— Я приеду вечером, — как само собой разумеющееся бросает Давид, когда я выхожу около универа.
— Хорошо, — невнятно киваю и спешу скрыться, чтобы ликующе улыбаться во все тридцать два.
Не знаю, чем Давид может мне помочь, но одна только мысль о том, что сегодня мне не придется сидеть весь вечер одной в квартире, несказанно радует.
— Ты что, опять со своим итальянцем встретилась, и он тебе подмигнул? — заигрывающим тоном спрашивает Ника и подергивает бровями.
— С чего ты взяла? — искренне удивляюсь такому вопросу.
— Ты вся сияешь, как только что вымытый чайник, — объясняет подруга. — Так, если это не заслуга Марио, тогда кто так тебя обрадовал? — мне кажется, или заинтересованности в голосе в разы прибавилось? И чем ей только Марио не нравится?
— Не поверишь! Его зовут Ашот, — заговорщически шепчу ей в ухо, словно передаю секретные данные, — ему примерно за пятьдесят, — глаза Ники округляются и улыбка медленно сползает с лица, — и он прямо сейчас… — моя пауза произвела нужный эффект — Ника начала оглядываться по сторонам. — Штукатурит стены у меня дома, — заканчиваю уже в полный голос и разражаюсь громким смехом.
— Да ну тебя! — смеется Вероника, поняв, о ком я говорю. — Ладно, допустим, я поверила, что ты рада тому, что у тебя ремонт сдвинулся с мертвой точки. Но я ни за что не поверю в то, что именно это стало причиной твоего блеска в глазах!
— Ой, всё.
***
Давид: «Ася, я могу подъехать к университету, моя работа сегодня заканчивается раньше. Когда вам удобно?».
Я: «Давайте тогда после четвертой пары, в половине третьего».
Хотела добавить всякие там «если, конечно, вам тоже удобно» или «я была бы не против», но решила ограничиться только этим. Любезничать буду с Марио, а перед Давидом ни к чему притворяться миленькой.
Давид забирает меня там же, где оставил утром. Почему-то вдруг стало по-особенному приятно, когда не нужно бежать на остановку, ждать автобус, стоя телепаться по проходу из одного конца в другой, и молиться, чтобы поскорее мы доехали хотя бы до предпоследней остановки, так как там я точно смогу сесть и в относительном комфорте проехать аж целый квартал.
— Давид, я даже не знаю, чем вы можете мне помочь, — озадаченно смотрю на парня, который уже снял и повесил на крючок в прихожей синюю дутую куртку, явно надетую специально для поездки ко мне, ведь на работу, как я уже поняла по утреннему визиту, Давид предпочитает носить кашемировое пальто.
— Ася, уверяю вас, работа всегда есть для тех, кто её ищет, и никогда её нет для тех, кто работать не хочет.
Какая-то армянская мудрость? Но сказано метко.
— Хорошо, я тогда пойду чайник поставлю, — растерянно делаю шаг в сторону кухни, но тут же осекаюсь. — Только… это… у меня не особо много чего к чаю… По правде говоря… — как бы так помягче сказать, что к кипятку у меня только мышь-самоубийца?
— Ася, не волнуйтесь, я всё предусмотрел, — и слегка приподнимает пакет, который всё это время был у него в руках. Когда он взял его из машины, я подумала, что там, возможно, что-то по ремонту, может шпатлевка или грунтовка, с которыми завтра будет работать дядя Ашот. А оказалось, что там целых три контейнера с едой!
— Вы сами это всё приготовили??? — удивленно смотрю на Давида, который, пока я мыла руки в ванной, уже накрыл на стол.
— Ну что вы! — очень обаятельно улыбается парень. — Это мама постаралась. И кстати, может мы уже перейдём на ты? Или вам это не подходит?
— Ну конечно, давайте на ты, — по правде говоря, я давно хотела это предложить, но всё стеснялась, не зная, как воспримет это Давид. — Вот расскажи, чем ты меня сегодня будешь угощать? — я улыбаюсь, предвкушая долгожданную встречу моего желудка и того, что сейчас находится прямо перед моим носом, но чему я не знаю даже названия.
— Ну, хорошо, — подхватывает мою улыбку Давид, — с чего хочешь начать?
— Давай попробуем вот с этих зеленых конвертиков, — я указываю на контейнер, который стоял ко мне ближе всего и источал очень аппетитный аромат.
— А как ты сама думаешь, что это? — вместо того, чтобы сразу раскрыть секрет, парень, похоже, решил сохранить интригу и поиграть в угадай-ку.
— Ну, чем-то напоминают голубцы, там мясо внутри?
— Да, ты почти угадала, — улыбается Давид. — Это долма. Хочешь попробовать?
— Надеюсь, там не баранина? — с опаской спрашиваю, наколов вилкой один «голубец».
— Ты не ешь баранину? — удивляется парень.
— А там, значит, баранина? — продолжаю традицию отвечать вопросом на вопрос.
— Попробуй и узнаешь, — говорит Давид.
— Нет, если там баранина, я пробовать не буду, даже запах её не могу выносить, — упрямо говорю, откладывая наколотый кусочек обратно в контейнер.
— Ну так понюхай и скажи, что там. Раз ты такой гурман, то наверняка тебе и пробовать не нужно, чтобы определить, какое мясо в блюде.
Недоверчиво смотрю на ухмыляющегося парня и отмечаю удивительную особенность — с тех пор, как мы перешли на ты, он словно бы стал другим человеком, тем, с которым мне не хочется подбирать слова и думать, как бы не обидеть и не оказаться в глупом положении.
