СОРРЕЛЛ
До сих пор у меня никогда не было повторяющихся кошмаров.
Это кошмары наяву, яркие в деталях и беспощадные в своей настойчивости. Десять дней подряд я просыпаюсь ото сна, измученная, хотя сплю как убитая. А еще есть Тео, который ждет меня. Он ничего не говорит. Мрачный и бледный, как смерть, он сопровождает меня с моего этажа в класс, на следующий урок, в столовую. За обедом парень сидит напротив меня и молча ест, опустив взгляд в тарелку перед собой.
Тео становится моим темноволосым принцем дежавю. Постепенно я кое-что о нем узнаю. Возможно, я всегда знала эти мелкие детали, которые представляются мне, но каждая из них ощущается как какое-то колоссальное откровение. Крошечный шрам на его правом мизинце, оставшийся после того, как я оторвала одно из колес у его игрушечного грузовика, и он ударился о дверной косяк, когда нам было восемь. Причудливый маленький завиток над правым виском, из-за которого его волосы торчат под странным углом, когда парень не заправляет их за ухо. Родинка у основания его шеи, которую я до сих пор толком не разглядела, спрятанная за волосами. То, как он постукивает кончиком карандаша по зубам, когда о чем-то думает. Татуировка в виде четырехлистного клевера на его правой руке, в память о его дедушке, который… который умер…
О, боже.
Когда я думаю об этой татуировке, на меня накатывает волна эмоций, глубокая, всепроникающая меланхолия, и я знаю, что смерть дедушки сломала не только Тео, но и меня тоже. Я знала его дедушку. Любила его. Я оплакивала его, когда он скончался.
После еще одного разговора с директором Форд я согласилась остаться здесь, в «Туссене», чтобы посмотреть, вернется ли ко мне что-нибудь из моих воспоминаний, и мало-помалу, мучительно медленно, план, кажется, работает. Это не значит, что я счастлива застрять здесь, в этой пыльной старой школе-интернате. Я словно призрак, идущий по коридорам, чувствующая себя оторванной от своего тела так, что не могу описать. Это не значит, что другие ученики не могут меня видеть. Я не невидимка. Но некоторые из них видят меня так, как я никогда не смогу увидеть себя, потому что они на самом деле знают меня, а я нет. Такая тревожная мысль.
На одиннадцатый день моего добровольного заключения в «Туссене» я, наконец, поднимаю глаза на Тео и задаю ему вопрос; я просто не могу больше мучиться этим вопросом.
— Ты лишил меня девственности?
Тео выплевывает полный рот томатного супа.
На другом конце стола Лани, которая за последнюю неделю постепенно подобралась к нам поближе, решив подойти и посидеть с нами, но ее брат на каждом шагу прогоняет ее, чуть не опрокидывает банку диетической колы. Она ловит её в самый последний момент.
— Господи, — шипит она. — Я не хочу присутствовать при этом разговоре.
Тео вытирает рот тыльной стороной ладони.
— В любом случае, тебе не следует подслушивать наши разговоры.
— Пф! Я и не подслушиваю! Вы двое едва ли сказали друг другу хоть слово за неделю! — Лани собирает свою сумку, перекидывает ее ремешок через плечо, берет свой недоеденный ланч и поворачивается ко мне лицом. — Клянусь богом, обычно он не такой скучный, — говорит она. — Было время, когда его невозможно было заткнуть. Всё, чего он когда-либо хотел, это поговорить с тобой. Или о тебе. Это сводило нас всех с ума дома.
— Ноэлани, — рычит Тео. — Будь добра, отвали и оставь нас в покое.
— Я просто пытаюсь помочь, — огрызается она в ответ. — Я не хочу, чтобы ты облажался в третий… Подожди, это уже четвертый раз?
— Лани. — На этот раз говорю я. — Все в порядке. Он ничего не испортил. Он просто… дает мне пространство.
Тео бросает на меня удивленный взгляд. Неужели он действительно думал, что я скажу что-то другое? Отругаю его? Заставлю почувствовать себя плохо из-за его молчаливого общения на прошлой неделе? Парень хмуро смотрит на меня, когда я обращаюсь к Лани.
— Я… перевариваю. Пытаюсь осознать. Пытаюсь понять, должна ли я вообще быть здесь или нет. Я имею в виду, что сейчас у меня нет причин оставаться здесь.
— Тебе все еще нужно закончить школу, — напоминает мне Тео.
— Тебе тоже, — парирую я.
— Нет, ему не нужно, — смеется Лани. Ее улыбка исчезает, когда она видит убийственный взгляд на лице Тео.
— Что? — Я перевожу взгляд с одного на другого, останавливая его на Тео. — О чем она говорит?
— Я уже закончил школу. Некоторое время назад, — натянуто говорит Тео, и со стуком опускает ложку обратно в миску.
— Наша мама настояла, — смущенно говорит Лани. — Ты снова была в больнице. Лорелея сказала, что не будет оплачивать расходы Тео, если он не закончит выпускной год…
Я чувствую тошноту в животе.
— Боже мой, почему ты не в колледже? Что ты здесь делаешь? — Я уже знаю ответ на этот вопрос. Тео просто многозначительно смотрит на меня.
— Мы всегда говорили, что будем учиться в колледже вместе, — тихо говорит он.
— Тебе нужно остаться здесь и закончить год, — говорит Лани. — Я тоже выпускница. И лично я в восторге от идеи быть первокурсником в колледже с вами обоими.
— Тебе чертовски повезло, — бормочет Тео.
— Взаимно! — стреляет в ответ Лани. — В любом случае, я действительно ухожу. Похоже, вы, ребята, собираетесь отправиться в путешествие по переулкам воспоминаний, а у меня нет никакого желания к вам присоединяться, — она морщит нос. — Серьезно. Отвратительно.
— Ребенок, — бросает Тео через плечо ей вслед. Он возвращается к своему супу, как только Лани оказывается вне пределов слышимости.
