СОРРЕЛЛ
— Ты ушла в спешке прошлым вечером. Ты не заболела?
Ноэлани находит меня на следующее утро, когда я выхожу из комнаты «Секвойи». Беспокойство отражается на ее лице, и меня накрывает волна вины. Девушка была таким хорошим другом для меня последние несколько недель. Хреново сознавать, что она так беспокоилась обо мне, пока я сидела в своей комнате, пытаясь утолить зуд, который отказывался перестать чесаться.
Да, я была больна прошлым вечером. Развращенная. Отчаянная. Заставить себя кончить, стоя там, прижавшись спиной к двери, было недостаточно. Даже близко. Я кончила еще два раза, снова и снова прокручивая в голове вид Тео, мастурбирующего на сиденье рядом со мной, пока не почувствовала, что мое тело вот-вот развалится на части.
А потом пришел гнев. Унижение. Отвращение.
Я больше не знаю, кто я такая — в какого человека я превращаюсь, — и мне это не нравится. Этим утром я чуть не содрала с себя кожу заживо в душе, вода была такой горячей, что обжигала, пытаясь вымыться до такой степени, чтобы не чувствовать себя грязной. Я могла бы принять душ еще сто раз и все равно не почувствовать себя чистой.
— О, все в порядке, — вру я, беря Ноэлани под руку. — Я видела этот фильм тысячу раз. Мне было скучно.
Ложь, ложь, ложь. У меня это получается на удивление хорошо.
— О, понимаю, — смеясь, говорит Ноэлани. — Чего ты хочешь? ЧТО. ТЫ. ХОЧЕШЬ?
У меня такое чувство, что она воспроизводит часть фильма, которую я явно пропустила; я ухмыляюсь, смеясь вместе с ней, стараясь не показывать своего замешательства.
— Но ты была права насчет его бороды. Райан Гослинг с растительностью на лице должен быть вне закона.
Девушка мечтательно вздыхает.
— Жаль, что никто из здешних парней так не выглядит. Это было бы хорошим отвлечением от скуки, связанной с пребыванием в этой богом забытой академии.
На самом деле я не уделяла особого внимания ребятам здесь, в «Туссене». Только один из них привлек и удержал мое внимание, и сейчас я хочу его смерти больше, чем когда-либо.
— Я все же подумала, что ты, возможно, поссорилась с Тео, — говорит Ноэлани. — Сначала он выбегает, а потом сразу после него ты. Он сказал мне, что хочет подружиться с тобой. Закопать топор войны или что-то в этом роде. Надеюсь, Тео не сделал ничего такого, что могло бы тебя расстроить?
— О нет. Он ничего не сделал. — Если, конечно, не считать флирта со мной, поцелуев, прикосновений, того, что он заставил себя кончить, а затем использовал мою бандану, чтобы убрать свой беспорядок.
— Хорошо. Я рада. Тео может быть довольно упрямым, когда захочет. Но он хороший парень, знаешь ли. Просто, думаю, в последнее время здесь много чего происходит.
Я замираю на месте.
— Много чего происходит? Что ты имеешь в виду?
Ноэлани открывает рот, но тут же закрывает его.
— О, нет, ничего особенного. Только этот карантин и наказания. Все немного сходят с ума. Надеюсь, директор Форд скоро выпустит нас отсюда, и мы все сможем выпустить пар. Это давно назрело.
Ее голос звучит слишком беззаботно. Почему у меня такое чувство, что девушка мне чего-то не договаривает? Краем глаза я присматриваюсь к ней повнимательнее, но там нет никаких признаков обмана. Только яркая улыбка, которая растягивается от уха до уха.
— Ах, боже мой. Могу себе представить. Поход по магазинам. Кофе. Настоящий кофе. Ух! И поход в кино. «Джамп»! Не могу дождаться, когда отправлюсь с тобой в «Джамп»!
— Что за «Джамп»?
