Решение поехать к родителям пришло спонтанно. Хотя мы и живем не вместе, но довольно часто видимся. До бабушкиного сердечного приступа они приезжали один-два раза в месяц, иногда я ездила домой на выходные или новогодние каникулы. После же того, как бабушка заболела, мама с папой навещали нас почти каждые выходные, а вот я дома не была ни разу.
Бабушка уже вполне сносно себя чувствует, снова начала сама готовить, порывалась даже уборку делать, но я вовремя заметила её с тряпкой. Уехать на пару дней, думаю, не будет проблемой. Да и дядя Вася к нам зачастил — в случае чего присмотрит за бабулечкой.
— Асюш, как же ты поедешь в ночь? — взволнованно спрашивает бабушка, глядя, как я собираю дорожную сумку. — Может, завтра поедешь с утра, Давид бы тебя до станции подвез.
Опять Давид… Бабушка уже привыкла за прошедшую неделю видеть его в нашем доме. То, что мы встречаемся, она догадалась сама, видя наши счастливые лица и переплетенные пальцы рук. О том, что я бегу как раз от него, я ей не сказала. Да и не знаю, как вообще смогу это сказать… Мне кажется, для неё это будет ударом.
— Ба, не переживай, я до станции доберусь по-светлому, а в Ефремовке меня папа встретит.
Бабуля неуверенно кивает и еще пытается что-то спросить, но её прерывает звонок моего телефона. Я снова вздрагивая, ожидая увидеть входящий от Давида, но снова мимо. Ника.
— Алло.
— Привет, Ась.
— Привет, — стараюсь говорить бодро.
— Как твои дела, Джульетта? — Нике тоже придётся как-то сказать о своём решении.
— Нормально. Вот, собираюсь домой на пару дней съездить. А ты чем занимаешься?
— А я только вернулась из Москвы. Хотела тебе предложить встретиться…
Голос подруги грустный. Я знаю, что она ездила в Москву к своему парню, и теперь им опять скучать друг по другу в разлуке.
— Слушай, Ник, — вдруг возникает неожиданная идея, которую я даже не успеваю как следует обдумать. — А хочешь со мной поехать в деревню? Сегодня в восемь электричка. А там папа мой встретит.
— Ася, я даже не знаю… А удобно ли будет? — голос действительно звучит растерянно, но теперь я уже загорелась этой идеей — ведь мы и правда давно не могли нормально пообщаться с ней, да и наверняка нам удастся отвлечь друг друга от грустных мыслей.
— Конечно, удобно! Посмотришь, где прошло моё беззаботное детство, познакомишься с моими родителями и младшей сестрой. Да, в конце концов, развеешься, сменишь обстановку.
— Уговорила, — весело соглашается Ника, и уже спустя 2 часа мы с ней встречаемся на вокзале.
Электричка приходит в мою родную деревню глубокой ночью, и мы с Никой почти не успеваем за время пути поговорить о чем-то серьезном. Утро и день следующего дня проходят также в заботах и общении с родными. Мой телефон дважды пытался уговорить меня ответить на звонок Давида, но я его проигнорировала. Однако, это не осталось незамеченным для Ники.
— Ась, у меня еще вчера были такие подозрения, а сегодня я убедилась наверняка — вы с Давидом поссорились. Не хочешь рассказать, что случилось?
Подруга всегда была деликатным человеком, и сейчас она тоже начинает разговор именно тогда, когда мы, наконец, остаемся одни на берегу нашей речки-вонючки. Конечно, мы пришли сюда не купаться, а просто позагорать и насладиться красотой природы вокруг родного села.
— Мы расстались, — говорю без предисловий, хотя и с небольшой паузой, которая помогла собраться с духом.
— Ась, ну зачем ты так сразу говоришь? «Расстались» — это очень серьезно. Разве можно так сразу «расставаться», если произошла очередная ссора?! Знаешь, сколько их будет ещё!
— Мы не ссорились, — обрываю подругу тихим заключением.
— Ничего не поняла… Если вы не ссорились, то почему тогда расстались?
Я собиралась рассказать Нике эту историю, тем более, что она и так является частично свидетелем всего произошедшего со мной в доме Марио. Но возвращаться, пусть даже мысленно к тем событиям, мне настолько тяжело и противно, что я уже собираюсь сменить тему.
— Подожди, подожди, — снова настаивает Ника, когда я отворачиваюсь в сторону, пытаясь отвлечься и не показать свои истинные чувства. — Это не из-за семьи Давида? — я продолжаю молчать, пытаясь подобрать слова. — Тебя обидела его мама? Или сестра?
— Нет, они не при чём, — пытаюсь закрыть тему родственников, ибо к сложившейся ситуации они уж явно не имеют отношения. — Я сама всё испортила.
— Как испортила? Это Давид сказал? Он тебя обидел? Ася, ну не молчи, ты ведь съедаешь сама себя! — Ника чувствует, что я на грани, и стремится помочь мне. Её неравнодушие действительно разрушает ту стену, которую я собиралась построить, чтобы не пускать никого в самый грязный уголок своего прошлого.