Я откидываюсь на спинку стула, спокойно оценивая его. Его волосы спадают на лицо, скрывая выражение лица, так что его трудно разглядеть. Однако у меня складывается отчетливое впечатление, что парень чувствует себя немного неуютно.
— Хочешь поговорить о выпускном или о девственности? — спрашивает он.
— Насчет девственности. — Если буду слишком много думать о том факте, что Тео в настоящее время повторяет свой выпускной год, хотя уже закончил школу, из-за меня, то думаю, у меня может случиться нервный срыв.
— Ты пытаешься спросить меня, была… — вздыхает Тео, глядя на меня. Разочарование застыло в его глазах. — Была ли ты собой, когда потеряла девственность? Или другой версией тебя, которая не помнила обо мне?
Мой желудок скручивается в тугой узел. Я не думала об этом в таких терминах, но теперь, когда он ставит это таким образом, полагаю, что это важный вопрос. Тео видит ответ на моем лице.
— Можешь прийти ко мне в комнату сегодня вечером? Это не та тема, которую я хочу обсуждать, когда на нас смотрит половина обеденного зала.
Я появляюсь ровно в восемь, как он и велел. Тео Мерчант может выглядеть так, будто одевался в темноте большую часть дней, но, черт возьми, он делает так, чтобы это выглядело хорошо. Его волосы мокрые, заправлены за уши. От него пахнет свежестью. Чистотой. Сегодня вечером парень не побрился, хотя, очевидно, принимал душ, и на его подбородке виднеется небольшая темная щетина. В облегающей черной футболке и синих джинсах парень до смешного сексуален. Уровень сексуальности «он-мог-заполучить-любую-девушку-какую-захочет», от которого у меня поджимаются пальцы ног на плюшевом коврике под ногами, когда Тео пересекает свою комнату и садится на край кровати.
У него могла быть любая девушка, которую он только хотел, но почему-то Тео выбрал меня. И выбирал меня снова, и снова, и снова, хотя это дорого ему стоило.
С ясным взглядом он протягивает мне руку.
— Хочу, чтобы ты была рядом со мной, — говорит Тео. Приказ. С этим я не стану спорить. Неважно, насколько чуждым мне это кажется, знаю, что в его объятиях я в безопасности. Это непреложный факт, который мое тело знает на клеточном уровне, даже если мой разум и мои воспоминания этого не знают.
Принимая его руку, я сажусь к нему на колени. Судя по его удивленному вдоху, парень не ожидал, что я устроюсь поудобнее, свернувшись калачиком, но я хочу быть похороненной в нем. Хочу утонуть в его запахе, купаться в его тепле и чувствовать себя в безопасности в клетке его рук, когда они прижимают меня к его груди. Мне это нужно больше, чем я могла себе представить.
Опустив подбородок на мою голову, Тео заключает меня в объятия, прижимая к себе, именно так, как я хочу. Прильнув к парню, чувствую себя идеально, как будто мое тело было создано для того, чтобы прижиматься к нему. Его теплое дыхание шевелит мои волосы. Стук сердца отсчитывает ровный, успокаивающий ритм в моей барабанной перепонке.
— Ты всегда сопротивлялась, когда я хотел обнять тебя вот так, — говорит Тео. Басы его голоса звучат оглушительно, когда мое ухо прижато к его грудной клетке. Словно он проводит смычком своей виолончели по самой низкой ноте и идеально выдерживает ее, заставляя вибрировать сам воздух в моих легких.
C2.
Каким-то образом, из ниоткуда, я знаю, что, учитывая то, как Тео настраивает свою виолончель, самая низкая нота, которую он может сыграть — это C2.
— Почему? — шепчу я.
Парень на мгновение задумывается. Я думаю, что задумывается; я не вижу его лица. Через некоторое время он говорит:
— Ты всегда была так полна решимости быть независимой. Сильной. Яростной. Как будто ты не нуждалась во мне, чтобы почувствовать себя в безопасности. Ты не хотела, чтобы я думал, что ты слабая. Но через некоторое время ты смягчалась и сдавалась, и я гладил тебя по волосам и напевал тебе то, над чем работал, и ты засыпала.
Ударная волна неопознанных эмоций пробегает по моим венам, теплая, грустная и прекрасная. И снова у меня закрадывается подозрение, что, хотя мой мозг не может вспомнить события, о которых говорит Тео, мое тело каким-то образом помнит и глубоко тоскует по тем дням, когда жизнь была такой простой, что я могла забраться в его объятия и отключиться под звуки его мурлыканья.
— Сделаешь это сегодня? — Я немного боюсь его реакции. Тео не спал со мной в одной комнате с той ночи, как рассказал об аварии. Часть меня в ужасе от того, что каким-то образом, после всего дерьма, которое он терпел, с него наконец-то хватит.
— Я не могу.
О, черт, с него хватит.
— Почему?
— Мне нечего напевать тебе. Я… не написал ничего нового с тех пор, как…
— С тех пор?..
Тео откашливается, целует меня в висок, а затем прижимается щекой к моему лбу. Некоторое время парень не отвечает на вопрос. У меня такое впечатление, что он возвращается к воспоминаниям, которые не особенно приятны.
— Я не написал ничего нового с тех пор, как написал ту пьесу, которую сыграл в актовом зале, — наконец признается он. — Это был реквием. Твой реквием.
Мое сердце немного замирает, нервы берут верх.
— А что такое реквием?
Парень размеренно выдыхает. Рассеянно скользит рукой по моей рубашке сзади и начинает рисовать круги на моем боку. Действие знакомое и собственническое. Это заставляет меня чувствовать себя немного менее обеспокоенной тем, что он собирается сказать дальше.
