Потом погнал под привычный уже навес, где собирались обычно колхозницы на отдых в холодке.
— Привет, девицы, — сказал я, сходя с Белкиной ступеньки, — водица есть? Попить да шею обмыть. Чешусь, как черт от этого ячменя.
Время было уже обеденное, и несколько женщин и молодых девушек, одетых в цветастые юбки, блузки с короткими рукавами и светлые косынки, собрались тут, под навесом, перекусить тем, что взяли из дому.
— Где вода, знаешь, — сказала знакомая мне тучная женщина чуть за тридцать.
Свою белую чистую косынку с прошлого раза, сменила она на такую же белую, только в маленький синий цветочек.
Несколько молодых девушек, часть из которых я еще не видел, принялись шептаться, хихикать при виде меня.
Женщины ели нехитро: кто жевал хлеб с маслом, кто вареные яйца. Румяная полнощекая девица, сидевшая с краю навеса, звонко хрустела огурцом. Поглядывала на меня.
Я напился из привычного эмалированного ведра, полил на шею с ковшика. Как же было приятно, когда прохладная водица полилась по шее, немилосердно исколотой жесткой ячменной пылью.
Я отряхнулся, глубже расстегнул ворот, чтобы освободить от рубахи мокрую кожу.
— Слышь, бабоньки, — улыбнулся я, — а вы тут как, заняты?
— Конечно, — нахмурилась полная, — вишь, — она показала мне полтора литровый баллон с простоквашей, — обедничаем! Будешь?
— О-о-о-о, — подбоченился я, — ну тут дело хорошее. Но и оно, когда нить кончится. А потом что?
— А что потом? — Пожала плечами другая женщина, поправляя голубенькую косынку на светлых своих волосах, — потом ждать будем, куда пошлет завтоком.
— А не хотите ли покататься ммм? — Хитро улыбнулся я, — прям в моем кузове?
— И куда повезешь?
— Товарищ мой, — я посерьезнел, — рассыпал по дороге на ток зерно. Помочь ему надо закидать все обратно в кузов. Вот бы накинулись вы, бабоньки, да в ввосьмером на кучу. Вмиг бы весь ячмень в кузове, между бортами и оказался бы.
— О как, — улыбнулась полная, — А ты нам чего?
— А чего вам надо? — Рассмеялся я.
— Так ясно чего! — Засмеялась женщина в голубой косынке — что б ты нашу Людку замуж взял!
— Людку? — Удивился я, — какую еще Людку?
— А вон, — кивнула она на полненькую, но милую девчонку, скромно сидящую на низеньком табурете.
Это была та самая девочка, что звала меня к завтоком в той истории с трактористами. Когда она поняла, что речь идет о ней, то страшно засмущалась, опустила глазки. На милых ее щечках заиграл румянец.
Девчонки вокруг звонко засмеялись.
— А с чего вы взяли-то, — улыбнулся я, — что Люда хочет за меня замуж?
— А она, — начала полная женщина с белой косынкой с цветочками, — с того разу только о тебе и болтает. Все расспрашивает, где живешь, где бываешь.
— Ну Вера Михайловна! — Обиженно встала пухленькая девчонка, — я же вам по секрету!
Обратил я внимание, что хоть была она и в теле, но женские ее формы под легким платьицем очень были аппетитны. Хотя такая простая деревенская красота была не совсем тем, что я искал в женщинах.
— И мне по секрету! А еще кому? — Рассмеялась полная женщина.
— И мне ты говорила по секрету, Людка!
— И мне тоже!
— Со всеми секретничала!
Девушки звонко защебетали. Стали дразнить Люду. Та насупилась, втянула голову в плечи, и тряся объемной своей грудью, пошла прочь с поднавеса.
— Ну чего вы девочку обидели? — По-доброму улыбнулся я.
— Так пойди пригрей, — рассмеялась полная, Вера Михайловна, — ей только того и надо!
— Эх вы, — снисходительно глядя на женщин, я махнул рукой, пошел к конторе.
Понятно было, что помощи от них не дождешься. Одни только хиханьки да хаханьки у беззаботных колхозниц на уме.
Обойдя Белку с носа, глянул я, как мнется за машиной девочка Люда. Увидев меня, она испуганно пошла прочь.
— Люд! — Крикнул я, — стой!
Девушка замерла на месте, ссутулилась как-то испуганно, будто я зову ее ругать.
— Да не бойся ты, — подошел я к ней.
Пряча глаза, Люда обернулась.
— Ну чего ты обижаешься? — Сказал я с улыбкой, — они ж шуткуют.
Девушка ничего не ответила, а только было попыталась уйти, но я ее остановил, легонько взяв за локоток.
— Правду они говорят, что ли? — Спросил я.
Я хотел рассказать Людке все как есть. Что если и правда я ей нравлюсь, так не стоит ей по мне горевать. Потому как есть у меня уже медсестричка Маша. Понимаю, что так с одной стороны и жестоко. Женские чувства, они хрупкие. А по Люденому поведению видел я, что она и правда переживает какие-то чувства. Что очень она сейчас на них чуткая и обидчивая. Уязвимая.
Однако, с другой, прекрасно понимал я, что женщины отходчивые в своей любви. Если уж что, могут они силой воли задавить в себе всякую безответчину. Что они сильнее, чем хотят казаться.
— Да я ж не обижу, — сказал я ей, — ну чего ты?
Тут наконец, подняла она на меня свои большие светло-карие глаза.
— А что, если и так? — Сказала она с вызовом.