— Ну ладно, — прищурившись, смотрю в сторону Давида и медленно приближаюсь носом к контейнеру.
По правде сказать, гурманом я не была. Просто у меня был очень неудачный опыт знакомства с бараниной, после которого я решила для себя, что мясо из этого животного я есть точно больше никогда не буду.
— Развел меня, да? — улыбаясь, пеняю Давиду. — Никакая это не баранина! — смело накалываю и отправляю в рот незнакомое блюдо. — Мммм… Вкуснотища! Я знаю, что это за мясо! — парень молчит, продолжая улыбаться, лишь взглядом показывая, что ждёт моих предположений. — Это молодая говядина!
— Молодая говядина — это такое новое название телятины? — смеется надо мной, пока я отправляю в рот второй голубец.
— Ну ты фе понял, о чшем я, — отвечаю, не переставая жевать. — Так фто? Я угадафа?
— Ну, почти, — уклончиво говорит Давид.
— Что — не молодая уже? — уточняю, пока рот снова не занят новой порцией вкусняшки.
— Нет, с молодой как раз полное попадание. А вот с говядиной — мимо.
Смотрю на него, пытаясь вспомнить, какие еще виды мяса мне известны.
— Свинина? — недоверчиво.
— Да Бог с тобой! — отмахивается парень. — Это, Ася, баранина.
Ты-дыщ — упала моя челюсть на стол. Отрикошетила и вернулась на место.
— Не может быть!
— Больше можешь не есть, если не хочешь, — говорит он.
— Ага! Щас! — и накалываю очередной кусок. — Я должна убедиться. Это только ради эксперимента.
Посмеявшись, я рассказываю Давиду тот самый случай, произошедший несколько лет назад, и сформировавший предвзятое отношение к этому продукту.
— Мы были на свадьбе сына маминой подруги, и на второй день в кафе подали суп. Так как гости еще подтягивались в зал, то есть пока никто не спешил. И вот, когда передо мной поставили тарелку, я сначала совсем не обратила на неё внимания. Но вдруг почувствовала странный запах. Мне он напомнил «аромат» немытого тела. Так обычно тащит от бомжей, которые сидят у ворот рынка с протянутой рукой.
Незаметно стала осматривать гостей, которые сидели рядом. Всё приличные люди, расфуфыренные, разодетые. Ну никак не может от них так вонять.
Тогда я рискнула предположить, что, возможно, это от меня так фанит. И что, ты думаешь, я сделала? Да! Я таки наклонилась, чтобы себя понюхать.
Ужас! Какой духан (простите мой французский)! Я чуть в ужасе не подскочила, чтобы скорее бежать мыться, как вдруг поняла, в чем дело. Когда я наклонилась, то моё лицо оказалось почти у самой тарелки, от которой просто отвратительно воняло. Как потом сказала мне мама, сидящая рядом, это был суп из баранины.
— Просто вам подали старое мясо, и скорее всего, неправильно приготовленное, — резюмирует Давид. — Моя мама готовит так, что плохого запаха никогда не бывает. Да и мясо мы не на рынке берем, а у наших родственников покупаем. Овечки тети Наринэ самые чистые.
Мы еще долго обсуждаем с Давидом армянские блюда, потом переходим на русскую кухню. Спохватываемся лишь когда в комнате становится почти совсем темно.
— Ой, я же хотела сегодня еще прибраться в комнате, чтобы было, где спать сегодня, — виновато смотрю на парня, словно извиняясь за прерванную беседу.
— Да, конечно, — соглашается Давид. — А я собирался заняться краном в ванной.
— Краном? — оборачиваюсь, не поняв, что он имеет ввиду.
— Ну да, я смеситель новый купил, ты не против, если сегодня поставлю?
Еще бы я была против! Хотя, признаться, не ожидала, что этот адвокат-белоручка умеет такое.
— Нет, не против. Только скажи, сколько я тебе буду должна за кран.
— Обязательно, — демонстративно соглашается со мной парень, а я понимаю, что опять не захочет брать деньги. Вот это мне совсем не нравится — чувствую себя должной.
Давид быстро спускается к машине за инструментами и следующий час, мы с ним почти не видимся. Только слышу иногда из ванны какие-то армянские слова. Матерится он там, что ли?
Но спрашивать я, конечно, не буду. Дядя Вася вон, когда приходил ремонтировать кран два года назад, так загибал, что меня бабушка быстренько на улицу спровадила: «прогуляться, свежим воздухом подышать».
Закончили мы свои дела примерно одновременно. Не знаю, как Давид, а я выдохлась окончательно.
— Ну пока? — замирает парень в дверях перед тем, как оставить меня в квартире одну.
— Спасибо тебе большое! — говорю искренне. — Если бы не ты…
— Ты бы так и не узнала, что баранина — съедобное мясо, — заканчивает за меня Давид, и, получив мой кивок, покидает моё жилище.
Странное чувство после его ухода — будто квартира полностью пустая оказалась. А как же я? Я ведь здесь. Но дом, словно не воспринимает меня за жильца. В комнате появляется эхо. Даже как-то похолодало.
Забираюсь в кровать после душа, где вдоволь насладилась рассматриванием нового красивого и, наверняка, дорогого крана, и укутываюсь в одеяло. Перед глазами стоит улыбающееся лицо Давида, во рту вкус долмы и гаты, национальной булочки армянской кухни, а в ушах звучат почему-то его слова, которые он произносил в ванной.
Надо всё-таки узнать, что они значат.