— Это музыкальное произведение, написанное для мессы по усопшим. Для… похорон, — шепчет он. — Когда ты впала в кому после последней серьезной операции, они сказали, что ты не сможешь очнуться. Ни в коем случае. Я проводил много времени в часовне при больнице, хотя не верю ни во что из этого дерьма. Было тихо. Мирно. Единственное место, где я мог слышать свои мысли. Там почти каждый день был один священник. Отец Симмонс. Я привозил виолончель с собой в больницу. Надеялся, что этот звук разбудит тебя, так что он уже знал, что я играю. Священник сказал, что было бы здорово написать для тебя музыкальное произведение, как… как способ попрощаться, — неловко говорит Тео. — У меня не было планов прощаться, но я все равно написал эту пьесу. Это спасло меня. Занимало меня, пока я сидел там с тобой в той комнате, ожидая, когда ты проснешься. Как только закончил, я проигрывал ее для тебя снова и снова. И однажды, когда я играл… твоя рука дернулась.
Я закрываю глаза от мысленной картины, которую он рисует, ненавидя каждую секунду этого. Боль в его голосе невыносима. Реальна. Парень сидел у моей постели в той больнице каждый день в течение нескольких недель, когда ему говорили, что я умру. Я даже представить себе не могу…
— После этого ты, казалось, реагировала всякий раз, когда я играл это конкретное музыкальное произведение, — бормочет он мне в волосы. — Так что я продолжал, черт возьми, играть без остановки. Примерно через неделю, несмотря на все прогнозы, ты проснулась.
Тео остался. Для меня. Здесь, в «Туссене», даже после того как окончил школу. Остался со мной в больнице. Он не терял надежды, что я вернусь к нему, несмотря ни на что. Написал для меня музыкальное произведение, которое должно было помочь ему отпустить меня, а вместо этого вернуло меня к жизни. Я знала эту музыку еще до того, как приехала сюда с Гейнор. Я знаю ее уже много месяцев. Это была постоянная мелодия, звучащая в глубине моего сознания, преследующая и успокаивающая меня с тех пор, как я себя помню. Тео написал мне песню моей души.
— Я могу напеть тебе что-нибудь еще, если хочешь? — предлагает Тео. — Что-нибудь, что не я написал.
— Не смей, — шепчу я. — Я хочу свой реквием. Не хочу слышать ничего другого.
— Не думаешь, что это слишком мрачно?
Я качаю головой.
— Я думаю, что это красиво.
Некоторое время парень молчит, размышляя.
— Я снова сыграл его для тебя. В тот вечер в актовом зале. Я подумал, что возможно… это вернет тебя во второй раз. В каком-то смысле разбудит тебя снова. Когда ты выбежала оттуда, я надеялся…
Что я вспомнила. Что музыка наконец-то привела меня в чувство. Этот мальчик полон решимости заставить меня плакать. Я ничего не смогу с собой поделать, если он будет продолжать в том же духе.
— Я знала, что эта музыка что-то значит для меня, — говорю я. — Чувствовала, что… она важна. И смотреть, как ты играешь там, на сцене… ты был таким невероятным. Я чувствовала, что схожу с ума. У меня было такое сильное, необъяснимое чувство, что… — я качаю головой. — Все это не имело никакого смысла.
— У тебя… все еще есть те чувства? — шепчет Тео.
— Да, — признаю я, шепча в ответ.
Парень снова целует меня в висок, прижимаясь губами к моей коже на долгую секунду. Я могу сказать, что он испытывает облегчение.
— Теперь они имеют для тебя больше смысла? — спрашивает он.
Я замираю, обдумывая этот вопрос.
— В данный момент мало что имеет смысл. Но что я чувствую к тебе? Я знаю, что это кажется… правильным.
Тео мягко смеется.
— Что?
— Значит ли это, что мне больше не нужно спать с одним открытым глазом? Нет ничего более странного, чем ждать, когда твоя страдающая амнезией подружка ворвется и перережет тебе горло посреди ночи, потому что она не может вспомнить, что влюблена в тебя, и думает, что ты убил ее воображаемую лучшую подругу.
— Нет, теперь эти чувства прошли. Я больше не ненавижу тебя.
— Какое облегчение, — фыркает Тео, но то, как он крепче прижимает меня к себе, держась за меня так, словно боится, что я ускользну из его рук, дает мне понять, что все это не было для него шуткой. Это было тяжело. Чертовски жестоко.
Чувство вины, которое наваливается на меня, запросто может съесть меня заживо.
— Извини, — говорит он. — Иногда легче посмеяться над дерьмовой ситуацией, понимаешь?
Я не могу держать на него зла. Я не помню той травмы, через которую мы оба прошли. Тео прожил и сохранил каждую секунду этого. Ему пришлось иметь дело со мной, когда я была Кэтрин, и одно это звучит как кошмарный сон.
— Все в порядке. Я понимаю. И… мне жаль, — говорю я. — Я никогда не смогу загладить свою вину перед тобой. Даже не знаю, с чего начать…
— Не надо, — он сжимает меня. — Ты мне ничего не должна. Давай сменим тему. Ты задала мне вопрос за обедом.
— Насчет девственности? — Это даже больше не кажется важным.
— Ага.
— Все в порядке. Мы не обязаны…
— Это было до несчастного случая. Ты была собой. Я был твоим первым.
— А я твоей? — Он тихий. Слишком тихий. Я отталкиваюсь от него, смеясь, немного шокированная. Глядя на него снизу вверх, я игриво хлопаю его по груди. — Ты был развязным мужчиной-шлюхой до того, как я вернулась из Нью-Йорка? Я в шоке!
— Нет! Черт! Нет! — Однако парень не может сдержать ухмылку на своем лице. Он застенчив. Я вижу это в его глазах, и это самая очаровательная вещь, которую я когда-либо видела. — Я переспал с одним человеком до тебя. Один раз. Она была… — он съеживается, — …шведской студенткой по обмену.
Из моей груди вырывается взрыв смеха.
— Ты лжешь!
— Нет. — В уголках его глаз появляются морщинки.
— Ты, блять, точно врешь!
— Клянусь богом, это не так. Я рассказывал тебе о ней по электронной почте, когда ты жила со своим дядей. Есть идеи, как ее звали? — подсказывает он. Тео начал это делать — задавать мне случайные вопросы о мелочах, чтобы посмотреть, вспомню ли я.
— Уххх… — я ломаю голову. У меня нет конкретных воспоминаний о письме, которое он мне отправил, поэтому я предполагаю вместо этого. — Хельга?