— О, это место, где мы любим тусоваться. На полпути в Сиэтл. Если когда-нибудь вырвемся достаточно рано в пятницу, то могли бы отправиться куда-нибудь в путешествие. У тебя есть паспорт? Может быть, мы могли бы поехать в Ванкувер и…
Боль взрывается в затылке. Такое ощущение, что внутри моего черепа взорвалась бомба. Это так неожиданно, что я падаю вперед, на колени, до боли сжимая руки, задыхаясь, безуспешно пытаясь сделать вдох.
Что-то твердое с грохотом падает на пол рядом со мной. Моя сумка? Телефон? Не знаю. На секунду я ничего не вижу. Мое зрение темнеет, тени расплываются по краям.
— Боже мой, Соррелл! — тревожный крик Ноэлани громкий и близкий. Ее руки на мне, гладят меня. Мир вокруг меня снова становится четким, и ее испуганное выражение лица наполняет меня необъяснимой тревогой.
Тум, тум, тум!
Боль в затылке не проходит. Становится только хуже. Арррр, такое чувство, что мой череп раскалывается!
— Все в порядке, все хорошо. Ш-ш-ш. Наклонись вперед. Дай мне взглянуть.
Я не знаю, чего она хочет. Мне не нужно наклоняться вперед. Боль исходит не из моего затылка. Она исходит из моей головы, и это… ах, это чертовски больно!
— Какого хрена, Себастьян?! — рычит Ноэлани. Никогда раньше я не слышала, чтобы она кричала. Девушка вообще не из тех, кто повышает голос. А сейчас, похоже, она вот-вот взорвется. — О чем, черт возьми, ты думал?
Теперь я могу разглядеть ее как следует. Ноэлани садится на корточки передо мной, и когда поднимает руки, чтобы убрать волосы с моего лица, они покрыты кровью. Я отклоняюсь от нее, мой пульс учащается.
Девушка смотрит не на меня, а на кого-то позади меня.
— Я сыт по горло этим дерьмом, — рычит мужской голос.
Я протягиваю руку, чтобы удержаться, чувствуя головокружение, тошноту, накатывающую на меня, и моя рука натыкается на что-то гладкое и цилиндрическое. Банку колы? На дне банки огромная вмятина, а другой конец выдвинут наружу, металл выпирает. Жидкость внутри шипит, печать сломана, из неё с шипением вытекает тонкая струя содовой.
— Мне надоело, что все притворяются. Меня тошнит от того, что меня наказывают из-за нее. — Яд в его голосе заставляет меня развернуться на месте. Слишком быстро. Я снова чуть не теряю сознание.
В пяти футах от меня Себастьян скрестил руки на груди, его лицо — маска гнева.
— Какого хрена? — Я начинаю собирать воедино то, что произошло. Банка из-под колы, разбитая и протекающая по всему полу. Раскалывающая головная боль, которая теперь поселилась у меня за глазами. Себастьян швырнул чертову банку мне в голову и попал точно в цель. — О чем, черт возьми, ты говоришь, Себастьян?
Парень смотрит на меня с отвращением, рассматривая так, будто я что-то неприятное, что он только что соскреб со своего ботинка. Его челюсть двигается, как будто он пережевывает свои слова, прежде чем выплюнуть их в меня.
— Ты, Соррел Восс. Ты — гребаная проблема, и мне надоело притворяться, что это не так.
— Как, черт возьми, я могу быть для тебя проблемой? — я осторожно прикладываю ладонь к затылку, и моя рука становится еще более окровавленной, чем у Ноэлани. Теперь я это чувствую — ровный, горячий поток крови, бегущий из открытой раны на затылке, стекающий по моим волосам и вниз по задней части шеи. Её очень много. Мой желудок переворачивается.
Себастьян видит кровь на моих руках, и его лицо становится еще жестче. Он раздувает ноздри.
— Все ходят вокруг да около, делая вид, что ничего не знают, но это же очевидно, — выплевывает он.
— Очевидно? Что, черт возьми, очевидно? Для меня ничего не очевидно.
— Себ. — В тоне Ноэлани звучит странная нотка. Я не могу сказать, что это такое, но звучит как предупреждение.
Себастьян закатывает глаза. Сейчас вокруг нас собралась небольшая толпа, чтобы поглазеть на происходящие. Однако большинство других учеников обходят нас стороной, опустив головы, явно притворяясь, что они ничего не видели. Придурки.
