Как оказалось, Давид не ушел совсем из нашей квартиры. Я слышала его голос при разговоре с бабушкой и доктором, который приезжал меня осмотреть. Но в комнату ко мне парень больше не заходил.
Я слышала обрывки фраз, из которых поняла, что мне выписали большой список лекарств и Давид, не внимая бабушкиному протесту, всё-таки купил их за свой счет.
— Асенька, какой хороший парень этот Давид, — говорила бабушка, когда мы наконец остались с ней вдвоем. — Он всё рассказал мне, — бабушка понимающе смотрит на меня, а я пытаюсь угадать, что она имеет ввиду под этим загадочным «всё».
Не зная, как реагировать, чтобы не выдать себя раньше времени, также многозначительно ей киваю.
— Мальчик сказал мне, — хмыкаю от слова «мальчик», вспомнив запах его духов. Ага, мальчик… — что сбил тебя на велосипедной дорожке, а потом отвез в больницу, — бабушка строго смотрит на меня. — Почему ты мне ничего не сказала?
— Бабуль, ну я просто не хотела тебя волновать. Думала, что всё и так пройдет…
— Асюша! — перебивает меня. — Если бы не Давид, я бы так и не узнала, что у моей внученьки сотрясение мозга?!
— Ба, ну прости, — улыбаюсь ей своей фирменной улыбкой, за которую бабуля никогда не может долго злиться на меня.
— Эх, коза, — не удерживается от ответной улыбки. — Знаешь, что люблю тебя и не могу долго злиться.
— Ага, — тяну к ней свои руки для объятий, которые мы так любим. — И пользуюсь этим.
Бабушка щекочет меня, как она всегда это делает. Немного больновато всегда выходит у неё, из-за того, что бабушка у меня очень сильная, но я всегда делаю вид, что мне просто щекотно и она тогда, счастливо улыбаясь, просто целует меня в макушку.
— Но всё равно, — бабушка меняет тон на нарочито строгий. — Ты почему обидела мальчика? Вышел от тебя как в воду опущенный…
— Ба, да я его не обижала, честно. Он сам обиделся, что я его не позвала, когда из туалета выходила, — говорю почти правду, это ведь и была причина его морализаторской лекции перед уходом. — Ну, сама посуди, что я буду его звать в такое место? Может еще над горшком надо было попросить меня подержать!?
— Ну, коза! — снова смеется бабуля. — Ладно, делай как знаешь.
Бабушка гасит свет. В темноте мне видны её очертания, но даже без них я знаю, что она делает — крестится перед иконами, истово крестит меня, а потом вздохнув о чем-то своём, откидывает одеяло и ложится в кровать.
— Ба, — зову её тихонько.
— Да, Асюш, — отзывается бабушка, привставая на кровати. — Тебе что-то принести?
— Нет-нет, лежи, — быстро останавливаю её. — Я просто спросить хотела…
— О чем? — бабушка всё-таки присаживается на кровати, видимо, подозревая, что это может быть что-то важное.
— Давид… — начинаю, не зная, как сформулировать свой вопрос. — Ну… он же… — надеюсь, что бабушка догадается, к чему я веду. — Не русский…
— И что такого? — она и правда не понимает, к чему мой вопрос.
— Ну ты же сама говорила, что нельзя с ними связываться, — точно не помню, что именно говорила бабуля, но смысл вроде был такой.
— Когда это я говорила?
— Ну помнишь, когда армяне нам окно меняли на балконе… И когда мясо ты протухшее у них купила года два назад.
Бабуля разражается таким смехом, что кажется, ей трудно остановиться.
— Аська, ну ты даёшь! — наконец, успокоившись, бабушка снова крестится, а потом ложась на кровать говорит. — В такие моменты, когда кто-то тебя подводит, со злости всякое скажешь. Ну вот сама посуди — да, окно нам поставили на балконе дорого, зато стоИт ведь как хорошо! Из других вон — дует, индевеют постоянно. Зато дешево, — бабушка иронично усмехается. — А мясо — в первый раз что ли я протухшее купила? Уж бывали случаи разные. Да и люди, моя дорогая, тоже все разные… — бабушка задумывается. — В любой нации есть хорошие, честные, а есть наглые и бессовестные. Давид хороший парень.
— Ба, вот откуда ты знаешь, что хороший? — тут уже я не выдерживаю и сажусь на кровати. — Ты вот его в дом пустила, а ведь мы с тобой совершенно ничего о нем не знаем. Может, он выведывал, что у нас тут плохо лежит. Может придет со своими дружками, когда мы бдительность потеряем, и обчистит квартиру.
— Ой, напугала! — бабуля смеется и машет на меня рукой. — Что у нас тут брать-то?! Ламповый телевизор? Или вон эту тряпку у тебя над кроватью? — бабуля указывает рукой на мой любимый ковер с оленями, которому лет наверное втрое больше, чем мне. Становится обидно, что она назвала его тряпкой… — Да и вообще, — помолчав, добавляет она, — Давид визитку оставил, можно позвонить и проверить, тот он, за кого себя выдает или нет.
Ого! вот тут и я заинтересовалась не на шутку! В визитке же должны быть указаны фамилия, имя и отчество. А значит, можно узнать, какой он национальности.
Подождав, пока бабушка уснет, я медленно встаю с дивана и крадусь на кухню. Бабушка всегда хранит важные документы в серванте.
Медленно, опираясь на бабулин костыль, который мне поставили еще днем, добираюсь до стеклянного шкафа. Квитанции, чеки, тв-программка. Всё не то. Куда же бабушка могла ее положить?
И тут до меня доходит, что визитку Давид мог дать уж перед уходом, и она может быть на этажерке, которая сегодня тоже была пострадавшей от моей самостоятельности. Наклоняюсь — на полке с газетами её нет. Поднимаю голову выше, даже не рассчитывая её тут увидеть, но однако же, сердце замирает, когда вижу в стаканчике с моими карандашами и кистями для макияжа маленькую темно-серую картонку с выгравированными на ней серебристыми буквами:
Юридическое бюро «КАД»
Ведущий юрист Карапетян Давид Ашотович