Тео немного приходит в себя.
— Анника. Она была на два года старше меня. И у нее было так много лобковых волос.
— Фу! О, боже. Остановись. Не хочу этого знать.
— Это был ужасный опыт. Для меня ничего не значило, — говорит он, становясь теперь очень серьезным. — Я был слишком молод, чтобы понимать, что делаю. Когда мы с тобой впервые переспали? Мы ждали целую вечность. И я имею в виду… — он приподнимает брови, корча гримасу. — Вечность, — подчеркивает он. — Мы дразнили друг друга. Заставляли друг друга кончать при каждом удобном случае. Но сам акт секса? Мы оба хотели, чтобы это что-то значило. И это произошло. Мы были в Нью-Йорке, навещали твоего дядю перед его смертью. А еще это был мой день рождения. Мы пошли на ужин в потрясающий суши-ресторан.
Я помню. Не о поездке, о которой он рассказывает, а о том времени, когда Тео стоял в дверях моей спальни, несколько недель назад. Он задал мне вопрос, в то время как я угрожала запустить снежным шаром в его голову.
— Ты когда-нибудь была в Нью-Йорке?
— Что?
— Это простой вопрос. Ты когда-нибудь была в Нью-Йорке?
— Зачем мне снежный шар Нью-Йорка, если бы не была?
Уголки его губ опускаются вниз.
— Ну, не знаю. Люди коллекционируют такие вещи. Или дарят их в качестве подарков. Где твое любимое место в мире?
Я не смогла ответить ему тогда и до сих пор не могу. Глубокое чувство потери захлестывает меня, вызывая боль в груди.
— Ты купил мне тот снежный шар. Тот, что в моей комнате, — говорю я.
Тео, собирающийся продолжить свой рассказ, резко останавливается. Его плечи немного поникли.
— Ты сказала, что он напоминает тебе о Рождестве и о том, как ты смотрела в окно и мечтала о том, как приедешь ко мне на каникулы…
— Стой!
Тео замирает, сразу же встревоженный.
— Что? Это твоя голова? Тебе больно?
— Нет, нет, я в порядке. Я просто… — Не знаю, как это объяснить, но должна попытаться. — Я передумала. Я не хочу, чтобы ты мне это рассказывал. Я хочу иметь возможность вспомнить. Звучит так, будто это было… нечто особенное…
Глаза Тео ярко сияют. Его щеки немного покраснели.
— Это было больше, чем нечто особенное. Это было все.
— Решено. Не хочу слышать об этом из вторых рук. Я хочу вернуться туда и пережить все заново для себя. Эти воспоминания все еще здесь, я уверена в этом, — я постукиваю себя по голове. — И я собираюсь вернуть их обратно. Буду работать изо всех сил, пока не вспомню каждую секунду нашей совместной жизни до аварии.
Осторожно протягиваю руку и делаю то, что мне до смерти хотелось сделать в течение нескольких недель; кончиком пальца я слегка провожу линию между веснушками, образующими треугольник под глазом Тео. Парень тихо смеется, закрывая глаза. Парень выглядит таким умиротворенным. Я почти ожидаю, что он начнет мурлыкать, как котенок.
— Я делала так раньше? — шепчу я.
Тео очень медленно кивает.
— Да.
Открыв глаза, парень осторожно протягивает руку и проводит пальцами по моей скуле, вниз по щеке, осторожно, как будто я могу сломаться. Я бы поставила на это деньги — Тео действительно думает, что я сломаюсь. Как это, должно быть, ужасно — затаив дыхание, ждать, когда человек, которого ты любишь, расколется на части и больше не будет самим собой. Наблюдать, как он становится кем-то другим, снова, снова и снова.
— Я серьезно, — говорю я ему. — Я собираюсь разобраться в этом. Собираюсь вернуть свои воспоминания. У нас есть время. И я никуда не собираюсь уходить.
Тео улыбается улыбкой, которая говорит, что он знает лучше.
— Обещаешь?
Это обещание, которое я не могу дать. Не должна. Нет никаких гарантий. Но я все равно ловлю себя на том, что делаю это.
— Я обещаю.
Он нежно касается своими губами моих, и весь мир замолкает.
— Я решил, — шепчет он мне в губы, — что в любом случае это не имеет значения. Я долго и упорно думал об этом последние пару недель. Если к тебе вернутся воспоминания, это будет потрясающе. Если нет… — Тео делает паузу, украдкой оставляя еще один легкий поцелуй. — Все будет хорошо. Недавно я обнаружил, что могу быть бесконечно терпеливым, когда возникает такая необходимость. Если мне придется ждать, пока ты снова в меня влюбишься, то я не против. Я могу это сделать. Я буду лелеять прошлое, которое мы разделили за нас обоих, а вместо этого мы можем смотреть в будущее. Потому что впереди у нас множество открытий, которые мы с нетерпением ждем, малышка.
Мое сердце разрывается, когда я слышу, как он так говорит. Наша история звучит красиво. Должно быть, так оно и было, раз такой парень, как Тео, прошел сквозь огонь, чтобы попытаться спасти меня. Мне ненавистна мысль о том, чтобы отказаться от чего-то, что, должно быть, тоже было невероятно важно для меня. Но мне нравится мысль о том, что мы вместе создаем новые воспоминания. Те, которые будут моими и не будут принадлежать другой версии меня.
— О, да? — я улыбаюсь ему, накручивая локон его волос на пальцы. — И что это могут быть за открытия?
— Что ж. — Его улыбка лукаво намекает; я таю при виде нее. — Мы никогда раньше не были здесь вместе.
Я осматриваю его спальню.
— Серьезно?
— Я не жил здесь раньше. Поселился в академии только в этом году. Я хотел быть ближе к тебе. Так что да. Если бы я раздел тебя догола и выебал до чертиков в этой комнате, это был бы совершенно новый опыт для нас обоих.
Я хочу Тео.
Нуждаюсь в нем.
