«Без изменений»…
Говорят, отсутствие новостей — уже хорошая новость. Наверное, так бывает. Но не в нашем случае.
Давид уже неделю лежит без сознания. По итогам первых операций врач сказал, что успешность их будет понятна в течение первой недели. И вот сегодня седьмой день…
Всю неделю я каждый день приезжала в больницу. С каждым днем напряжение между мной и семьёй Давида только нарастало. Вчера я не стала подходить к отделению интенсивной терапии, чтобы не провоцировать скандал. А то, что его было не миновать, чувствовалось еще накануне.
Мама Давида первые дни разговаривала со мной нехотя и отвечала «сквозь зубы». Каринэ с первого дня игнорировала моё присутствие. Но когда после операции Давид так и не приходил в себя, я чувствовала в свой адрес уже не просто неприязнь, а самую настоящую ненависть.
Даже Лали и отец свели разговоры со мной к минимуму. Исключением была лишь Анаит. Мы много говорили с ней, и помимо рассказов о Давиде, с которым они, как оказалось, были очень близки с самого детства, тетя поведала мне и свою историю.
Неожиданностью для меня стало то, что эта симпатичная девушка, оказывается, уже была замужем!
— Я была «последышем», как все меня называли. Маме на момент моего рождения уже было за сорок, а отцу почти пятьдесят. Папа особенно волновался за меня, боялся, что умрет, оставив дочь «не пристроенной».
Анаит говорила всё это с огромной болью, мне даже было жаль её, хотелось сказать, чтобы она не продолжала, если ей так трудно даются воспоминания. Но я не прервала девушку. Может быть, выговориться малознакомому человеку — это как раз то, что ей нужно сейчас, чтобы стало легче…
— В общем, когда мне было всего семнадцать, и он в очередной раз заболел, то решил, что «пора». И уже спустя два месяца я шла под венец с сыном его давнего «хорошего знакомого», — усмешка пропитанная горечью вырывается из её уст. — Отец решил, что скоро умрет, поэтому хотел устроить мою судьбу, выдав замуж за серьезного, обеспеченного парня…
— То есть, твоего мнения не спросили даже? — не могу сдержать удивления.
— Я пыталась сопротивляться, насколько могла в своём возрасте, но отец принимал моё нежелание вступать в брак за девичью блажь, глупость, детские капризы. Он говорил, что это пройдёт, и я потом буду благодарна, живя сытой жизнью за каменной стеной. Кстати, так почти и вышло — каменная стена у меня действительно была. Даже две! Восемь лет я жила с «камнем» и за огромным кирпичным забором…
Я обнимаю Анаит, когда чувствую, что ей требуется передышка в рассказе. Девушка, очевидно, не всё мне расскажет — самое плохое она переживает внутри себя в эти самые минуты, когда тихо плачет, уткнувшись в моё плечо.
— Знаешь, я ведь согласилась с отцом, купилась на заверения, что буду жить как королева и ни в чем не нуждаться. Я тогда вспомнила своих подружек, которые мечтали выйти замуж за богатого и жить в своё удовольствие. Решила, что раз это нужно всем, то и мне сгодиться для счастья. Первый месяц почти каждый день постила фоточки в соцсети, хвасталась нарядами, цветами и ужинами в ресторанах.
— Получается, что поначалу всё было хорошо? Почему тогда всё изменилось?
— Спустя примерно полгода после свадьбы мне надоело сидеть дома и быть куклой, которую муж берет с собой «на выгул», чтобы похвастаться перед деловыми партнерами. Мне хотелось какой-то деятельности. Я стала подбирать вуз, чтобы продолжить учебу, так как замужество моё случилось сразу после школьного выпускного и следующий год был потерян. Но муж, случайно заглянув в мой ноутбук и увидев, что я интересуюсь университетами, впервые наорал на меня и категорически запретил учиться.
Я в тот день долго не могла прийти в себя, словно увидев в муже другого человека. Успокоила себя тем, что это был единичный случай и, возможно, результат рабочих неурядиц. Но всё очень быстро повторилось. В следующий раз ему не понравился мой разговор с подругой по телефону. Что именно его не устроило, я так и не поняла, мы говорили о наших одноклассниках, как он ворвался в спальню и выхватив смартфон, грохнул его об стену. В тот день мне показалось, что он и меня ударит, но обошлось. И тоже ненадолго.
