А я позвал в гости Машу. Медсестричка, услышав такое приглашение сначала смутилась:
— У меня, понимаешь ли, Игорь, сегодня дежурство.
— Ну да ладно, — сказал я ей тогда, — дежурство так дежурство. В другой раз.
А вечером, когда вернулся в гараж с мехтока, оказалась, что Машка ждет меня в диспетчерской.
— Отпустила меня старшая медсестра, — смущенно ответила она, — сказала, чтоб я к тебе шла. Только мне надобно, чтобы за мной кто приехал вечером. Надобно мне еще будет прихорошиться.
— Не вопрос, — улыбнулся я ей.
Ну и сидела Маша в тот вечер рядом со мной. Родители обрадовались. Мама поглядывала на нас с Машкой с улыбкой.
Вечер был шумным. Веселым. Засиделись допоздна, и только тогда соседи, мало помалу, стали расходиться.
— Жалко мне, — ответила Маша, когда сидели мы на заднем дворе нашего дома вдвоем, — что я не попала на суд. Так, красочно Семен Петрович рассказывал, как ты на суде говорил, что очень уж захотелось мне послушать.
Дело подходило к двенадцати ночи. Во дворе уже поутихло. Все разошлись. Мои семейные вернулись уж домой. Мы же с Машей сидели на низенькой лавке, под большим, раскидистым орехом, что рос у нас сзади.Смастерил эту лавку мой отец. Смастерил еще давно, когда я был совсем ребенок.
— Не побоялась бы? — Спросил я, глядя, как шумят в темноте, на летнем ветерке ореховые листья, — за меня все заседание мои наперегонки боялись, — я хмыкнул, — не успевал успокаивать.
— Наверно, — хихикнула Маша, — боялась бы. Но знаешь, — она поглядела мне в глаза, — очень уж хотелось бы мне глянуть на тебя тогда. Ты ж простой шофер. А я и незнала, что такой ученый можешь быть.
— А хоть шофер и простой, — улыбнулся я и взял ее руку, — разве ж не может он быть еще и ученым? Ведь даже, как машину содержать, как ее сохранять от поломок, как починить, это же все тоже ученье.
— Хорошо, — Маша приблизилась ко мне, коснулась своим горячим бедром, — когда мужчина может и руками, и головой. Мне только такие и нравятся.
Я обнял Машу за тонкую ее талию и девушка протяжно, но тихо вздохнула.
— Мне только такие нравятся, — повторила она шепотом, подаваясь ко мне.
Где-то вдали играл свою игру сверчок. Стрекотал он в роще, звал себе невесту. Свистели где-то на чердаках сычи. Земля, все еще сырая после вчерашней обильной грозы, пахла приятным ореховым духом.
— И мне ты очень нравишься, Игорь, — сказала Маша, когда закончили мы наш поцелуй, — очень нравишься.
Я ей не ответил. Тронув гладкое, теплое ее лицо, только улыбнулся.
Внезапно, во дворе залаял Жулик. Услышал я, как застучала о деревянный край хода его конуры, собачья цепка. Стал на ней пес рваться.
— Пришел кто-то, — обернулся я.
— Это кто ж в такой час? — Удивилась Маша.
— Посиди тут, — встал я с лавки, — а я пойду погляжу.
— Я с тобой!
— Кто тама⁈ — Крикнул отец низким голосом, — Кто тама пришел⁈ А етить тебя! Фу! Жулик! Фу! Ничего ж не слыхать!
— Я гляну, па, — прошли мы рядом со стоящим на сходнях отцом, — погляжу кто за двором.
— Ну давай, — отец, пошатываясь от водки, поднялся к входу, — коль надо будет, зови!
— Ага!
Я похвалил Жулика за его собачью службу, потрепал по выпуклой голове. Приказал псу помолчать. Пес же, послушавшись, стал бегать на цепке туда-сюда, сипло дышать, но молчал, слушался хозяйского сына.
Открыв калитку, вышел я за двор. Ко мне, теплая как воробушек, прислонилась сбоку Маша. Глянула в ночную, едва-едва освещенную уличными дворовыми лампами тьму.
— Доброго вечера, Игорь, — сказала грустно, стоявшая перед нами Екатерина Ивановна Серая, Пашкина мать.
Глава 14
— Екатерина Ивановна? — Спросил я с интересом, — а вы какими тут судьбами?
Мать Пашки Серого выглядела скорбно. Грустное похудевшее ее лицо даже в желтом свете дворовой лампы казалось каким-то серым. Под глазами ее повисли темные мешки. Уголки губ опустились, а сами губы будто бы едва подрагивали как от досады или обиды.
Маша непонимающе смотрела на незнакомую ей женщину. Молчала. Да и сама Екатерина Ивановна не торопилась ничего говорить. Будто бы чего-то выжидая, стояла она, сминая в руках подол длинного своего платья. Из-под косынки ее выбивались поседевшие темно-русые волосы.
— Хочу сказать кое-что, Игорь, — сказала она несмело.
— Про Пашку?
После этих слов она будто вздрогнула. А может быть, мне просто показалось это под неверным электрическим светом лампы.
— Про Пашку, — вздохнула она.
Маша посмотрела на меня с беспокойством в своих блестящих глазах.
— Заходите, — сухо сказал я.
Я придержал Жулика, погладил его, почесал выпуклую ребристую грудь, пока Екатерина Ивановна прошла во двор.
— Кто там пришел? — Выглянул снова отец.
— То ко мне, — сказал я.
Отец посмотрел немного протрезвевшими глазами на Екатерину Ивановну. Сухо поздоровался.
— Вы кто будете?
— Мать я Паши Серого, — сказала она слабым голосом, — у меня дело к Игорю. Можно ли поговорить?
Отец глянул на меня, поджал свои пухлые губы. Я слегка кивнул.
— По суду, что ли? — Спросил отец.