Меня тянет к нему так отчаянно, что я едва могу дышать, когда нахожусь рядом с ним. Он уже был внутри меня, и это был самый яркий момент всей моей гребаной жизни. Слышать, как он говорит, что трахнет меня, не должно вызывать румянец на моих щеках, но это так. Я опускаю голову. Тео цокает, смещаясь так, чтобы снова оказаться в поле моего зрения.
— Ты не можешь спрятаться от меня. Я думал, ты уже поняла это, — говорит он.
Парень левой рукой тянется под мою футболку. Сначала скользит пальцами по моему животу, но быстро движется вверх, от легкого прикосновения у меня по коже бегут мурашки, когда направляется вниз. Через несколько секунд Тео прокладывает дорожку вверх, к выпуклостям моей груди; шипит, когда понимает, что на мне нет лифчика. Я шиплю, когда парень находит мой сосок и начинает рисовать ленивые круги вокруг него, заставляя его сжаться и напрячься. Волчий голод охватывает меня, когда он щелкает по нему, заставляя меня извиваться у него на коленях.
— Это был ад, спать наверху, зная, что ты там. Так близко. Я заставлял себя кончать каждую ночь, представляя все то развратное дерьмо, которое мог бы сделать с тобой.
— Черт. Тео…
— Ты хочешь меня? Тебе нужно только слово сказать, — грохочет он.
— Да. Боже, да! Прошло почти две недели с тех пор, как… с тех пор, как мы виделись в последний раз. — Господи помилуй, почему так трудно сказать ему это? — Я подумала, что, возможно, я не была… такой же или… что-то в этом роде. Что раньше я была лучше. Подумала, что ты не хочешь меня, потому что я так непохожа…
Губы Тео сталкиваются с моими. Воздух в моих легких тяжел, как свинец; его из меня не вытолкнешь. Никакого втягивания свежего воздуха. Мои мышцы напряжены, застыли и не реагируют. Я, блять, не могу пошевелиться. Кровь шумит в ушах, когда Тео обхватывает мое лицо, удерживая неподвижно, когда раздвигает мои губы и скользит языком по моим зубам.
У него вкус мяты, сахара и холодного горного воздуха. Электричество оживает в моих венах, потрескивая, брызгая, покусывая мои нервные окончания, пробуждая меня к жизни. Секунду спустя я вцепляюсь в парня, запускаю пальцы в его волосы, целую его в ответ, отчаянно желая быть ближе к нему, чувствовать каждую его частичку, прижатую к моему телу, чувствовать его руки на моей коже, под моей рубашкой, его ладони на моей обнаженной груди, его пальцы, впивающиеся в мою кожу.
Блять.
Блять.
БЛЯТЬ!
Если не успокоюсь, то у меня начнется гипервентиляция. Тео немного отстраняется, ухмыляясь. Он смеется у моих губ, покусывая и облизывая их, дразня меня, все еще держа мое лицо в ладонях.
— Я хотел дать тебе немного времени. Хотел убедиться, что ты хочешь меня. Похоже, мы оба ждали, что другой даст зеленый свет.
— Зеленый свет. О, боже, всегда зеленый. Пожалуйста, прикоснись ко мне, черт возьми. Я схожу с ума.
Парень срывает с меня одежду. Сначала я остаюсь топлесс. Вскоре после этого исчезают мои штаны. Я цепляюсь за его рубашку, срывая ее через голову. Мои руки дрожат, когда я расстегиваю его ремень, но Тео не торопит меня. Он встает на колени на кровати, руки по бокам, наблюдает за мной, его взгляд прожигает мою плоть. Мне, наконец, удается расстегнуть проклятый ремень, затем его штаны. Я стягиваю их вниз по ногам, затаив дыхание против своей воли, когда его член высвобождается, и я понимаю, что на парне не было нижнего белья.
Его член идеален. Длина. Обхват. Выглядит достаточно хорошо, чтобы его можно было съесть. Такой чертовски жесткий и стоит по стойке смирно. Серебристый шрам тянется от головки его члена вниз, длиной в сантиметр, и я уже каким-то образом знаю, что это с тех пор, как ему было семь лет, когда ему сделали экстренное обрезание, после того как Тео упал с велосипеда. Его яйца туго подтянуты под стволом, тяжелые и набухшие. Я так сильно хочу прикоснуться к нему, но когда протягиваю руку, парень хватает меня за запястье и качает головой.
— Пока нет. Ты не можешь прикасаться ко мне, пока я сначала не насыщусь тобой.
Я почти хнычу, как избалованный маленький ребенок, который не может добиться своего. Я хочу почувствовать его тяжесть в своей ладони. Хочу почувствовать гладкую, шелковистую текстуру его кожи, когда проведу рукой вверх и вниз по его длине. Совершенно несправедливо, что он не позволяет мне получить то, что я хочу.
Тео поднимает мою руку и кладет ее себе на грудь. Затем берет другую и тоже кладет ее туда, так что мои ладони упираются в его грудные мышцы. Его кожа, его тепло, его мышцы… Черт! Я практически мурлыкаю, как уличная кошка во время течки, когда начинаю исследовать изгибы и линии его торса. Мои ладони горят. Я впиваюсь в него ногтями по обе стороны от палящего солнца, нанесенного чернилами на его тело. Тео изысканно красив. Прекрасен, точно так же, как прекрасны пантеры, акулы и другие острозубые хищники. И источает опасность. Он мог бы уничтожить меня, если бы захотел. Мог бы вырвать мое сердце и стереть его в порошок. Мог оттолкнуть меня от себя, сбросить с обрыва, так что бы я кувыркалась, кружилась и никогда не прекращала падать.
Без тени сомнения, этот парень мог поставить меня на колени и держать там бесконечно, используя меня для любого извращенного удовольствия, которое считал нужным, и я бы никогда не жаловалась. Я принимала бы каждое новое отклонение с радостью, без жалоб, а затем умоляла о большем.
— Как далеко ты хочешь зайти в этом? — спрашивает Тео, проводя большим пальцем по краю моей челюсти. — Хочешь, чтобы я был нежным или грубым?
