Этот момент я буду вспоминать, как самый страшный в моей жизни. Как это так получается? Ведь только что было хорошо, а сейчас меня, кричащую и вырывающуюся, волокут туда, где я минуту назад думала найти свое спасение.
Я вопила как ненормальная, в голове ворохом проносились самые ужасные мысли. Особенно пугали все воспоминания сцен из фильмов. Ведь если бы хотели ограбить и оставить в живых, то просто скрыли бы свои лица, разве нет? Они меня убьют!
Я не готова была прощаться с жизнью не из-за кого. Особенно из-за каких-то машин. Да, прикипела к Бони, особенно к Кладу, но не умирать же за них! А ведь только-только жизнь пошла на лад.
Я брыкалась так отчаянно, что умудрилась пяткой заехать Типу Слева по уху, хотя меня тащили за плечи. И орала сильнее бабы Маши из дома напротив, когда кто-то потоптался по ее гортензиям.
Мне слишком рано умирать, вы слышите?!
В отчаянии дотянулась зубами до Типа Справа и укусила его так, что даже сквозь пиджак и рубашку почувствовала металлический привкус во рту с нотками детского талька. Он зашипел от боли и ощутимо ударил по лицу. Даже потенциальный синяк был бы манной небесной, если это будет означать, что я останусь в живых.
Скрипнула тяжелая дверь. Следующее, что я почувствовала, так это полет через комнату и болезненное приземление на груду хламья. Это было настолько неожиданным, что я даже заткнулась. Уставилась на своих убийц снизу-вверх, лежа в неудобной позе, готовясь к худшему.
Тип Справа осмотрел меня до безобразия равнодушным взглядом, потянулся правой рукой за пиджак, а после… что-то швырнул в меня, кивнул Типу Слева, а потом они просто развернулись и ушли, закрыв дверь с обратной стороны.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, как ровно дышать. Не нравилось мне, что они просто так взяли и оставили меня здесь. Что они там собрались делать? А что, если они собрались здесь все сжечь?!
Эта мысль как ужалила. Я подскочила к двери и заколотила в нее кулаками и ногами с завидным усердием, по второму кругу прогревая легкие.
Я кричала и колотила, колотила и кричала, как мне казалось, очень долго, но никто не слышал. Неужели здесь настолько хорошая звукоизоляция? Сколько вообще времени прошло? Две минуты или два часа? А что, если здесь закончится воздух? Я с разбега попыталась выбить дверь, но впечаталась в нее так сильно, что просто отпружинила назад и упала на пол.
Ох, кажется, останутся синяки, но стоит попытаться еще раз.
Взяла более длинное расстояние для разбега, увеличила скорость, продпрыгнула и врезалась прямиком в Илью, открывшего толстенную, как я сейчас увидела, дверь.
— Обалдеть! Ты реально хотела выбить хромированную дверь цыплячьей тушкой?
— Помолчал бы! Я боялась задохнуться! — Резко ответила ему, вырываясь из крепких рук, удерживающих мою «цыплячью тушку».
Илья с неизменной усмешкой показал на большую решетку вентиляции под потолком.
— Ой, куда ни посмотри, все такие умники! Я испугалась! Ясно тебе? Их было четверо! — Я опять начинала срываться на крик. Эмоции просили выхода.
— Только не реви, ты ведь вроде как одна из нас, а мы не…
— И не цыплячья у меня тушка! Они сказали убрать меня…
— …ревем, тебе нужно…
— … а потом слева и справа потащили…
— … воды, подышать, успокоиться, а…
— … я кричала, но никто не слышал!
Внезапно Илья резко встряхнул меня, и подсунул откуда-то взявшийся стакан с водой. После нескольких глотков истерика пошла на спад, а реальность стала проясняться. Нас окружали «мои» люди, шастающие по ангару и заглядывающие в разные углы. Костик о чем-то, сдержанно жестикулируя, рассказывал Михалычу, который хмуро посматривал в мою сторону.
— У меня не цыплячья тушка, — выдохнула, допив холодную воду.
— Хорошо, не цыплячья. — Илья, якобы оценивая, осмотрел меня с ног до головы, чуть серьезнее взглянув на подбородок, где точно будет синяк, и на следы, оставленные на плечах, выдал, — я передумал. Цыплячья.
