Ася
Просыпаюсь от странных звуков. Отряхиваю мысли от сонного тумана и понимаю, что в комнате кто-то стонет. Бабушка!
— Ба, что случилось? Тебе плохо? — запутываясь в одеяле, подлетаю к соседней кровати.
— Нет, — слабо раздается хриплый голос. — Не волнуйся, Асюша, ложись, еще рано.
Вот она опять — больше обо мне думает, и не хочет поделиться тем, что её беспокоит.
— Ба, может водички? Что у тебя болит? Корвалолу накапать?
Постоянно так — приходится угадывать методом перечисления, чем я могу ей помочь.
— Да, водички, если можно, чуть-чуть…
Закатываю глаза от этого «чуть-чуть» и иду на кухню. Вот что за человек!? Ну если плохо, скажи, что болит, чем я могу помочь, а она постоянно замалчивает и тянет до последнего, пока уже не припечет.
Бабуля пьёт воду, с трудом приподнявшись на кровати.
— Может, всё-таки Корвалол? — подозрительно осматриваю её состояние.
— Ну, давай, — так говорит, словно я её уговорила выпить его.
Отсчитываю нужное количество капель в столовую ложку и кладу кубик рафинада — бабушка покупает его специально для приема этих горьких капель.
— Спасибо, Асюша. Прости, что побеспокоила тебя среди ночи.
Бабушка ложится, и я вместе с совестью практически мгновенно засыпаю.
— Ася… Асенькаааа… — шепот бабули врывается в очередной мой сон.
— Да, бабуль, что, что случилось? Тебе плохо?
— Да… — лицо искажается болезненной мукой.
— Скорую? — зачем-то спрашиваю, хотя и так понятно, что сама я не справлюсь.
Бабушку забирают в отделение. Прошусь поехать с ними, ведь в такое время общественный транспорт еще не ходит, да и я боюсь оставлять её одну сейчас.
Собрав наспех только документы и набросив первые попавшиеся джинсы и свитер, я прыгаю в Газель с красным крестом…
Примерно к обеду удается добиться от лечащего врача диагноз — микроинфаркт второго типа.
Весь день проходит в беготне и ожидании. И ни того, ни другого исключить не получается. Приходилось не только несколько раз обойти поликлинику, собирая направления на анализы, а потом еще и результаты, но и съездить домой на такси, чтобы собрать необходимые вещи и лекарства.
К концу дня я выгребла из кошелька последние пятьдесят рублей и, запрыгнув в последнюю маршрутку, поехала к Давиду.
В девять вечера все посещения в больнице прекращаются и в отделение к нему не попасть. Я, конечно, это хорошо помнила, но вот поторопить водителя ехать чуточку побыстрее, не решилась. Итог: без пяти минут девять я вбегаю в холл дневного стационара.
— Девушка, вы куда? — вылетает мне навстречу опешившая вахтерша-охранница.
— Я в терапию, к Карапетяну, — говорю, на ходу натягивая бахилы.
— Вы время видели? — с вызовом говорит и идет мне навстречу.
— Да, еще пять минут есть! — выпаливаю с надеждой.
— Какие пять минут!? Вы что, смеетесь??? — смеётся как раз она. Точнее — насмехается.
— Ну, пожалуйста, — делаю жалобное лицо и складываю руки в просительном жесте.
— Нет, — отрезает не так грубо, но безапелляционно. — Заведующий сегодня дежурит. А я не хочу под раздачу попадать. Завтра приходите.
Ну вот — даже камни с неба не посыпались, а я не смогла сдержать своего обещания.
***
На следующий день я бегу сначала в больницу к бабушке.
Вчера деньги так неожиданно кончились, что мне даже не осталось на билет на маршрутку. Пришлось идти пешком. Страшно было, конечно… Зато быстро добежала — за двадцать минут, хотя в дневное время то же расстояние спокойным шагом преодолела бы не менее чем за сорок.
Сегодня я снова могу немного поберечь свои ноги и время и еду в транспорте. Родители перевели мне деньги на карточку. Теперь можно докупить и недостающие лекарства, на которые мне вчера не хватило.
Проведав бабушку, поговорив с доктором и докупив всё необходимое, я, наконец, смогла вырваться в больницу, где лежит Давид.
Тот же коридор, те же стены, но внутри неприятно щекочет какое-то подозрение. И только войдя в палату, я поняла, что меня смущало, когда я подходила сюда — в коридоре не было его родственников. Как, собственно, и Давида в палате.
Где-то под ребрами начинает сжиматься какой-то комок, пока я набираю номер Анаит.
— Ася, привет! А я как раз собиралась тебе звонить. Давид сегодня улетает в Германию на реабилитацию.
— Что?.. Как?.. Как улетает? — слова путаются, не говоря уже о мыслях…
— Я сама только утром узнала. Ашот, оказывается, еще вчера договорился с клиникой, но никто, кроме него и Давида из наших не знал.
— А надолго эта реабилитация? — задаю глупый вопрос и тут же понимаю это, когда Анаит отвечает.
— Да кто ж это может сказать точно… Пока на месяц, а дольше будут смотреть по состоянию.
— Понятно, — больше не знаю, что сказать. — А когда у него вылет? Могу я прийти попрощаться? — ведь это же неправильно, чтобы он вот так уехал, не взглянув на меня, не услышав того, что я давно должна была ему сказать…
— Ась, боюсь, что уже поздно. У них уже объявили регистрацию на рейс…