— То есть, как это тебя уволили? — Айрин ложкой зачерпнула из банки помидор тети Розы. — Из-за какого-то нахала?
— Из-за какого-то богатого нахала, — пробубнила я, вяло ковыряясь в гречке с тушенкой.
Я так выделила слово «богатый», будто это имело особое значение. Меня бы вышвырнули при такой жалобе из-за любого клиента.
— Ты подавала ответную жалобу?
— Угу, пять раз. Подписала заявление и была такова.
Уже поздний вечер, а настроения не прибавилось. Одна радость: я проработала там чуть больше года и ни разу не ходила в отпуск. Расчетный лист приятно радовал глаз суммой, но с моими долгами и планами на учебу — это как капля в море.
— Ты не унывай, — Айрин уселась на табуретке по-турецки, — если немного поджаться, закроешь долг за лечение бабушки. А там уже и на медуху накопишь, чтобы восстановиться.
— Ты права. Надо только перестать покупать новую одежду, лекарства, а ещё еду и пользоваться светом. Ты хоть представляешь, сколько стоит платно учиться на медицинском?
— Эскорт? — меня передернуло от ее слов, — ладно-ладно. Ещё слишком рано шутить на эту тему.
Мы продолжили жевать ужин в полной тишине. С меня ещё не сошла волна первого шока, чтобы связно мыслить, а Айрин увлеченно мониторила результат своей режиссёрской работы, закусывая помидоры хлебом.
Может, я зря переживаю? И ежу понятно, конечно, что в службу такси мне пока лучше не соваться. Имеется ввиду, в приличную службу. В неприличную, где пассажиров и водителей не страхуют, машины на ладан дышат, а клиенты такие, что и сами в лес вывезти водителя могут — сама не хотела. А для достойной службы у меня уже подмочена репутация.
— Блин, у тебя кроме гречки и помидор что-нибудь вообще есть? У меня уже язык щиплет.
— Найдёшь, поделишься, — я вяло наблюдала, как подруга безуспешно рыщет по шкафчикам и холодильнику в поисках еды.
Я не такая уж и бедная, просто в магазин давно не заходила, а готовить мало что умела. Так что у меня обычно водился набор студента: пельмени, каши, майонез, тушенка и прочее. Но даже с этим Айрин не повезло.
— Сейчас, конечно, банальность скажу, но так жить нельзя, — она вернулась за стол и к помидорам, — еда — это удовольствие. Если жить, постоянно работая и безо всякого наслаждения, то не останется ради чего жить вообще.
— Я просто забыла зайти в магазин! И что за чушь — жить ради еды, что ли?
— Я просто пытаюсь тебя научить успешному мышлению! Сама ещё этому учусь. Когда думаешь, как успешный человек, ведешь себя, как успешный человек, выглядишь, как успешный человек, то и становишься успешным! Это просто! Вот я выполняю все пункты и на пути к успеху.
— Успешные люди не постят у себя сторис с акцией на бесплатный сет суши, — фыркнула в ответ на пламенную речь.
— Имелось ввиду — выглядеть именно успешной, про не выглядеть лицемерной речи не было.
Провожая Айрин домой, а точнее, в соседний подъезд нашей двухэтажки, прихватила отвар из трав для тёти Розы, который оставила у её двери. У нас это традиция — подкидывать друг другу вкусности под дверь.
Тётя Роза мне вообще-то не кровная родственница. Я всех соседей называю тётями и дядями, хотя мы были скорее друзьями. И вообще, им больше подошло бы называться бабушками и дедушками, но привычка, дело такое. К тому же жили мы как одна большая семья на этой улочке в два дома среди лесопарковой зоны.
Два дома были построены в далеких пятидесятых заводом для своих сотрудников. Они все оттуда, как и моя покойная бабушка. Между нашим и домом напротив была старая непонятная вражда. Порой мне кажется, что они и сами не помнят, почему она началась. Но спорили из-за всего буквально: ветки дерева подрезали не так как кому-то хотелось, гараж построили там, где баба Катя хотела разбить садик, даже чуть не подрались ходулями, когда построили практически идентичные беседки. Один дом ругал другой, что идея была украдена, хотя строили в одно время и с одинаковым темпом. Откуда-то во дворе появился автомат с газированной водой советского образца. Не нашлось ни одного свидетеля, кто бы рассказал, откуда он всё-таки взялся, но мои смышлёные тётушки и дядюшки быстро сообразили, как его разобрать и стали вливать его лимонад по вторникам, холодный чай по средам и четвергам, домашнее вино в пятницу, воду с валерьянкой в субботу. Воскресенье и понедельник — выходной.
