и эмоции. Они разлагают меня изнутри. Им нужен выход, а иначе… я погибну. В тот момент ловлю себя на мысли, что уж лучше погибнуть в объятиях того, кто каждый день ранит меня, чем гнить заживо и прийти к точно такому же результату.
— Эля? — обращается ко мне Диомид. Но я молчу. Мне хочется плакать и, как я ни пытаюсь, я не могу держать себя в руках. Одна слеза, вторая… И вот я уже плачу так, как не плакала за всю свою жизнь.
Вдруг я чувствую нечто странное. По телу растекается приятное тепло, будто рядом со мной поставили камин или разожгли костёр. Будто укрыли пледом и дали чашку горячего какао с зефирками. Что это? Неужели новенький… обнимает меня?
Перестаю плакать и вдыхаю знакомый запах парфюма, а потом обхватываю новенького за шею. Подушечки моих пальцев горят от смуглой рельефной кожи. Я готова дышать им вечно… На мгновение отстраняюсь от Диомида. Странные ощущения будоражат мою голову. Воображение разыгрывается, а тело тает от разливающегося по нему тепла. Наши с новеньким лица так близки друг к другу, что, кажется, сейчас мы просто сольёмся в одну сплошную массу. Это так… необычно. Захватывающе. И очень манит к себе… Даже темнота не мешает мне в этот момент. Всеми силами призываю себя перестать подчиняться наплыву внезапных чувств, но в итоге не выдерживаю и… целую новенького в губы.
В мозге в ту секунду проносится, пожалуй, сотня, — нет, тысяча, мыслей. Он уже целовался с кем-то? Если да, то с кем? А понравится ли ему мой поцелуй? Не слишком ли сухие у меня губы? И не задела ли я его носом? Странно, но при наших встречах с Мишей я никогда не испытывала подобного чувства. Наверное, потому, что мы ещё ни разу не целовались в губы. Только раз в щёку, и то это можно описать глаголом «чмокнуть». Здесь же всё было по-взрослому. Горячее дыхание, крепкие объятия и мягкие губы новенького, нежно обхватывающие мои…
Внезапно лифт дёргается, а свет зажигается. Я отрываюсь от новенького, чувствуя на губах сладкую влагу и фруктовый привкус во рту. Мы едем вниз. Но я не обращаю на это внимания. Что я натворила?.. Диомид в это мгновение смотрит на меня как-то ласково. Первый раз я вижу его таким. Хромов приближается ко мне, но я выставляю вперёд руку.
Он принесёт мне одни несчастья… Я не должна поддаваться этим, туманящим моё сознание, эмоциям… Он ведь лжёт… И себе, и мне…
— Уходи, — бормочу я, и Диомид замирает. — Я люблю Мишу, — выдавливаю я сквозь слёзы, а у самой, кажется, сердце внутри рвётся на миллион мелких частей. Двери лифта раскрываются, и я выбегаю в холл. Утирая льющиеся по щёкам слёзы, мчусь на улицу. Запрыгиваю в подъехавший автобус и буквально падаю на ближайшее сиденье. Люди с удивлением смотрят на меня, кто-то начинает перешёптываться. А мне всё равно.
Я погубила себя. И отрицать это бесполезно.