— Помню, не бойся, Сергей Саныч, — сейчас закидаем и поеду прямым ходом до поля.
Николаенко глянул на меня уже мягче.
— Эт ты трактор раздобыл? — Спросил он.
— Нужно было как-то из ситуации выходить, — я пожал плечами, — вот я и вышел.
— Молодец, — Николаенко улыбнулся, — соображаешь. Раз уж так, попрошу тебя проследить за этим, — он кивнул на Казачка, топтавшегося у своей машины, — лоботрясом. Чтобы еще чего не учудил.
— Прослежу, — покивал я, — а потом быстренько на поле.
Николаенко кивнул и поехал первым. Комбайны, тарахтевшие до того на тихом ходу, зарычали своими двигателями. Из их выхлопных труб вырвались черные облачка газов. Все они в линию поехали за агрономом, валко вращая большими передними колесами.
— Это ты мне, что ли трактор пригнал? — Спросил подошедший Казачок, — на подмогу?
— Последний раз тебя вытягиваю из беды, — ответил я ему строго, глядя, как выезжает на дорогу Вовкин трактор, — если уж еще хоть раз попадешь в похожий просак, сам будешь выпутываться.
— Спасибо, Игорь, — смущенно заулыбался Казачок, — чесслово даю, что не дам больше такого маху. Стыдно мне самому, понимаешь, за то, что я такой растяпа. Что там не угляжу, там потороплюсь. Тут чего недоделаю. А вечно оттого, — он вздохнул, — другие страдают. Да и тогда, на заву…
— Да зав-то ладно, — я махнул рукой, — там, правда новичку сложно.
— Ну чего вы там? — Приблизился Вовка, поздоровался за руку с Казачком и молчаливым Микиткой, — давайте уж поживее расправимся. Мы ж с заву уехали без спросу. Завтоком узнает — будет ругать нас почем зря.
— С Герасимычем я как-нибудь разберусь, — сказал я, — он мне, в конец концов, обещал дать на подмогу людей. Вот, будем считать, что дал.
— Ты давай, подгоняй машину обратно к куче, молодой, — сказал Вовка, — а я на тракторе сзади заеду и буду нагружать.
Так и поступили. Я отставил Белку подальше, чтобы не мешалась, а Микитку и вовсе отпустил на поле, вслед за комбайнами. Вовка с Сашкой, сидя как один в кабине, стали загружать рассыпанный ячмень обратно в газон. Колючая ячменная пыль клубилась над кузовом казачковской машины. Серым налетом оседала на кабину, делала ее синий цвет тусклым и каким-то неновым.
Минут пятнадцать ушло у Вовки, чтобы закидать в кузов почти все зерно. Когда понял он, что больше не может набрать в ковш зерна, потому как его уже осталось по-над самой землей, то сдал он назад, выровнял свой ковш, потом погодил, пропуская груженый камаз. Выехал на дорогу и стал возле нас с Белкой.
— Ну дальше уж сами, — сказал Вовка, глядя на меня сверху вниз из кабины трактора, — дальше руками, потому как ковш мой для этого большеват.
— Ничего, — кивнул я, — тут на раз плюнуть осталось. Дальше уж сами.
— Спасибо, Игорь, — сказал мне с улыбкой Володя.
— Спасибо, дядь Игорь, — пискнул улыбчивый Санька с отцовских колен.
— Да не за что, — улыбнулся я, — и вам спасибо. А ты Санька, больше не безобразничай. По крайней мере, у папки на глазах, — рассмеялся я.
Улыбчивый Саня помахал мне тоненькой ручонкой. Вовка только хмыкнул. Трактор его рыкнул и завращал большими задними колесами, двинулся с места. Медленно пошел он по разогретой солнцем дороге.
— Ну чего ты тут, Казачок? — Вооружившись лопатой, я подошел к Генке, что сгортал в кучу остатки зерна, — Закидаем в две лопаты?
— Да не, — улыбнулся он своим растерянным привычным образом, — езжай по своей работе, Игорь. Хватит тебе меня нянчить. Дальше уж я сам.