— Я покончил с этим, Лани, — усмехается Себ. — С меня, блять, хватит. Этот год должен был быть веселым для всех нас, и посмотри, что мы делаем.
— СЕБАСТЬЯН!
Рев доносится с другого конца коридора. Пропитанные кровью волосы на моем затылке встают дыбом от звука чистой ярости, заключенной в нем. Высокий парень, стоящий рядом с Ноэлани, бледнеет, поднимая сумку повыше за спину.
— О, черт. Меня здесь не было, — бормочет он, а затем направляется к английскому отделению.
— Себастьян Уэст, ты, блять, труп!
Толпа расступается, образуя проход, и в поле зрения появляется Тео, бегом несущийся по коридору. Руки сжаты в кулаки. Черная рубашка с длинными рукавами натягивается на его груди, когда парень встает перед нами; он выглядит так, будто собирается уничтожить Себастьяна, но сначала подходит ко мне, где я стою на коленях на полу в луже собственной крови; Тео наклоняется, чтобы мы были на одном уровне глаз.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Думаю, да.
— Тошнит? Головокружение?
— А ты как думаешь?!
Тео обнажает зубы. Наклонившись ко мне, он оценивает мой затылок, расчесывает волосы в нескольких местах и издает яростные звуки, оценивая ущерб.
— Оставайся на месте, черт возьми, — рычит Тео. — Не смей, блять, двигаться.
— Я никуда не собираюсь! — огрызаюсь я в ответ.
Покончив с моим затылком, Тео снова появляется передо мной. Он берет мое лицо в ладони и откидывает мою голову назад, хмурясь.
— Не ты. Он, — говорит он, кивая головой в сторону Себастьяна.
Я не заметила, но Себастьян, судя по всему, медленно удалялся от места происшествия, пытаясь улизнуть незамеченным.
— Что, чувак? — беззаботно говорит Себастьян. — Мне нужно идти на занятия.
Тео прищуривается еще сильнее, глядя мне в глаза.
— Оставайся там, черт возьми, Себ.
— И что ты собираешься сделать? Ударишь меня или еще что-нибудь в этом роде? Ты забываешь, что я капитан команды по борьбе, придурок. И был с тобой помягче. Я мог бы завалить тебя в мгновение ока.
Тео не оправдывает свое заявление реакцией. На этот раз он разговаривает со мной.
— Зрачки реагируют и одинаковые. Не думаю, что у тебя есть какие-то реальные повреждения, кроме пореза.
— Ты что, теперь что-то вроде врача?
Возможно, я ценю заботу, но тот факт, что она исходит от Тео, заставляет меня хотеть кричать. Он не должен быть здесь, спасать положение. Я не должна хотеть упасть в его объятия и плакать, просто чтобы он мог обнять меня.
Его густые волнистые волосы спадают на лицо, когда парень смотрит на банку с колой, сжимает рот в тонкую линию.
— Что-то в этом роде, — бормочет Тео.
Не говоря больше ни слова, парень вскакивает на ноги и набрасывается на своего друга. В мгновение ока он хватает Себа за рубашку и прижимает его спиной к стене.
— Ты покойник, ублюдок!
А затем он действительно срывается.
Я в ужасе наблюдаю, как Тео разворачивается и бьет кулаком в красивое лицо Себастьяна Уэста. Удар попадает в цель, и голова Себа откидывается назад, издавая громкий треск, когда задняя часть его черепа соприкасается со стеной позади него.
— А-а-а! ЧЕРТ!
Себастьян пытается ослабить хватку Тео на своей рубашке теперь, когда парень прижимает его одной рукой, но Тео не позволяет ему. Он бьет его снова, и снова, и снова, нанося удары сверху вниз так быстро, что Себ едва успевает среагировать между ними. Однако в конце концов он стряхивает с себя шок и начинает наносить ответные удары.
Отшатнувшись, Себ наносит правый хук Тео; звук его кулака, соприкасающегося с челюстью Тео, трещит и отражается от стен коридора — кажется, он достаточно громкий, чтобы разбудить мертвого. Голова Тео резко поворачивается. Парень отшатывается, но не теряет равновесия. Похоже, удар служит не столько предупреждением, сколько еще больше злит Тео.
