Быстро сообразил я, что Матвей что-то знает про своего брата. Это было написано на егошнем лице. Хотя понятно, что просто так он не расскажет. Да только нужно попытаться выспросить. Так или иначе. После того, что Серый сделал Светке, у меня было одно желание: придушить его голыми руками.
С другой стороны, выстоял Матвей против милицейских допросов. Либо крепкий он, либо знает не так много, как мне кажется.
Прикинув, что он не успеет завести мотоцикл и уехать раньше, чем я скину его с седла, я шагнул к Матвеиной Яве.
— Не бей его, — услышал я вдруг тоненький Катькин голосок, — пожалуйста, не бей! Он тут непричастный!
И хоть был он, этот голосок, слабенький и звонкий, словно бы детский, ударил он по мне так, что я застыл на месте. Глянул на Катю, что смотрела на меня большими своими синими глазами из-под косынки. Взгляд этот размягчил мне кулаки. Разжал белые от напряги пальцы.
— Цыц! Тебе говорю! — Снова крикнул Матвей на жену, — глупая баба!
Катя испуганно сжалась в люльке комочком. Прижала к пухлой девичьей груди булку хлеба, словно было то новорожденное дите.
В этот момент Серый с такой ненавистью смотрел на жену, что захотел я дать ему между глаз, да так, чтобы вся эта ненависть выбилась из глаз, да посыпалась по гравию искрами.
Потом Матвей глянул на меня. Сказал зло:
— Только попробуй побить. Я уж и сам стреляный воробей. Кулаки у меня сбиты.
— Благодари жену, — ответил я, глядя в округлую, мягкую спину Кати, — что в обиду тебя не дала.
Девушка испуганно скукожилась в люльке. Вздрагивала под любым Серовым движением.
Матвей же, только злобно зыркнул на меня. Не глядя на Серого младшего, пошел я в магазин. Услышал, как за спиной звонко затрещал двигатель Явы. Захрустели под еешними тонкими колесами гравий и дорожная пыль.
— Серег! — Крикнул Кашевой, — иди, мне надо тебя на два слова!
Со дня, как я видел Матвея с Катей, прошли сутки. Это был последний рабочий день в основной уборочной бригаде колхоза. Последний, но тяжелый. Предстояло нам сегодня по плану едва ли не самое большое поле в поселении. А потом, может заставят еще и на элеватор зерно гонять. Тут уж разное может приключиться.
Завтра было не легче. Мне предстояло приехать на дальнее поле, что находилось под Красной, на низу, за самой огородней бригадой. Там начинались учения к соревнованиям. Однако сегодня, чуяло мое сердце, что подходили новые хлопоты. Приехали они вместе с Кашевым, что ждал Мятого за прокосом.
Мятый нахмурился, глядя на Ваньку Кашевого, стоящего, в зябкой поутру тени лесополосы. Встал.
Все остальные шоферы, что грелись на утреннем солнышке под лесопосадкой, удивленно глянули на Мятого. Кто-то пошевелился. Титок сделал такое движение, будто бы и сам собирался встать, да только остался сидеть на месте.
Я всмотрелся в посуровевшее лицо Мятого. Сплюнул травинку, встал следом за ним. Кашевой глянул на меня настороженно. Застыл на месте так, будто бы духа увидал.
Кашевой приехал рано, когда вся сегодняшняя моя бригада шоферов явилась на новое поле и стала ждать комбайны. Машины стояли на прокосе рядком. Отбрасывали на лесопосадку свои темные длинные тени.
Цистерна Кашевого, пустая от свиной каши (потому как шел он обратным ходом к Красной), стояла вдали, за посадкой у обочины.
— Игорь, давай я покамест сам, — сказал Серега Мятый, не глянув на меня.
— Я думаю, это по тому делу, — ответил я, припомнив, как Мятый говорил про жену братца Пашки Серого.
— Кто знает. Щас посмотрим, — пробубнил Мятый и пошел к Кашевому.
— Какому делу? — Замотал головой от меня к Мятому Генка Казачок.
Никто не ответил. Я только сел назад на траву, принялся отыскивать себе новую подходящую травинку, чтобы пожевать.
— Какому делу? — Подлез Казачок ко мне.
— Любопытной Варваре… — Сказал я, подняв взгляд к заинтересованным Генкиным глазам.
Договаривать мне не пришлось. Казачок медленно вернулся на свое место. Уселся. Натянул на глаза кепку от солнца. Откинулся назад, упершись ладонями в колкую траву.
Я не слушал о чем там, вдали, говорили Мятый с Кашевым. Догадывался. Хотя мало ли что там могли быть за дела.
— Игорь! — Закричал мне вдруг Серега, — подойди, пожалуйста! Будь другом!
Я встал, глянул на удивленного Кашевого, который будто бы и не ожидал такого Серегиного жеста. Шевеля пухлыми своими губами, Ванька торопливо бормотал что-то Мятому. Видать, что отговаривал.
— Ты зачем Землицына сюда приплетаешь? — Услышал я, когда подошел к ним двоим, — какое ему тут дело?
— Игорь — парень мозговитый, — сказал Мятый, подбоченившись. А тут как-то по-умному надо все провернуть. Потому что силою, как я привык, не пойдет.
Серега глянул на пухлое лицо Кашевого. Тот, посмотрел в ответ обеспокоенно. Потом кинул взгляд маленьких своих глазенок на меня. Был тот взгляд недоверчивым. Почти враждебным.
— Да мож мы, все-таки сами как-нибудь? — Спросил Кашевой, — все ж раньше как-то и сами…
— И много ты сегодня сам сделал? — Ответил строго Серега, — ни слова от сестры не добился!
— Сергей говорил мне, — сказала я, — что с Катей беда. Что как Пашка Уехал, теранит ее теперь муж, Матвей.
Кашевой удивился снова. Заморгал.
— Ты откуда знаешь, как мою сестру зовут? — Удивленно проговорил он.
— Ну знаю, — сказал я, — было дело, виделись…
— Откуда ты знаешь мою Сестру? — Повторил Кашевой, будто бы и не слушая меня, — где вы познакомились? Говорил ты с ней? Говорил? Мммм?
— Ты чего раскричался? — Сказал я холодно, — давай еще всем шоферам растрынди, что у тебя дома твориться. А вон, скоро комбайнеры подъедут, можешь еще и им рассказать.
Кашевой будто бы проснулся ото сна. Немножко скуксился. Глянул мне за спину, на шоферов, что грелись на утреннем солнышке.
— Откуда ты знаешь Катю? — Спросил он снова, — скажи, пожалуйста.
— Вчера утром виделись, — ответил я, — и с Матвеем тоже. Стояли они на магазине. А я подъехал.
При моих словах и Кашевой и Серега Мятый, просто менялись в лицах. Мятый становился все чернее и чернее. Кашевой же удивленно раскрывал свои маленькие глаза.
— Побил ты Матвея? — Испуганно, полушепотом спросил Кашевой, — допытывался у него, где Паша⁈
— Нет, — ответил я холодно.