— Одному тут еще придется покопаться, — я оперся на лопату.
— Да и покопаюсь, — Казачок вздохнул, — еще и нагоняй выхвачу, за все свои сегодняшние дела.
— Выхватишь, — пожал я плечами, — ну чего уж делать? Каждому по труду.
— Неловко мне, что ты за мной все эти проступки разрешаешь. Что нянчишься. Давай-ка я уж сам за себя отвечу, — шмурыгнул носом Казачок.
— Давай, Гена, — улыбнулся я.
Гена тоже улыбнулся, но как-то грустновато. А потом распрощались мы, и я пошел в Белку, а Генка же остался докидывать в кузов остатки ячменя.
— Вот жеж еще, — нахмурился завгар, — сами растрынькивают машины куда ни попадя, а потом я у них самый виноватый, что не хватает транспорту. Что газоны вечно стоят на починке, — Федотыч протер свой изрезанный морщинами лоб рукавом, — и на кой черт им тебя сейчас в Новороссийск направлять?
На следующий день, утром, когда мы получали новые путевки на уборочные работы, Микитка получил почему-то путевой лист в командировку, в Новороссийск.
— Да я ж, — пожал Микитка плечами растерянно, — я ж тут и не при чем совсем.
— Да тебя ж никто и не винит, — махнул рукой завгар и отвернулся к своему рабочему месту.
— Ничего уж тут не сделаешь, — Олегыч пожал плечами, — такая путевка полагается на сегодняшний день. За цементом направляют. Мда… Нашел колхоз время. Ну ладно, Микитка, ничего не поделать. Пойди до Лиды Петровны, получи талон на бензин. Ну и вперед. Быстрей приедешь, быстрей уедешь.
*
— Знаешь в хуторе Северном водонасосную станцию? — Спросил у Микитки Кашевой, когда они встретились, как Микитку и предупреждали, на станичной бензоколонке.
Сегодня утром была тут большая очередь. Машины, направлявшиеся на уборку, наполняли сперва свои баки топливом.
Когда Микитка стал очередью за Колхидой, тянущей свой прицеп, за ним подъехала и цистерна Кашевого.
Ванька выпрыгнул из грязного своего газона, подошел и без разговоров запрыгнул в кабину к Микитке.
— Никит, — сказал он не глядя тому в лицо, — как и договаривались, нужно мне тебе передать, куда тебе надобно заехать.
— Угу, — глядя, как водитель Колхиды ставит в горловину заправочный пистолет, сказал Микитка.
— Боисся? — Глянул Кашевой на Микитку помолчав.
— Угу, — повторил тот, — боюсь. Очень боюсь, Ваня, — и отказаться не откажешься. Потому как я уже на крючке. На крючке, что твой карась.
— Я тоже уже сто раз пожалел, — вздохнул Кашевой, — что полез в эту всю историю. За лучшей жизнью, етить ее. А вот тебе и лучшая жизнь. Думай теперь, как сеструху еще выручать. Эх, ладно… Это дело другое. Не об том сейчас. А тебе, Никита, надо на хутор Северный. Как я уже сказал на тамошнюю водокачку. Там он тебя ждать будет. Там его и заберешь.
— Угу, — повторил Микитка в третий раз.
Кашевой помолчал пару мгновений. Потом пожелал Микитке удачи и выпрыгнул из машины. К этому времени Колхида сдвинулась, гремя своим прицепом и ушла на рейс. Микитка, тронул побелевшими от волненья руками рычаг коробки передач, с трудом вставил первую и тронулся, встал на место Колхиды. Он и правда очень боялся.
После заправки погнал он свой газон со станицы к Армавиру. Километров через десять свернул налево, к Северному. Прошел через хутор краем, почти и не заезжая в поселение. За лесистой посадкой, что ограждала поле от хутора, проехал он каптажи, которые использовало поселение для водоснабжения. Дальше, в низовье, огороженная бетонным забором, стояла водокачка.
По научению Кашевого стал он не у входа, а проехал дальше, завернул в проезд, что перерубал посадку и вел на поле, которое колосилось дозревающей пшеницей.