Себ видит это. Я вижу это. Ноэлани видит это: момент, когда Тео решает убить Себастьяна Уэста прямо на месте. Ноэлани ахает и прикрывает рот рукой. Себастьян поднимает руки в знак протеста — он, очевидно, понял, что быть капитаном команды по борьбе ему здесь не поможет — и начинает пятиться.
Я знаю гнев. Жила с ним, обвитым вокруг моих костей, сколько себя помню. Он был верным компаньоном, следовавшим за каждым моим шагом с тех пор, как умерла Рейчел. Но я никогда не была свидетелем такой сгущенной, усиленной ненависти, которая сейчас живет в прекрасных глазах Тео. Вид этого бросает меня в дрожь.
— Тео. Ч-чувак. Будь благоразумным, — заикается Себастьян.
— Благоразумным? — Лицо Тео искажается. — Благоразумным? Ты, блять, издеваешься надо мной, да?
— Я не хотел ничего плохого.
— Твои действия свидетельствуют об обратном.
Тео загнал парня в ловушку; он загнал Себастьяна в угол, и теперь его единственный путь к спасению — через Тео. Что просто не вариант. Тео возвышается над ним, преграждая ему путь… а затем продолжает выбивать из него дерьмо.
— Тео! О боже мой! Остановись! — громкий крик Ноэлани грозит разорвать мою голову на части, но Тео ее не слышит. Не может. Он исчез в другом мире. Я вижу это в его пустых глазах.
Ноэлани поднимает меня на ноги; она так сильно сжимает мою руку, что ее ногти впиваются в мою кожу сквозь рукав толстовки.
— Скажи что-нибудь, Соррелл. Останови его. Он тебя послушает!
Лицо Себастьяна превратилось в кровавое месиво. Парень сползает по стене, оседая на пол, но Тео не прекращает его бить. Я пытаюсь, и пытаюсь, и снова пытаюсь, но не могу отвести взгляд. Это жестокость в ее самой жестокой форме. Шоу ужасов, от которого большинству людей снились бы кошмары. Но для меня это симфония. Кровавый, захватывающий дух балет. Тео Мерчант собирается убить этого парня за то, что тот причинил мне боль. Он не имеет права предпринимать такие действия в мою защиту, но его ярость пробуждает во мне что-то, что долгое время дремало. Какое-то странное ощущение, от которого мне хочется кричать с крыш. Это кажется темным, извращенным и неправильным на многих уровнях, но видеть Тео таким, в его самом порочном проявлении, все равно что видеть обнаженной его душу.
И это чертовски захватывающе.
— Остановите его! — снова призывает Ноэлани. — Он же убьёт его!
О, боже. Я не должна была наслаждаться этим. Делаю шаг вперед, у меня перехватывает дыхание, когда кричу:
— ТЕОДОР УИЛЬЯМ МЕРЧАНТ!
Слова разносятся по коридору, как пушечный выстрел. Тео застывает, неподвижный, как статуя, один окровавленный кулак поднят за головой. Медленно парень опускает его.
Никто не произносит ни слова.
На полу Себастьян хнычет, закрывая лицо руками; это чудо, что парень все еще в сознании; по правилам, он должен был потерять сознание где-то между десятым и пятнадцатым ударом Тео.
У меня невероятно кружится голова, но мне удается пробраться туда, где Тео нависает над Себом, все еще повернувшись ко мне спиной. Его плечи приподнимаются вокруг ушей, напряжение исходит от него, как дым. Ему не потребовалось бы много времени, чтобы сорваться и снова начать выбивать дерьмо из своего друга. Я кладу руку ему на плечо, и, как по волшебству, напряжение покидает его; парень оседает, его мышцы расслабляются, как будто мое прикосновение дало ему разрешение выпустить ярость, которая пожирала его. Однако Тео далек от спокойствия и свирепо смотрит на Себа сверху вниз, его волосы растрепаны и всклокочены.
— Скажи ей, почему ты это сделал, — требует он.
Себ кашляет, кровь стекает по его подбородку.