В общем, у него, похоже, слетели тормоза, и вышел наружу он настоящий. С тех пор его могло вывести из равновесия даже одно слово, сказанное «не под настроение». Я стала тенью. Ходила по дому на цыпочках, когда он возвращался с работы, подбирала слова, стараясь говорить только на отвлеченные темы.
А дальше стало совсем невыносимо. Я начала поправляться. Долго не могла понять, в чем дело, что со мной происходит. Начала даже заниматься в спортзале, но чувствовала постоянный отток сил. В итоге полезла в интернет и нашла ответ — это стало результатом приема противозачаточных таблеток, которые он с первого дня нашего брака заставлял меня принимать. Он не хотел детей категорически. А на людях только и твердил, что ждёт-не дождется наследника. Сволочь, постоянно намекал всем, что дело во мне.
Время семейных праздников, когда мы собирались или в доме его родителей или ехали к моим, было отдельной пыткой. Там он перевоплощался в такого идеального мужа, что мои незамужние родственницы мне завидовали, а замужние проклинали за то, что я не ценю своего счастья…
— Он бил тебя? — почему-то этот вопрос вырвался сам собой, когда я уже поздно поняла, что, вероятно, не стоило его задавать.
— Бывало, — на удивление быстро и просто отвечает Анаит. — Но больше уничтожал морально. Из-за лишнего веса постоянно говорил, насколько я отвратительна и противна ему. Он перестал спать со мной в одной комнате, выгнав меня в комнату для гостей. На тот момент я даже была не против. Но только вот мои надежды на то, что с переселением меня оставят в покое, увы, не оправдались. Редко, но он всё же заходил ко мне…
Анаит очень красноречиво молчит. Я не хочу подробностей. Не хочу слышать вслух того, что и так читается в её красивых черных, как у Давида, глазах….
— А что же родители, ты им рассказывала об этом. Хотя, — я вспоминаю, что Анаит говорила об отце, — отца уже наверное не было на этом свете в то время? Поэтому тебя никто не защитил?
— Самое смешное, что отец, выдав меня замуж, словно камень с плеч сбросил и прожил еще восемь лет. Говорить ему о наших взаимоотношениях я бы никогда не осмелилась. Даже не сомневаюсь, что он меня бы и слушать не стал. После его смерти я и смогла развестись, — снова горькая усмешка. — На самом деле, я говорила об отношении мужа моей маме, но она не принимала мои слова всерьез. Однажды, даже сказала, что я преувеличиваю и вообще, наши семейные дела касаются только нас двоих, и ни к чему посвящать в них еще кого-то.
— А брат? Дядя Ашот тоже не смог тебя защитить?
— Ашот тогда был очень занят работой и семьёй. Ему было не до меня. Моим спасителем стал Давид.
От неожиданности меня даже бросило в жар. Имя парня стало для меня в последнее время значить очень много.
— Он единственный, кто случайно услышал наш разговор с бывшим мужем на кухне во время очередного семейного застолья, и сразу встал на мою сторону.
— Но Давид ведь моложе тебя, а ты говорила, что муж был намного старше? Неужели он смог противостоять взрослому мужчине? — на самом деле, я нисколько не сомневаюсь в положительном ответе, но мне хочется знать подробности счастливого финала этой истории.
— Да, ему тогда было всего двадцать три года. И он тогда был совсем не такой подкаченный как сейчас, — наконец-то промелькнуло подобие улыбки на красивом лице. — Однако Давид тогда очень хорошо отделал моего бывшего. Даже не смотря на полный дом родственников, он развязал такой скандал, что меня сразу же забрали в родительский дом. Даже в суд при разводе Давид пошел со мной. Если бы не он, я бы наверное не выдержала всего этого кошмара…
Анаит умолкает. Я любуюсь ею. Красивая, умная, добрая… Почему же судьба поступила с ней так несправедливо?
Мой вопрос словно повисает в воздухе, как вдруг я слышу на него ответ.