— Я не подхожу Давиду, — говорю уже сквозь слёзы. — Понимаешь, сначала я думала, чтоонмне не подходит… Боже, какая же я была дура! — рыдания не прекращаются несколько минут, при бабушке я не решалась дать слабину, а теперь очень подходящее время и место.
— Ась, может ты преувеличиваешь, как всегда? — утешая, спрашивает Ника, продолжая гладить меня по спине. — Ну с чего ты взяла, что не подходишь ему? Ты умная, красивая, добрая и честная. Ася, ну ты ведь всего лишь накрутила себя из-за какой-то ерунды, так ведь?
— Ника, я бы всё отдала, лишь бы это было так, — с горечью отстраняюсь от плеча подруги и отворачиваюсь, переводя взгляд на водную гладь, отражающую последние лучи заходящего солнца. — Понимаешь, Давид заслужил быть счастливым. Он столько всего пережил…
— Так ты до сих пор винишь себя в той аварии, что ли? — не выдерживает Ника.
— В аварии я себя виню и буду винить всегда, — спокойно отвечаю. — Но я сейчас не о ней. Давид хочет стать священником. Он недавно признался мне.
— И? — непонимающе смотрит на меня подруга. — Ты что против?
— Нет, конечно, это его выбор, и я думаю, что он станет прекрасным батюшкой. Но не со мной.
— Почему?
— Ты же помнишь, что было тогда у Марио на вечеринке? — я надеялась, что подруга сама догадается, но, видимо, придётся ей напомнить.
— Помню, конечно, в отличие от тебя, — Ника усмехается, а мне становится обидно. Не хочется больше продолжать этот разговор. — Только не пойму, как это связано с Давидом?
— То есть ты считаешь то, что я отдала себя непонятно кому — совсем не связано с Давидом? Будущий священник должен быть единобрачным, как и его жена. А я даже не уверена, что у меня был кто-то один. Ника, ну зачем ты заставила меня всё это вспоминать!?
Я поднимаюсь с места и иду к реке. Я не могу сидеть рядом с Никой, не могу смотреть ей в глаза, мне хочется сейчас прыгнуть прямо с этого крутого берега прямо в затянутую тиной воду — лишь бы смыть с себя воспоминания того дня.
Я подхожу к самому краю небольшого обрыва, но за секунду до прыжка, меня резко дергают назад.
— Ты с ума сошла?! — вскрикивает Ника.
— Нет. Тут совсем неглубоко, утопиться не получится. да я и не собираюсь, — усмехаюсь теперь уже я.
— Я не об этом, — серьезно обрывает меня. — Ты же мне сказала, что на вечеринке не было ничего, — глаза Ники сейчас выпадут от негодования. — Марио, козлина, обманул меня?!
— Ник, я не знаю, что тебе сказал Марио, но может и не обманул — я не знаю, с кем я была. Может, это был и не Марио. Это ведь ничего не меняет.
— Меняет! — чуть не плюётся от злости подруга. — Он мне обещал, что лично за тобой проследит и даже на шаг не подпустит к тебе никого. А на утро клятвенно доказывал, что никто тебя не тронул.
— К сожалению, тронул… — утираю рукой слёзы и начинаю надевать сарафан, чтобы идти домой. — Хорошо еще, что я ничего не помню, так бы меня эти воспоминания точно с ума свели.
— Постой, что значит «не помнишь», совсем?
— Совсем.
— А у доктора ты была?
— Нет, конечно. Я мечтала забыть обо всём, а не усугублять своё состояние еще и осмотрами гинеколога. Ник, мне не нравится эта тема, может, закончим уже…
— Ася, прости, но давай разберемся: у тебя были какие-то следы на теле?
— Слава Богу, нет. Но я понимаю, к чему ты клонишь — неопровержимые доказательства того, что всё точно было, у меня есть. Вернее, были. Я от них избавилась, чтобы забыть. А ты опять напоминаешь!
— И что же это за доказательства? — не унимается упрямая подруга.
— Мои окровавленные вещи. Ты, кстати, сама же их и собирала в мой рюкзак. Не заметила, что всё бельё в крови?
— Это всё? — спрашивает после небольшой паузы, во время которой, вероятно, что-то обдумывала.
— Я проснулась в чужой рубашке и с голым парнем. Теперь ты довольна? Достаточно тебе аргументов?
Вместо ответа Ника пару минут вглядывается в моё лицо, а потом начинает хохотать. Благо длится это недолго, потому что от её смеха моё сердце всё сжимается. Что смешного я сказала?
— Ася, ты просто дурында! Моя любимая дурында! — Ника пытается меня обнять, но я отскакиваю в сторону.
— Ты смеёшься над тем, что разрушило мою жизнь, и считаешь, что я буду с тобой обниматься после этого?
Подхватываю с земли покрывало, на котором мы сидели и разворачиваюсь, чтобы уйти, но Ника меня окликает.
— На твоих вещах не было крови!