Эля
Дописываю решение задачи. Клокочущую во мне злобу не может унять даже очередное сообщение от Миши. Мне надо что-то ему ответить, но мозг копит от негодования и обиды на новенького. Тоже мне, умник фигов!
— Злишься на меня? — слышу я над своим ухом. Поднимаю голову — новенький стоит рядом с моей партой. Пожалуй, стоит ему нагрубить, но я молчу, стиснув зубы.
— Да ладно тебе, подумаешь, ошиблась в задаче. Скажи спасибо, что я тебя спас. А так бы точно «тройку» получила.
От сказанного новеньким я едва не проделываю ручкой дырку в тетради — настолько сильно въедается шарик на конце стержня в клетчатую бумагу. Гневно поднимаю на Хромова глаза.
— Закрой рот, умник блин! — цежу я, неправильно компануя слова. Ну и ладно. Не это главное. Главное доказать ему сейчас, что он для меня никто.
— Вау, ты умеешь ругаться? — улыбается новенький, и улыбка эта ставит меня в ступор. Что смешного я сказала?
Всеми силами призываю себя замолчать. Но я от природы достаточно резкая с теми, кто чем-то меня задевает. Задевает без почвы, необоснованно.
— Слушай, а не пойти бы тебе куда подальше? На перемену, например? — черню я новенького словами. Но вопреки моим ожиданиям на лице того не видно ни намёка на огорчение или разочарование.
— А я не думал, что ты такая дерзкая, — внезапно наклоняется ко мне новенький, отчего я роняю ручку на парту. — Мне это нравится.
Вижу перед собой горящие чёрные глаза Хромова и чувствую разливающуюся волну дрожи по телу. Что это со мной?
За дверью слышится гомон из знакомых голосов одноклассников, и прежде чем я успеваю сориентироваться, новенький отходит от меня. Через пару мгновений в кабинет вваливаются одноклассники и не без интереса пялятся на нас с Хромовым. Но я с хмурым лицом вывожу на полях тетради карандашом какие-то закорючки, а новенький, вполне себе спокойный, раскачивается на стуле.
В конце второго урока к нам заходит наша классная. Виктория Сергеевна преподаёт у нас русский и литературу. Обсудив что-то с химичкой, она приближается ко мне.
— Эля, ты помнишь о своём выступлении на концерте в честь Дня школы? — говорит мне она.
Я растерянно хлопаю глазами. На самом деле я уже про это забыла. Так уж сложилось, что ещё с начальной школы я начала петь. Меня приглашали выступать на любой концерт, сольно или в хоре — не было разницы. Лишь бы я присутствовала на сцене и «украшала её собой», как когда-то сказала Ольга Петровна, наша директриса. Перед осенними каникулами учительница музыки, Софья Николаевна, рассказала мне о предстоящем концерте и дала разучивать новую песню, предупредив, что репетиции начнутся за три дня до концерта. Время пролетело незаметно, концерт уже через десять дней, песню я не выучила, а мозг мой будоражит странное ощущение: мне кажется, будто то, что говорит мне сейчас классная, я впервые слышу… А всё из-за этого новенького! Распушил тут хвост, павлин…
— Эля? — вопросительно смотрит на меня классная.
— Я помню, — отрываясь от раздумий, вру я.
— Тогда не забудь сегодня зайти сегодня к Софье Николаевне. После шестого урока.
— Хорошо, — отвечаю я и, немного скосив глаза в сторону, вижу, с каким любопытством наблюдает за мной новенький.
— А ты у нас, оказывается, артистка, — шепчет он мне в спину, когда классная уходит из кабинета. — По тебе и не скажешь.
— Заткнись! — шикаю я на Хромова, из-за чего получаю в свой адрес слегка недовольный взгляд химички.
На третьем уроке — уроке русского языка — Виктория Сергеевна объясняет нам материал, который точно пригодится на предстоящем летом экзамене. Принуждаю себя забыть на пару минут о новеньком и внимательно вслушиваюсь в слова классной, как вдруг на мою парту прилетает скомканный листик бумаги.
Пялюсь на бумажку как будто на упавший из космоса метеорит. Осторожно поворачиваюсь и вижу смеющееся лицо Хромова. Глазами он указывает на листок.
Хмурясь, вновь устремляю взгляд на классную. Листик по-прежнему лежит на парте. Закусываю нижнюю губу до боли, но в итоге не удерживаюсь и незаметно для одноклассников и Виктории Сергеевны хватаю бумажку и разворачиваю её. Довольно-таки неплохим для парня почерком на ней написано:
«Русалочка, а, если не секрет, у тебя есть принц?»
Глаза мои едва не вылезают из орбит не то от странного обращения ко мне, не то от разливающегося от этой бумажки хамства. Какая я ещё тебе Русалочка? Обнаглел или как?
«Отвали», — пишу я ниже крупными печатными буквами и, повернувшись, швыряю Хромову бумажку чуть ли не в лицо.
— Эвелина! — слышу строгий голос пожилой классной, которая, вероятно, запалила меня. — Что-то случилось?
— Н-ничего, — бормочу я. Под партой собираю кисть в кулак и трясу им. В спину мне тут же доносится смешок. Вот же гад!
К счастью, следующие два урока у нас — технология. На ней мы занимаемся по отдельности — девочки на первом этаже, мальчики на втором. Чувствую себя гораздо лучше — теперь никто не сверлит мою спину и не кидает мне написанную на бумажке чушь. Однако и на «девчачьем» уроке новенькому находится место. Полтора часа я слушаю бубнёж одноклассниц, которые обсуждают чуть ли не все клетки тела новенького. Не выдержав, достаю наушники и, несмотря на брошенный на меня полный удивления взгляд учительницы технологии, сижу в них до конца второго урока.