— Насколько г-грубым? — заикаюсь я.
— Это тебе предстоит выяснить. Можешь выбрать самый простой вариант. Отступить. Или можешь быть храброй. Это зависит от тебя.
Срань господня. У него хриплый бархатный голос. Его слова словно ласкают мою кожу, мягкие, как шелк, превращая меня в жидкий огонь. Мой желудок переворачивается, между ног нарастает потребность. Моя киска сжимается, предвкушая его прикосновения, его жесткую твердость, толкающуюся во мне, и волна желания захватывает мое дыхание.
— Буду храброй. Последую твоему примеру, — торопливо произношу эти слова, прежде чем передумать. — Пожалуйста!
Тео быстро швыряет меня на кровать, одной сильной рукой прижимая мои руки к голове. Коленом раздвигает мои ноги, устраиваясь между ними, а затем падает на меня. Его рот находит мой сосок, и мир воспламеняется.
— Черт! А-а-а! Срань господня, Тео!
Сначала он ласкает меня языком, обводя кончиком вокруг затвердевшего бутона, смачивая мою ареолу, облизывая и лаская набухшую плоть. Я наблюдаю, сердце выпрыгивает у меня из груди, загипнотизированная его видом. Мой пульс колотится между ног. Каждый раз, когда парень проводит по мне кончиком языка, еще одна частичка моего здравомыслия откалывается.
— Черт. Ах, черт. Боже мой, я так чертовски сильно хочу тебя!
Парень смотрит на меня, все еще склонившись над моим телом, и когда наши глаза встречаются над моей грудью, я чуть не кричу, черт возьми.
Он такой горячий. Ореол темных волос. Чернила расползлись по его шее. Абсолютное совершенство его тела, гибкие мышцы, перекатывающиеся под гладкой кожей. Нет слов, чтобы описать силу моей потребности в нем. Мы пойманы в ловушку этим зрительным контактом, заперты вместе, наше желание изливается из нас, питая друг друга.
— Прикоснешься ко мне, когда я скажу, малышка. Ни секундой раньше. А теперь лежи спокойно и позволь мне доставить тебе удовольствие.
Я чувствую себя более чем хорошо. Чертовски отчаявшейся.
Тео снова берет мой сосок в рот, посасывая его, и мои глаза снова закатываются. Я стону, выгибаясь на кровати, пытаясь прильнуть к идеальному теплу его рта и острому всплеску боли, который проносится от обоих моих сосков прямо к клитору, когда парень задевает плоть зубами.
— Тебе это нравится, — рычит Тео. — Хорошая девочка. Тебе нравится немного боли.
Нравится. Очень нравится.
— А-а-а!
Тео кусает сильнее, и я стискиваю зубы, борясь с прекрасной агонией. Задыхаюсь, когда он хватает мою грудь свободной рукой, впиваясь пальцами в мою кожу, удерживая меня на месте, пока сосет, покусывает и щелкает по мне языком. Как раз в тот момент, когда я готова закричать, парень переключается на другую грудь, на другой сосок и повторяет свои манипуляции. Острые и достаточно твердые, чтобы резать стекло, мои соски настолько чувствительны, что каждый раз, когда он трогает их, я выхожу из-под контроля.
— М-м-м, — мурлычет Тео у моей кожи, посылая восхитительные вибрации удовольствия, пробегающие по моему телу; они собираются на вершине моих бедер, сводя меня с ума.
— Я мог бы заниматься этим весь чертов день, — рычит Тео. — У тебя самые потрясающие сиськи. Твои соски — само совершенство. Я бы запер нас в этой комнате и просто сосал их до конца своих дней, если бы думал, что это сойдет мне с рук.
Это было бы самым божественным видом пытки.
Я снова выгибаюсь дугой, отрываясь от кровати, мой позвоночник изгибается над матрасом. Я хочу, чтобы парень снова укусил меня. Умираю от желания почувствовать, как эта дрожь боли пронзает мою киску. Тео цокает, делая мне выговор.
— Я же сказал тебе лежать спокойно.
— Я… я пытаюсь, — выдыхаю я.
— Нельзя иметь все, что хочешь и когда хочешь, — он отпускает мои руки. — Сейчас я отвечаю за твое удовольствие. Я могу дать его. Могу и отнять.
Тео отпускает мою грудь и проводит кончиками пальцев вниз, по впадинке моего живота, оставляя за собой огненный след. Я стону, когда он опускает их еще ниже, мышцы на моих ногах напрягаются, когда парень начинает поглаживать внутреннюю сторону моих ног. Так, так чертовски близко. Он так близок к тому, чтобы коснуться моей киски, но затем в самый последний момент меняет курс, заставляя меня вибрировать от нервной энергии.
Мне нужно, чтобы он прикоснулся ко мне. Его медленный, легкий, как перышко, контакт сведет меня с ума. Приподнимаю бедра над кроватью, но Тео качает головой, рукой удерживая меня на месте.
— Грубо, Восс. Очень, очень грубо. Подожди.
Боже, он пытается убить меня. Точно убьет меня, если не даст то, что мне нужно, и как можно скорее.
— Тео!
Злой сукин сын жестоко ухмыляется мне, его темные глаза сверкают доминированием.
— Твои сиськи — мои. Твоя киска — моя. Твоя задница — моя. Твои оргазмы тоже принадлежат мне. Я буду прикасаться к тебе, когда и как мне заблагорассудится. Я позволю тебе кончить, когда скажу, что ты готова. Да?
Тео накрывает ладонью мою киску, сильно надавливая, и хотя не прикасается к моему клитору и не трахает меня напрямую, то, как парень это делает, заставляет меня увидеть звезды. Это разжигает ноющую боль, нарастающую там, усиливая требования, предъявляемые моим телом. Когда Тео убирает руку, проводя указательным пальцем по моему центру, я, черт возьми, чуть не разваливаюсь на части.
Тео неодобрительно хмыкает.
— Да, Восс? Мне нужно, чтобы ты это сказала.
— Да! ДА!