— Что ты ожидаешь от меня услышать?
— Скажи ей, — повторяет Тео, его тон обещает еще больше насилия, если парень не подчинится.
Себ смеется, тяжело вздыхая.
— Отлично. Хочешь, чтобы я вел себя хорошо? Я буду играть чертовски хорошо. Нелепо…
Низкий, угрожающий рокот вырывается из горла Тео.
— Хорошо. Хорошо! Черт, — Себ смотрит на меня сквозь быстро опухающие веки. — Я бросил в тебя банку, потому что это очевидно. Ты та, кто побежал к Форд и рассказала ей о вечеринке.
— Я этого не делала!
— Чушь собачья. Ты ушла рано, до того, как появилась охрана. Ты единственная, кто не был наказан…
— О чем ты говоришь? Я не могу уехать отсюда. У меня комендантский час, как и у всех остальных!
— Ты единственная, кого не вызвали на сцену, — выплевывает Себ. — Из тридцати четырех учеников ты единственная, кого Форд не заставила выйти на сцену, чтобы танцевать или петь, как какую-нибудь гребаную обезьяну. Объясни это.
— Я…
Ох. О, мой Бог. Мир заходит в тупик. Парень прав. Как я могла это пропустить? Меня действительно не призывали ни к чему. Почему-то я просто предположила, что это наказание ко мне не относится, и все. Как я могла быть настолько слепа? Как такая мысль не пришла мне в голову? Я бормочу, пытаясь найти какое-то логическое объяснение этому, но никакие слова не приходят на ум.
— Я… я не могу этого объяснить. Не знаю, почему Форд не вызывала меня. Но не я рассказала ей о том, что происходило у озера. Какого хрена я должна была ей рассказывать?
— Ты довольно ясно дала понять, что в ту ночь испытывала отвращение ко всем нам. Ты стояла там в том дурацком гребаном пальто и осуждала нас всех. И когда твой парень решил сбежать…
— Он не мой гребаный парень! Иисус, блять, Хр… — я замолкаю, не в силах справиться с жаром, нарастающим внутри меня.
У меня кружится голова. Думаю, кровотечение замедлилось, но я все еще чувствую струйку крови, стекающую по задней части шеи. Я, блять, не могу с этим справиться. Не могу справиться ни с чем из этого. Я уже должна была вернуться в «Фалькон-хаус». Тео должен был быть за решеткой, или унижен, или еще хуже. А теперь Себастьян гребаный Уэст называет его моим парнем?
Тео выглядит пораженным, когда протягивает руку, пытаясь взять меня за руку.
Я отшвыриваю её, рыча, когда поворачиваюсь к нему.
— Нет! Ты не имеешь права прикасаться ко мне. И не можешь защищать меня. Не притворяйся, что я, блять, что-то для тебя значу!
Парень выглядит опустошенным, разбитым моими словами, но у меня нет сочувствия к этому дьяволу. Он играл со мной. Играл с моими эмоциями. Вывернул меня наизнанку этой гребаной игрой, в которую он играет.
— Можешь оставить при себе свою дурацкую информацию о Генри. Мне все равно, что ты знаешь. Это больше не имеет значения. Просто держись подальше. А ты… — я обращаю свой гнев на Себастьяна. — Я, блять, не сдавала тебя Форд. Мне насрать на тебя, или на него, или на кого-то еще в этом богом забытом месте. Подойди ко мне еще раз, и я порву твою гребаную глотку.
Я стремительно убегаю от них, на ходу подхватывая с земли свою сумку.
— Убедись, что она доберется до кабинета медсестры, Лани, — тихо говорит Тео позади меня.
— Мне не нужна помощь, — огрызаюсь я в ответ. Лани выглядит опустошенной этим. Чувство вины впивается в меня когтями — это не ее вина. Она была только мила и добра ко мне, но я буду кричать, если мне придется провести еще одну секунду с кем-то из этих людей прямо сейчас.
Я сама схожу к медсестре.
Затем вернусь в свою комнату, и сама соберу свои вещи.
А потом, да поможет мне бог, несмотря ни на что, я тащу свою задницу обратно в «Фалькон-хаус».