— Я ни о чем не жалею, — просто ужасает меня сказанная девушкой фраза. — Да, это были ужасные годы, но за это время я смогла многое переосмыслить. Например, то, что счастье вовсе не в деньгах. Благодаря своему неудачному браку я больше никогда не завидую красивым фото в соцсетях. Мой бывший муж до последнего заставлял меня вести профиль и поддерживать иллюзию счастья для подписчиков.
Для меня это тоже открытие, ведь действительно, я всегда завидовала тем, кто выставляет фото своей красивой жизни.
— Я стала ценить свободу. Право выбирать и самореализовываться. До замужества я не хотела учиться, была рада, что не нужно поступать в вуз, как другим моим одноклассникам. Потом же я всей душой мечтала об этом.
И самое главное — я обрела веру. Здесь, конечно, большую роль сыграл Давид и его друг Тихон, но если бы не мучения в браке, я бы наверное так и относилась к их вере, как к какому-то хобби в свободное время.
— Анаит, а почему не Армянская церковь? — я совсем не разбираюсь в отличиях Армянской и Русской Церкви, никогда не задавалась этим вопросом, а сейчас вдруг мне стало интересно, почему для девушки это имеет значение.
— На самом деле, для меня различия большого нет. Бог есть и там, и там. Вера у нас тоже одинаковая — Православие. Просто так уж вышло, что когда я была на грани, и от самой главной черты меня отделял один единственный шаг, то вытянул меня именно отец Тихон. И привел в свой храм в честь иконы «Нечаянная радость». Он стал для меня «островком безопасности». Только там я находила успокоение и надежду. Там я знала, что не одна, что меня слышат. Кстати, вскоре и случился тот скандал, в результате которого я стала свободной, и говорить о том, что это совпадение, будет с моей стороны настоящим свинством.
Анаит улыбается. А у меня внутри возникает мысль, которая не дает мне покоя. Я всю неделю пыталась спросить об этом, но так и не смогла подобрать удобного случая.
— Анаит, неделю назад ты что-то недоговорила мне. Что ты хотела сказать тогда?
Девушка поворачивается ко мне, и я вижу — она прекрасно понимает, о чем я её спрашиваю. Но Анаит молчит.
— Я думаю, это связано с отношением ко мне вашей семьи. Я права? — пытаюсь вытянуть из неё слова, чтобы подтвердить свою догадку.
— Да, Ася, ты очень проницательная девушка. Очень честная и открытая. Думаю, что во многом благодаря этому Давид и потянулся к тебе…
— Но? — чувствую, что именно это «но» сейчас должно прозвучать.
— Но ты русская, — звучит как приговор. — Я думаю, что Мариам и Каринэ больше всего боятся, что, женившись на тебе, он окончательно перейдёт в Русскую Церковь…
Да. Мои подозрения подтвердились полностью. Теперь понятно, почему они так вели себя со мной при первой встрече.
Анаит зовут к машине, чтобы отвезти домой, а я еще какое-то время сижу на той же скамейке под опавшим кленом.
И вдруг меня осеняет совершенно неожиданная идея. От уверенности в её правильности, я даже вскакиваю на ноги и порываюсь бежать. Но выйдя из ворот больницы, вдруг понимаю, что не знаю, куда. Хватаюсь в панике за телефон, но смутно помню название, которое хочу ввести в навигатор. Набираю похожие слова, но поиск выдает какую-то сумятицу…
Подхожу к прохожим, но то ли из-за неправильно произнесенного мной названия, то ли из-за того, что это место находится не в этом районе, и никто не знает его, но помочь мне никто не может.
Впервые чувствую какую-то необъяснимую ясность происходящего. Ощущаю незримую руку, ведущую меня. Однако, когда за очередным поворотом не вижу его, вдруг поддаюсь унынию. Может, мне показалось, и никто не вел меня, а это лишь плод моих фантазий, навеянных разговором с Анаит?
Останавливаюсь, пытаясь собрать разлетевшиеся в разные стороны мысли, и поднимаю голову к небу — туда, где возможно Кто-то есть.
«Если Ты слышишь меня, — шепчу одними губами, — если Ты есть, помоги мне!»
В чем мне нужно помочь, я не говорю. Да я и не знаю, о чем прошу. Мне нужен только маленький знак. Я готова его увидеть. Я готова поверить.
В следующую секунду я слышу колокольный звон…