Когда я говорила, что нужно будет вспомнить, как крутить педали, я вовсе не шутила. Вернее, я очень надеялась, что это я так шучу, а на деле выйдет само собой — типа: раз научился ездить, то обратно уже не разучишься.
— Асья, крути педали и рулить не забывай, — кричит запыхавшийся Давид, который держит меня вместе с велосипедом, когда я пытаюсь ехать на нем. Не на Давиде, конечно. Ну, в общем, вы поняли.
— Да я стараюсь, — кричу в ответ и почему-то тоже голосом загнанной лошадки, хотя бежит за великом парень, а я лишь нажимаю на педали. — Давиииид…
Переднее колесо съезжает с асфальтированной части аллейки, которую мы выбрали в качестве полигона, и велосипед стремительно накренивается на один бок. Что происходит дальше я понять не успеваю, но приготовившись встретиться лицом с землёй-матушкой, зажмуриваюсь перед неизбежным. Приземляюсь я, на удивление, мягко. Открываю глаза и понимаю, что лежу на… Давиде.
Как это вышло, я понять не успеваю, потому что неловкость и смущение нахлынули неожиданной волной, и, кажется, заставили щеки покраснеть.
Смотрю на парня несколько секунд, пытаясь понять, как себя вести и что сказать или сделать в подобном положении, но Давид спасает ситуацию. Он вдруг разражается смехом. Вся неловкость пропадает в миг, и вот я уже хохоча вместе с ним поднимаюсь на ноги.
Ещё с час мы просто гуляем, ведя велосипеды за руль, лишь изредка предпринимая попытки научить меня ехать самостоятельно. Усевшись на скамью в небольшом парке в нашем районе, продолжаем беседу, которая захватила настолько, что мы не замечаем, как день спешно перешел в вечер. Это совсем не удивительно для середины октября, но когда над нами вдруг загорается фонарь, освещая пространство вокруг теплым желтым светом, то мы, резко очнувшись, понимаем, что засиделись и пора завершать прогулку.
— Давай еще разок я попробую, — говорю Давиду, когда мы поднимаемся, чтобы идти к дому. — Обидно будет, если я так и не смогу сегодня прокатиться.
Давид соглашается и, оставив свой велосипед у ближайшего дерева, снова занимает позицию около меня.
Многочисленные попытки не прошли даром, и я наконец ловлю то самое равновесие, которое так долго от меня ускользало. Я еду. Я ЕДУ!!!
Хочу сказать об этом Давиду и даже поворачиваюсь, чтобы увидеть его одобрительный взгляд, но в этот момент что-то пошло не так. И, как назло, это происходит именно тогда, когда крепкие руки отпускают седушку, за которую они держались. Как оказалось, не «держались», а «держали»…
Второе падение пошло по другому сценарию. Давида подо мной не оказалось…
— Асья! Асья! Прости! Ты ударилась? Что болит? — мой мир, перевернувшийся в одно мгновение, не сразу различает склонившееся надо мной лицо кавказской национальности. Сфокусировав взгляд, вижу огромную тревогу, трепет и вину в огромных черных глазах. Какие же они всё-таки красивущие!
— Ты что, не слышишь меня? Господи, у неё сотрясение! — Давид исступленно мечется взглядом по моему лицу и к уже имеющимся чувствам начинает примешиваться паника. Это уже слишком!
— Давид, всё хорошо! — я стараюсь улыбнуться, выходит немного криво, но вовсе не потому что мне больно. Я зависла, рассматривая его лицо, а когда поймала сама себя за этим делом, то стало неловко и стыдно. — Я не ударилась, тут листьев целая гора.
Поднимаюсь на ноги, радуясь, что ничего не болит, и тут же понимаю, что в моем виде теперь можно легко играть лешего на новогодних утренниках, ну, или пугать мной непослушных малышей — я вылитая бабайка! Листья облепили меня так, будто бы я, прежде чем свалиться в них, предварительно вывалялась в меду. Давид стал отряхивать меня, а я не могла и вздохнуть — прикосновения даже через одежду ощущались слишком чувствительно. А когда парень закончил убирать листву с моей спины и обошел меня спереди, то его лицо неожиданно оказалось совсем близко к моему…
Не дышать оказалось очень сложно, но еще труднее — сделать вдох, когда прямо в считанных сантиметрах от тебя находится человек, который почему-то вызывает это смятение. Усилием воли делаю вдох и поднимаю испуганный взгляд на Давида. Он, похоже, тоже не дышит. Глаза наши встречаются, и я просто не могу смотреть куда-то еще.
Сколько проходит времени, когда мы так стоим и просто, не моргая, смотрим друг на друга?.. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. В какой-то момент я поняла, что хочу, чтобы Давид меня поцеловал. Кажется, даже воздух вокруг пропитался этим ожиданием.
Давид медленно поднял руку и повел её к моему лицу. Сама не отдавая отчет своим действиям, я закрыла веки и, слегка подавшись вперед, замерла. Секунда. Еще одна. Третья. Неужели в ожидании время так тянется, что мгновения кажутся целой вечностью?
Наконец, я чувствую прикосновение. Точнее легкое движение в районе головы. Это не совсем то, что я ожидала. Точнее совсем не то…
Распахиваю глаза и вижу уже совершенно другой взгляд. Давид снимает с моих волос лист и, словно извиняясь, показывает его мне. Будто нарочно, им оказался самый пожухлый и выцветший представитель облепивших меня фрагментов осени. Он был таким жалким, какой и я почувствовала себя в этот момент.
— Прости… — говорит Давид, усугубляя моё состояние.
За что он сейчас извиняется? За то, что не пошел на поводу у глупой идиотки и не стал целовать её? За то, что не разделил моих необоснованных ожиданий?
Да, расслабься, парень! Я от тебя и не ждала ничего. Ты вообще мне сразу не понравился! И сейчас не нравишься, просто так вышло. Гормоны может… Может витаминов каких не хватает. В общем, не собиралась я с тобой целоваться. Показалось тебе.
— За что ты извиняешься, — сказала максимально безразлично. — Это я виновата. Ты говорил, что на сегодня занятий достаточно, а я решила еще попробовать, вот и свалилась. Не умею вовремя остановиться.
Мы идем дальше в неловком молчании, которое парень пытается изредка прерывать какими-то ничего не значащими вопросами. Я отвечаю неохотно. Он, наверняка, это чувствует.
Холодно простившись, расходимся.
В голове словно на повторе моя фраза «Я не умею вовремя остановиться».
А Давид умеет.