Эля
От неожиданности я даже забываю о том, что сейчас нахожусь не в самом лучшем виде. Моя неловкость, доля секунды… и этот нахал увидел бы меня практически обнажённой.
— Ты что здесь делаешь?! — возмущённо выдыхаю я, а когда вижу, как Хромов поворачивает в замочной скважине ключ (на который я из-за собственной рассеянности забыла закрыться), то чувствую, как сердце моё стремительно бухается в пятки.
— Выйди немедленно! — верещу я, но новенький не внемлет моим словам и, развернувшись, смотрит на меня с… сочувствием? Обычно на лице Хромова я вижу только довольную улыбку хищного зверя, глумящегося над своей жертвой!
— Что случилось, Русалочка? — спокойным на удивление тоном спрашивает Диомид.
— Не твоё дело! — огрызаюсь я, поддерживая обеими руками стремящееся оголить моё тело платье. — Сейчас же выметайся отсюда!
— Не хочу, — слышу наглый ответ, и горло клокочет подобно булькающему гейзеру. — Дай полюбоваться тобой хоть минутку, Русалочка.
Кажется, что мой гнев сейчас подожжёт воздух в комнате.
— Выйди сейчас же! — уже со слезами в голосе пискаю я и отворачиваюсь к стене. И зря. Теперь вместо декольте новенький пожирает взглядом мою оголённую спину.
— Почему ты так разволновалась, Русалочка? — Чувствую за собой накаченный торс новенького — он стоит ко мне почти вплотную. По телу проходит дрожь, ноги слабеют. В висках грохочет пульс.
— Потому что ты меня бесишь! — Я резко оборачиваюсь к Хромову и встречаюсь с его выразительными карими глазами. Проследив за траекторией его взгляда, понимаю, что он пялится на мои довольно-таки интимные точки тела.
— У тебя очень красивая грудь, — выкидывает вдруг новенький, и я чувствую, как сейчас провалюсь сквозь землю от стыда. — Почему ты её всегда прячешь?
— Ты что себе позволяешь? — выкрикиваю я, едва не падая на пол от такой наглости. — Какое твоё дело?
— Почему ты её всегда прячешь? — повторяет он, отвечая мне вопросом на вопрос.
Лихорадочно ищу в голове, что бы сказать этому нарциссу. Но ничего толкового в моей черепной коробке нет. И потому вместо ответа отворачиваюсь от Хромова, но он хватает меня за правую руку и отводит её в сторону.
Я едва не роняю платье.
— Ты что, обалдел? — кричу я, но новенький не обращает внимания на мои вопли и, притянув к себе, разворачивает меня к зеркалу.
— Тебе ведь нравится, что я любуюсь тобой, — шепчет он мне в ухо. Горячее его дыхание обжигает кожу шеи и щёк. Ловлю себя на мысли, что в голосе Диомида нет присущего ему до этого оттенка наглости и хамства. На мгновение мне кажется, что мы с ним — пара, и он просто, на правах моего парня, озвучивает мне то, что испытывает в это момент. — Признай это уже, Русалочка.
Смотрю на наше отражение в зеркале и едва не кричу от ужаса. Что это со мной? Глаза блестят не то от слёз, не то от радости, на щеках горит румянец, полуобнажённое тело изогнуто в какой-то странной позе, а в довершение всей этой картины вплотную ко мне стоит новенький и, держа меня, за руку, наслаждается своей победой!
— Мне не нравится… это… — лепечу я, пытаясь освободиться, но безуспешно.
— Ты можешь использовать вторую руку, чтобы вырваться, — шепчет мне на ухо Хромов. — Но тогда твоё платье упадёт и… я буду просто счастлив.
Слова слетают с губ новенького слишком… красиво. Мы стоим с ним одни в маленькой закрытой комнатке с приглушённым светом, где нас вряд ли кто-то обнаружит. И почему я всегда оказываюсь с Хромовым в замкнутых помещениях? Что ж за наваждение такое! Но если в кино и в «дамской комнате» я с успехом противостояла новенькому, то сейчас шансов на спасение у меня нет. Но и так долго продолжаться не может. Надо что-то делать. Однако выход у меня действительно один, и его уже озвучил этот наглец.
Со слезами на глазах начинаю отрывать левую ладонь от поддерживаемого ею участка платья, но внезапно в этот момент новенький выпускает мою правую кисть и обхватывает меня обеими руками чуть выше талии. Его ладони фиксируют моё платье, а я от неожиданности врастаю в пол.
— Я не такой, Русалочка, — глухо произносит Хромов. Отпустив меня, он подходит к двери, проворачивает ключ в замочной скважине и выходит из гримёрной…