— Нельзя передумать в процессе передумывания.
— Ты в порядке? — Простой вопрос от коллеги, который всегда надо мной потешался, вызвал жжение в носу и ком в горле.
Нет, не в порядке. Мне до сих пор страшно. И не покидает чувство, что все произошло из-за меня. Что это именно я облажалась.
— Сень, посмотри на меня. Это — твоя работа. Это не шутки. Будешь реветь потом, а сейчас возьми себя в руки и иди отчитываться перед Михалычем.
— Но что я ему скажу? — Спросила Илью, проглотив подкатывающие слезы.
— Правду и по порядку. Его работа — со всем разобраться. Вот и помоги ему. Ему и Зурыгину.
— А как он ухо потерял? — Вдруг шепотом спросила коллегу.
— Только у него не додумайся поинтересоваться, — также шепотом бросил Илья, подталкивая к Михалычу, к которому подошел Зурыгин, а после кинул громче, подтолкнув в спину: — А хотя, спроси!
Бросила на него злой взгляд через плечо и направилась к Михалычу. Я была благодарна Илье, его подколки помогли успокоиться, дышать ровнее. И вполне вероятно я не буду плакать. Работа мужская, но и мы — женщины — не пальцем деланные.
Сжала кулаки и подошла к Михалычу вплотную:
— Пройдем, Сень, в мой кабинет. Мы уже многое видели на камерах, ты добавишь детали.
Прежде я никогда не видела Степана Михалыча таким, как сейчас. Раньше он мне всегда казался добрым дядюшкой, который был строже с моими «старшими братьями», но сейчас это был собранный человек с острым взглядом, цепко выслушивающий мою историю. Зурыгин мрачной тучей стоял рядом и начал задавать вопросы только после того, как я закончила рассказ. Его интересовало все: начиная с первых слов «Пенька», до моего замечания о запахе детской присыпки от одного из типов.
Илья очень ошибся, не вчера было мое посвящение — а сегодня.
— Сень, выслушай внимательно, что я тебе скажу, — Михалыч подал мне завернутый в полотенце лед, когда Зурыгин ушел, — ты не должна была остаться одна — это моя большая ошибка. И ты не должна сейчас оставаться наедине с собой. По-хорошему тебя сейчас следует отпустить домой, дать отдохнуть, но мы все проходили через нечто подобное. И оставаться сейчас одной, наедине со своими страхами — не самый лучший выбор.
Он посмотрел на меня с неким сочувствием, вызывая новый приступ подкатывающих слез, и вздохнул:
— Но, если ты решишь отправиться домой, то сегодня до конца смены отпускаю.
— А что, если они меня и там найдут?
Мы уже знали, кто именно к нам пришел сегодня в гости: в той комнате я не обратила внимание, что именно мне швырнули, а это оказалось посланием. Поперек страницы какого-то договора была надпись: «Привет от Бедина».
— Сейчас мы по крайней мере точно уверены, кто стоит за всеми происшествиями. Твоя новая покровительница может успокоиться, — Михалыч усмехнулся, — но потом. Пока ей знать не стоит, иначе пойдет с маленькой армией штурмовать бывшего родственника.
— Но в чем смысл этого всего?
— Показать, насколько длинные у него руки, и как сильно он может насолить Архарову.
Последние дни творилась какая-то чертовщина. Были ложные вызовы, сбои в графиках. Ко всему этому люди Бедина готовились несколько недель, а именно взломать системы, но не так, чтобы принести серьезные повреждения, пробраться в самое защищенное место, то есть в наш ангар, лишь для того, чтобы показать, на что именно он способен. А тот лист договора — это соглашение о сотрудничестве Архарова с главным конкурентом Бедина.
— И на его дочери Архаров был женат? — Как будто это главный вопрос.
— Веришь в то, что дети в ответе за грехи отцов? Алина никогда не вмешивалась в их взаимоотношения. Раньше у Бедина с Архаровым даже было партнерство.
— А арестовать его? Его же люди напали на меня! Напали на охранников!
— Его люди дали нам взглянуть лишь один раз на их появление, а потом видео уничтожили, — Михалыч устало потер виски и неожиданно улыбнулся, — но твой танец остался. Уж извини, но Илья с Костиком успели скачать себе на телефон.