Соседи напротив оскорбились своим отстранением от удобного барного аппарата, и случилась почти война. Вот не совру: мы с Айрин — единственная молодёжь в округе — еле успевали оттаскивать пенсионеров, бьющих друг друга тапками, по разным углам. С тех пор на автомате появился вполне официальный график «залива». Даже подписи ставим.
Я любила своих соседей, это моя единственная семья. Когда-то двор был шумным и веселым. Все праздники справляли вместе. Но дети разъехались давно, а внуки уже не навещали. К сожалению, их возраст не располагал к долгой жизни, было много и мрачных дней. Из пары сотен жителей осталось едва ли с пару десятков.
Оставив у дверей тети Розы термос с отваром, неспешно пошла во двор, посидеть на лавочке и дать волю грусти. Темнейшее время суток ещё только занималось, но в воздухе витал тот самый непередаваемый аромат летней ночи. Обычно в мегаполисах из-за освещения не видно звезд, но как я и говорила, это место особенное: облокотившись о спинку лавочки, смотрела на звезды, не позволяя пролиться слезам.
— Спокойной ночи, Сеня! — Крикнула из окна мне тетя Люба.
— Спокойной!
Из открытых окон еще пролетали короткие переклички моих соседей, которые, вообще-то, уже час как должны были спать.
***
— Вы, простите, что сделали? — Ошарашенно переспросила сотрудника банка, в котором я брала кредит на лечение бабушки.
— Мы, согласно сорок первому пункту кредитного договора передали ваш долг по кредиту третьему лицу, — послышался чопорный ответ.
— То есть, продали его? И на каких условиях? Мой основной долг остался прежним?
— Процентную ставку по кредиту третье лицо вправе изменить в одностороннем порядке.
— А первое лицо может сказать мне, насколько сильно я из-за вас влипла?
— Есения Аристарховна, у вас остались ещё какие-то вопросы? — Этот уставший тон разозлил меня ещё сильнее.
— Да вы ещё на первые мои вопросы не ответили!
— Мы пришлем вам контактные данные нового кредитора на электронную почту, указанную в анкете, всего вам доброго.
«Всего вам доброго» — передразнила в трубку.
Да это возмутительно! Я только два раза задерживала платеж, да и то всего на пару дней. Я, видите ли, клиент с большим риском. А они — банк с большим риском!
Стало трудно дышать. Я с дядей Федей и дядей Мойшей пару раз смотрела криминальные сводки, как черные кредиторы выбивают долги из должников.
— Эх, — цыкнул тогда дядя Мойша, — если надо брать кредит на дело, значит, дело того не стоит. Они могут и ноги сломать. И ломают. Я видел!
Не очень хотелось, чтобы мои ноги кто-то ломал. Я к ним привыкла.
Мне удалось настолько себя накрутить, что стало подташнивать. Я без работы, без накоплений, без перспективы устроиться на работу, даже без человека, у которого денег можно было бы занять, но зато с паскудным банком, из-за которого за мной теперь откроют охоту те самые кредиторы, которые ломают ноги. И сколько я сейчас буду должна им со всеми процентами?
От нервов стала ходить из стороны в сторону, но мыслей эта прогулка не прояснила.
Присела. Стала раскачиваться из стороны в сторону, зажимая телефон в руке.
Ой не нравится мне это всё.
Из открытого окна доносился шум со двора. Соседи играли в нарды, то и дело переругиваясь между собой. Тетя Роза вынесла поднос с пирожками. Даже отсюда я смогла ощутить аромат свежей выпечки.
Недолго думая, вылетела ко всем.
— Привет, Сеня!
— Сенечка, а у тебя разве выходной сегодня?
— Мы для тебя чай остудили!
Тётя Роза, хитро улыбнувшись, протянула мне самый румяный пирожок, ещё горячий.
О, да! С капустой!
Жуя горячий пирожок с холодным чаем, рассказала соседям про свое увольнение. Те расселись по лавочкам и стульям полукругом, как в детском саде, сочувственно качали головами.
— Это же какой позор его родителям! — Возмущался дядя Федя.
— Вряд ли они об этом даже узнают, дядь Федь, — потянулась за вторым пирожком.
— Сенечка, а что ты делать будешь?
— Работу искать буду.
— Вот отучится наша Сенечка, будет хоть кому за нами присмотреть, когда совсем старыми уже станем, — тетка Маша всегда была кокеткой.