— Хорошо, — Тео снова проводит пальцем по мне, но на этот раз раздвигает складочки, потирая, быстро находя мой клитор. Стонет, и мои веки закрываются. — Черт, — шепчет он. — Так горячо. Такая чертовски мокрая. Такая чертовски сексуальная. Ты понятия не имеешь, что делаешь со мной.
Я знаю, что он делает со мной, и на данный момент это граничит с жестокостью. Если бы я думала, что повторное попрошайничество поможет, я бы сделала это. Я бы сказала ему что угодно прямо сейчас, если бы только он вошел в меня и ответил на этот лихорадочный зов в моей крови.
— Я буду есть твою киску, пока ты не закричишь, — обещает Тео. — А потом собираюсь трахнуть этот хорошенький маленький ротик своим членом. А затем… — Он исследует мою киску, скользя пальцем внутрь, едва входя в меня, ровно настолько, чтобы я в предвкушении втянула воздух. — Затем я собираюсь трахнуть тебя здесь. И здесь. — Скользит пальцем вниз, пробегая по моему скользкому теплу, пока не достигает моей задницы.
Я открываю глаза.
Тео смотрит на меня сверху вниз, с напряженным выражением лица. Его глаза встречаются с моими, пока он дразнит пальцем мой анус, нежно потирая, очевидно, ожидая моей реакции.
Мы делали это раньше? Или это еще одно из тех новых открытий для нас, о которых только что говорил Тео?
Блять.
Я прикусываю нижнюю губу, когда парень осторожно вводит палец немного глубже, и ударная волна жара прокатывается по мне от ступней до макушки.
— Чувствуешь себя хорошо? — грубо спрашивает Тео.
И к собственному удивлению я киваю.
— Я собираюсь сделать так, чтобы тебе было действительно хорошо, малышка. Не волнуйся.
Он падает между моих ног, и я вскрикиваю, сдавленный животный звук вырывается из меня, когда Тео начинает ласкать мой клитор языком.
Святой…
Черт!
Его рот такой чертовски горячий. Ощущение того, как парень ласкает и облизывает мою плоть, почти доводит меня до крайности за две короткие секунды, но затем парень немного отступает, давление, которое он оказывал, уменьшается, когда Тео дразнит меня самым кончиком своего языка.
Поскольку он больше не сдерживает меня, я запускаю пальцы в его волосы, баюкая его голову, охваченная желанием прижать его к себе, заставить его оказать на меня такое же давление, какое он только что отнял у меня. Но почему-то воздерживаюсь. Скользя пальцами внутри меня, Тео вводит и выводит их из меня, порочно медленно, пока все мое тело не начинает дрожать. Стена удовольствия разрастается в глубине моего живота, в груди, между ног — не могу сказать, где она растет; я чувствую ее повсюду, всю сразу, пожирающую меня заживо, поглощающую меня от сердцевины до конечностей. Рев в моих ушах становится оглушительным, но мне удается сохранять спокойствие.
Я дрожу всем телом. Не могу остановиться. Тео стонет в мою киску, посасывая мой клитор, и… и…
— О, черт. О, черт, сейчас кончу!
Тео быстро поднимает мои ноги, подтягивая колени к груди, и дергает мои бедра, поворачивая меня так, чтобы я была еще более открытой, и каждая часть меня была доступна ему. Опускает свое лицо к моей киске, поглощая меня, трахая меня пальцами быстрее, чем раньше. Свободной рукой он снова дразнит мою задницу, растирая мою влагу, а затем…
О, мой Бог.
Его палец и там внутри меня.
Я напрягаюсь, ошеломленная этим ощущением, кислород застыл в моих легких. Я бы закричала, если бы могла, но я не могу. Он лижет и сосет мой клитор, работая пальцами внутри меня. Нарастающее удовольствие превращается в бушующий пожар, кусающий мои нервные окончания.
Я…
Звезды.
Комната — это взрыв звезд.
Крещендо экстаза взрывается по моему телу. Я цепляюсь за его голову, дико раскачивая бедрами ему навстречу, бесстыдно потираясь своей киской о его рот.
Теперь я кричу.
— ТЕО! БОЖЕ! О… БОЖЕ… МОЙ!
Я никогда не испытывал такого раньше. Я не могу видеть, слышать, думать, дышать. Все, что могу делать, это прижиматься к его рту, когда кончаю.
Проходит целая вечность, прежде чем я возвращаюсь в свое тело, вялое и томное, с расплавленными внутренностями.
Когда Тео откидывается назад, осторожно вытаскивая из меня свои пальцы, выражение удовлетворения на его лице настолько восхитительно, что я чуть не плачу.
Его рот влажный, губы блестят, грудь вздымается.
— Я, блять, почувствовал это, — рычит он. — Ты чертовски идеальна.
Воздух, который не поступал ко мне, пока была охвачена оргазмом, наполняет меня, вызывая головокружение. Я едва успеваю перевести дыхание, когда Тео взбирается по моему телу и становится на колени у моей головы.
— Открой, — приказывает он.
Парень такой чертовски сексуальный, когда возвышается надо мной, его щеки горят румянцем. Он — олицетворение бури, коварной и смертоносной. У меня нет другого выбора, кроме как повиноваться ему.
Я открываю рот.
— Высунь язык.
Тяжело дыша через нос, я высовываю язык.
Тео закрывает глаза, когда берет свой член в руку и медленно проводит кончиком по плоской поверхности моего языка. У него чистый вкус мыла и чего-то еще, мускусного и слегка сладковатого. Одними губами беззвучно произносит: «блять», двигая бедрами вперед, проскальзывая в мой рот. Он такой жесткий. Такой большой. Я едва могу дышать.
Я хотела этого. Ночью в постели, запутавшись в простынях, расстроенная и одинокая, вот о чем я мечтала. Тео погружается глубже, проталкиваясь дальше в мое горло, и мои глаза начинают слезиться. Он прикусывает нижнюю губу зубами, когда выходит из моего рта, а затем снова входит, задавая темп, который мне почти по силам, когда выполняет свое обещание и трахает мой рот.