Я откинулась на спинку стула. Мной просто решили преподать урок. Михалыч сказал, что сейчас начнется пересмотр всех систем, всех протоколов и графиков, даже людей шерстить начнут, вплоть до последнего офисного работника, ведь слив данных все-таки был. Пусть и без серьезных последствий, но им явно помогли изнутри.
Михалыч и Зурыгин, по словам самого шефа, облажались. Их хотели напугать, но при этом они усвоили очень важный урок.
— И поверь мне, Сень, к тебе они больше не сунуться. Дважды на такую наглость их не хватит. И смысла уже нет.
— Почему? — С сомнением поинтересовалась.
— Прости, но это уже закрытая информация. Побудь пока с парнями, а мне пора готовить отчеты, помимо прочего.
Слоняться по пятам у занятых ребят не было ни смысла, ни желания, поэтому выскользнула в ванную комнату. Меня трясло то ли от холода, то ли от отката после пережитых эмоций. Сидя на полу душевой кабины, под струями воды, слезы, наконец, вырвались наружу.
Мне не хотелось уже плакать, но все еще не отпускало. Кажется, за последние многие годы я так плакала впервые. О том, что мне пришлось сегодня пережить, о том, как меня несправедливо уволили, о том, как злилась на бабушку, когда она умерла, оставив меня совсем одну. О том, как я по ней скучала, и по дедушке. Я раньше не позволяла себе плакать, считая, если буду улыбаться навстречу судьбе, то смогу ее обмануть что ли, и она будет ко мне благосклонна. Но сейчас дала себе минуту слабины, отпуская весь тот груз, что скопился внутри.
После рыданий пришло какое-то чувство отупения. Я просто пялилась в белый кафель и не было ни единой эмоции.
Ох Илья, знал бы ты, как слезы помогают.
Помогают собраться, чтобы улыбнуться опять. У такого человека, как Архаров не может быть дрянной службы безопасности. Как узнать свои слабые места, если их не проверить? Прокол у шин проверяется поливкой водой. Где пузырьки, там и прокол.
Так и здесь — нас просто окатили водой. Сейчас все опытные, обученные специалисты будут максимально бдительны, не позволяя Бедину хоть как-то подобраться к Архарову еще раз. Михалыч прав, он до глупости самоуверен, вручил им возможность не просто залатать дыры, а выстроить железобетонную стену, причем сделать это в короткие срок. Они сами рассказывали, что были ситуации и похуже. И все же — они лучшие из лучших.
Я проглотила смешок.
Ага, лучшие и я одна из них. Разгон от концерта в гараже до жертвы в подсобке — три целых пять десятых секунд! Я — рекордсмен.
Уже вытираясь насухо услышала какой-то грохот и громкие голоса в ангаре. Наспех оделась и выглянула из-за угла. Перед моими глазами предстала очень занимательная картина: хрупкая Айрин, судя по всему, угрожала громадине Костику.
— Если с ней что-то случилось, — даже с другого конца я прекрасно ее слышала, — я тебе устрою такую веселую жизнь, что как мать родную зовут забудешь!
— Айрин! — Крикнула ей, чтобы она не устроила здесь потасовку.
Как она узнала о том, что произошло? Неужели те типы и дома у меня побывали?!
— Я тебе не могла дозвониться! — Крикнула она и двинулась мне навстречу, отталкивая в сторону Костика, — мы же договорились, что предупреждаем друг друга, если что-то случилось! Твой телефон недоступен. Тетя Роза хотела узнать, понравился ли фалафель, а дядя Мойша просил тебя подкинуть его на анализы, моя ба тебе раз двадцать звонила!
— Айрин, тише, — взяла ее за руки, — я просто закрутилась и совсем потеряла счет времени. К тому же телефон разбила.
Отвела ее в угол, чтобы не нервировать нашей маленькой компанией и так напряженных ребят.
— Здесь так круто! — Шепотом протянула Айрин, оглядываясь вокруг, — ты только так больше не делай. У меня внутри все перевернулось, когда никто из нас не смог с тобой связаться. Не пропадай так резко. Никогда.
За нашим разговором издалека наблюдали ребята, хмуро просверливая дыры в наших спинах. Не привыкли они к такому количеству девушек на один квадратный метр в их ангаре. Они и ко мне долго привыкали. Есть даже штраф за не опущенный стульчак.