— Чтобы отучиться Сенечке, ей надо денег заработать хотя бы на первый год. В меде особо не позанимаешься подработкой, — отхлебнула ещё чая, — а там буду стараться вернуться на бюджет. Если раньше на панель не придётся пойти.
«Ничего-ничего, скоро найдёшь работу» — так заключил мой «совет». Да и я — девочка с мозгами, из хорошей семьи, точно найду что-нибудь достойное — добавил тот же «совет».
Но спустя неделю поисков поняла: ошибались мы все. В службу такси меня не звали, грузчиком идти не вариант, про официантов молчу — там мне даже на половину месячной выплаты по кредиту не хватит.
И да, со мной связалось «третье» лицо. Срок выплат они не увеличили, а вот проценты накрутили. Теперь сумма, которую я должна отстегивать раз в месяц поднялась ровно в два раза.
Кажется, моя шутка про то, что мне предстоит перестать есть — не шутка вовсе, а вполне нерадостная реальность.
Айрин всеми мыслимыми и немыслимыми способами и такими же видео (сейчас она решила окунуться в тему косплея) пыталась поднять мне настроение. Дабы прекратить её тщетные попытки, надела на себя маску оптимистки. Может, и сама поверю, что все будет хорошо.
«У ткбя брюки черные были, дашь, пожалуцста?)» — пришло от нее, когда я занималась уборкой, чтобы хоть как-то отвлечь себя от гнетущих мыслей.
«Да, заходи».
— Чем это у тебя пахнет? — Айрин втянула воздух носом, блаженно зажмурившись.
— Ты что, под дверью стояла?
— Нет, просто была рядом, — чмокнув меня в щеку, она поспешила на кухню, проверить источник аромата, — жаренные пельмени! Сметана есть?
Пока я ходила за штанами, которые носила на службе в такси в качестве формы, Айрин успела расставить тарелки и водрузила на стол сковороду с истинным блюдом всех королей.
— Прости, я их ещё не стирала, пакет найди, — встряхнула штаны подальше от стола, оттуда вылетел маленький прямоугольник.
— Оп-па, что это?
Я и забыла про визитную карточку своего пассажира.
— Степан Семиохин, — прочла Айрин, — здесь только номер и имя. Это кто вообще?
— Клиент, добрый человек. Оставил визитку со словами «мало ли». Можешь выбросить.
— Ты сбрендила? Тебе, считай, помощь предложили, а ты отказываешься.
Айрин, наверное, не понимала, что мне много чего оставляют: от визиток до предложений. Оставляли, точнее. Но за этим в сухом остатке ничего не стоит. У пассажиров зачастую бывает хорошее настроение, которым они готовы делиться таким вот образом. Или они были пьяные и давали громадные чаевые. Никто в здравом уме не будет напрашиваться человеку, сделавшему радушное предложение в запале чувств.
— Айрин, перестань. Что я ему скажу? Денег попрошу? — Я накладывала пельмени по тарелкам, — ты и сама понимаешь, что это за чушь. Есть давай.
Пока я угрюмо жевала мой кулинарный шедевр, неугомонная подруга ускакала в спальню, с кем-то весело щебеча по телефону.
В голове роились невеселые мысли. Я откликнулась примерно на сорок вакансий, но всё впустую. Тем, которые подходили мне, не нужны были девушки, а те, кому нужны были девушки, не подходили мне. Моего расчетного листа при увольнение почти впритык хватит на погашение первого платежа «третьим лицам», а вот за коммунальные услуги заплатить уже не выйдет.
Идея пойти на трассу уже не казалась такой бредовой.
— Готовься! — На кухню вбежала Айрин, — завтра у тебя собеседование.
— Поясни, — протянула с набитым ртом.
— Я позвонила Степану, раз уж ты стеснялась, представилась тобой и попросила об услуге.
— Ты что сделала?!
— Ты сейчас так на меня смотришь, будто мы больше не подруги, — ох, даже больше, я сейчас её придушить готова и эту мысль со всей мощью моего возмущения вложила в силу взгляда. Но Айрин это не смутило, и она с легкостью продолжила:
— За спрос не бьют, как говорит дядя Мойша. Тебе нужна помощь и есть человек, который согласился тебе помочь. И хватит смотреть на меня так, будто если я умру, ты даже на мои похороны не придешь.
— Конечно приду, — прошипела ей, — убийцы всегда приходят на похороны своих жертв, чтобы сбить с толку следаков.
— Завтра нацепи на себя лучшую рубашечку и улыбайся, спасибо за обед!