— Господи Иисусе, Восс. Твой рот. Твой гребаный рот. — Мышцы на плечах, руках и груди Тео напрягаются, сжимаясь, когда парень смотрит на то, как я сосу.
Его эрекция становится еще больше, когда он направляет себя в мой рот, держась за основание своего члена. Я провожу руками по его ногам, хватая за бедра, изо всех сил стараясь провести языком по всей длине, но все, что я могу делать, это продолжать регулировать свои вдохи, когда он ускоряет темп.
— Черт. Святое дерьмо, ты заставишь меня кончить, вот так отсасывая, — говорит Тео грубым голосом.
Протягиваю руку между его ног, обхватывая его яйца, и Тео падает вперед, упираясь в стену, продолжая раскачиваться у моих губ.
— Да. Черт возьми, да. Именно так. Хорошая девочка.
Его яйца сжимаются в моей руке, и у меня такое чувство, что если парень продолжит в том же духе, то скоро кончит. Слезы текут из уголков моих глаз, по вискам и в волосы. Выражение лица Тео, с открытым ртом и свирепым, как ад, взглядом, заставляет еще одну волну жара сотрясать мое сердце. Ему это чертовски нравится, и это мои губы заставляют парня чувствовать себя так. Меня охватывает странное чувство гордости. Я откидываю голову назад, позволяя ему глубже проникать мне в горло, жертвуя своим дыханием, и ноги Тео начинают дрожать.
— Черт. О боже, Соррелл. Это ощущается… это чертовски невероятно. Ты так хорошо сосешь мой член. Такая хорошая… блять… девочка!
Еще три секунды, и все его тело сотрясается.
— Черт, остановись. Стой, стой стой!
Парень дергается назад, отстраняясь от меня, его член высвобождается из моего рта с влажным хлопающим звуком. Тео опускается на пятки, его грудь тяжело вздымается.
— Я не могу, — выдыхает он. — Это слишком хорошо. Хочу кончить внутри тебя.
Я почти теряю сознание, когда Тео толкается в меня. Ощущение его, такого чертовски твердого, пульсирующего, слишком чертовски приятно.
— Тео! Господи! Пожалуйста! — Это все, что я могу выдавить из себя, прежде чем он начнет вколачиваться в меня с невероятной скоростью.
Думаю, что изначально парень планировал сдерживаться, тянуть время, но не может. Я вижу это в его глазах. Наклонившись вперед, он обхватывает рукой мое горло, снова перекрывая мне кислород.
— Ты моя, — шипит он. — Моя.
— Да!
Он вонзается в меня снова, и снова, и снова.
— Ты кончишь со мной, Соррелл. Кончай на мой член. Сейчас же!
Я сжимаюсь, борясь с нарастающим ощущением блаженства, бегущего по моим венам. Тео собирается столкнуть меня с края пропасти. Он… боже мой, боже мой, боже мой, боже мой!
— Вот так. Кончай. Хорошая девочка. Кончай, блять!
Мой разум становится пустым.
Пронзительный звон наполняет мои уши.
Я отрываюсь от кровати, моя спина выгибается до болезненной степени. Тео держит меня за бедра, освободив мое горло, так сильно и так быстро врывается в меня, кончая вместе со мной.
— Тео!
Он рычит при своем освобождении, запрокинув голову, вены на его шее гордо вздулись, и сам вид того, как парень теряет себя, заставляет меня чувствовать, что я снова левитирую из своего тела. Тео чертовски великолепен. Он… он гребаный бог.
В конце концов, он опускает голову, тело расслабляется. Его пальцы все еще впиваются в мою кожу на бедрах, собственнически и неумолимо. Его глаза находят мои, и меня захлестывает поток эмоций, таких чуждых и незнакомых, что кажется, будто они вот-вот задушат меня. Необъяснимо, но в моем горле образуется комок. Мои глаза горят, перед глазами все плывет.
Что, черт возьми, это было? Как, черт возьми, ему удалось заставить меня кончить так сильно? Дважды? И… и что, черт возьми, я сейчас чувствую? Вихрь эмоций обволакивает мои кости, скручивая внутренности в узлы. Я ошеломлена, настолько поставлена на колени, сбита с толку абсолютной силой того, что происходит между нами, что ни на секунду не могу понять, как, черт возьми, я собираюсь справиться с огромной значимостью нас.
Тео наклоняется вперед, ложась на кровать рядом со мной, одновременно поворачивая меня так, чтобы он мог оставаться внутри меня. Обхватывает мое лицо ладонями, поглаживая пальцами мои щеки. Тепло его кожи на моей успокаивает меня. Его запах, полный дикой мяты и зимнего дождя, умиротворяет меня. Это так хорошо — вот так запутаться в нем, наши тела соединены, наши сердца бьются в унисон в груди.
— Соррелл, — шепчет он. — Что я сделал? Почему ты плачешь?
Если отвечу ему, то, возможно, в конечном итоге скажу ему правду, а я не могу. Я не могу сказать Тео Мерчанту, что ему не нужно быть терпеливым. Не нужно ждать, пока я снова в него влюблюсь. Я уже влюблена в него. Не понимаю, откуда взялось это чувство, это знание, но это такая огромная сила, что от нее невозможно отказаться. Эта огромная любовь, которую я испытываю к нему в этот момент, всегда была внутри меня, дремала, выжидая своего часа, ожидая, чтобы подняться на поверхность, и теперь, когда она здесь, она слишком велика, чтобы я могла ее сдержать, и я переполнена ею.
Чувствую себя такой чертовски глупой, но я ничтожна перед лицом этого. Я плачу у его груди, сильные рыдания сотрясают мое тело.
— Ничего. Ты ничего не сделал, — выдыхаю я.
— Ш-ш-ш. Все в порядке. Все хорошо. Я держу тебя. Просто дыши, — Тео обнимает меня, проводит руками по моим волосам, успокаивая меня.
Слова горят у меня на языке, умоляя освободить их, но я не могу.
Просто не могу.