Мне очень нравятся такие вечера, когда у папы и мамы хорошее настроение и много свободного времени. Случается это не часто: порой у папы есть время, но мама занята, а бывает, что мама приходит в хорошем настроении, но отцу надо работать, и в квартире должна быть тишина. Но случается, что оба хотят расслабиться, и это просто чудесно! Если папа в хорошем настроении, с ним можно говорить обо всём, хотя бы о том, когда он был маленький. А с мамой мы делаем разные вкусности, вроде тартинок на спичках или бисквит со взбитыми сливками. А иной раз зажигаем свечи и выключаем люстру — и на душе становится празднично и чуть страшновато, так что я опасаюсь одна далеко отойти от стола. Папа любит рассказывать при свечах всякие ужастики, которые он слышал, когда ходил в школу: о чертях, о привидениях, о «чёрной руке». Мама на это качает головой и говорит: «Ну ты до сих пор мальчишкой остался!», но по её лицу видно, что она не сердится. Как здорово было бы, если бы мы все разом оказались детьми: мама, папа, Хелен и я. Мы вместе играли бы в старинные игры, о которых рассказывала мама: в «Да и нет не говорите, чёрное с белым не берите», в «Море волнуется» и в разбойников. А Имби в наказание была бы взрослой, готовила бы нам еду и стирала бельё. И бабуля помогала бы — ведь она, наверное, не смогла бы стать ребёнком.
Хелен сказала, что идея ей нравится, но так жить нельзя: кто бы нам давал деньги на мороженое? Имби столько не заработает! А бабуля нам не позволяла бы есть мороженое. Всякий раз, когда об этом заходит речь, она говорит: «Милое дитя, покупая мороженое, заодно надо и гроб купить. Нет, я вашей смерти не желаю!»
Мама уверяет, что бабуля твердит эти слова уже тридцать лет — когда мама была маленькой, бабуля ей вообще не позволяла есть мороженое, хотя тогда продавали чудесное мороженое в чудесных вафельных трубочках. Только раз, когда бабуля пошла в рыбный магазин, а маленькую маму оставила ожидать на тротуаре, мама увидела рядом с мусорным ящиком слегка надкусанную вафельную трубочку с наполовину растаявшим мороженым, она её сразу подобрала и съела. Вкусно-то как было! Подумать только, мама этот свой секрет скрывала от бабули почти тридцать лет! Бабуля у нас вообще такая порядочная и строгая, мы все её немного побаиваемся.
А папа в детстве жил в деревне, и в сельской лавке мороженое продавали очень редко, так что теперь наша семья навёрстывает упущенное. Даже Дева любит лакать растаявшее мороженое. Имби, конечно, пока не даём, и так ей и надо! Пусть вертится в своей кроватке. Вчера она два раза перевернулась с живота на спинку, и об этом пустяке шёл разговор весь вечер, а мама даже пошла звонить бабушке о большом достижении малютки. А когда я трижды сделала сальто и при этом больно ударилась головой о шкаф, меня отругали: «Большая девочка, а глаз нету!».
— Альбом для стихов Майму! — закричала Хелен и бросилась к Деве. Дева решила, что с ней играют, и скрылась в прихожей. Хелен побежала за ней и скоро вернулась в слезах.
— Посмотри, что твоя дворняга наделала. — Хелен сунула песенник мне под нос. — Что теперь делать?
Мягкая розовая обложка была вся в следах маленьких зубов, а страницы смяты и изгрызаны. А плутовка Дева сидела на пороге кухни и думала, что ловко пошутила.
— Я тебе! — погрозила Хелен щенку.
— Щенята постоянно что-то грызут, — улыбнулся папа. — Когда я был маленьким, наш Барбос сожрал половину моего учебника по математике. Сколько неприятностей было в школе! К счастью, в наше время мы покупали учебники, а не получали их бесплатно в школе, как сейчас.
— Зачем ты плачешь попусту! — утешала мама Хелен. — Я давно тебе говорила, что эти альбомы для стихов — глупость. Они давно вышли из моды.
— Но это альбом Майю, — всхлипнула Хелен. — В нём половина девчонок нашего класса что-то написала, и «бешки» тоже.
— Какие такие «бешки»? — спросила я.
— Девочки из параллельного «б»-класса, — сердито отозвалась Хелен. — Ну вот, ты своего добилась! Ты специально привела эту скотину в дом, чтобы опять поссорить меня с Майму. Только вчера мы помирились и обменялись альбомами. Даже салаги рисовали для Майю картинки и писали — и при этом альбом оставался чистым и невредимым. Но разве в нашем доме какая-то вещь уцелеет?
— А салаги кто? — удивилась мама.
— Первоклашки, недомерки из первого класса.
Папа усмехнулся:
— Подумать только, сейчас выяснилось, что мы с тобой не знаем родного языка. Вчера мы слышали, что Дева — клёвая собака, сегодня ты говоришь о каких-то салагах.
— Клёвая — это замечательная, — сказала мама.
— В наше время говорили: «жутко хорошенькая!».
— В наше время сказали бы «собака — зашибись!».
— Вот-вот, зашибись! — возмутилась я. — Когда собачка ведёт себя хорошо, то она «наша Дева» и «наш миленький щеночек», а как провинится, так сразу «Кристийна привела собаку в дом», «Кристийнина дворняга»! У меня, если хотите знать, ни одного альбома для стихов, обо мне в этом доме никто не заботится!
Папа с мамой переглянулись. Мама кашлянула и сказала:
— Честно говоря, я в принципе против таких альбомов. Но зная, что он тебе так необходим, я купила тебе альбом — думала, что подарю на день рождения. Такой же розовый, как у Майю.
У мамы в гардеробе есть тайное местечко, где она хранит все подарки. Я давно туда не заглядывала. Я с радостью обняла её и сказала:
— Ты, мамочка, будешь первой, кто что-то нарисует мне в альбом.
Хелен сердито смерила меня взглядом:
— Таким соплячкам, как ты, альбом незачем. Кому ты его дашь?
— Клаарике, и бабуле, и… может быть, тебе, если будешь хорошо себя вести!
— Да, а альбом Майю совсем пропал.
— Покажи, — попросила мама. — Может быть, удастся разгладить страницы утюгом.
— Нет, всюду следы зубов. Наверное, собаки любят грызть пластмассовые обложки. Ах, какие стихи:
— А в самом деле, почему Майю холодна к этой Марине?
— Вовсе не холодна, они вместе ходят на фигурное катание. Это она просто так, для рифмы.
— «Ржавеет сталь, а роза вянет, Моя ж любовь слабей не станет», — прочла мама следующий стих. — Подумать только, время полетов в космос и телевидения, а стишки те же, что двадцать лет назад. А сочинены, небось, ещё при царе Горохе. «На пасмурном небе ночью звезду никак не найти, друзей редко встретишь на жизненном ты пути…» Ха! И в моём альбоме был такой стишок!
— Ах, у тебя, значит, тоже был альбом! — удивилась Хелен.
Отец рассмеялся, мама покраснела и начала оправдываться:
— Тогда время было другое. А тут кто-то с ошибками написал:
— Это Кайя написала, она больше в нашей школе не учится, — пояснила Хелен.
Мама продолжала листать несчастный альбом:
— «Хочу, чтоб ты это знала: эстонкой будь на века. И эти стихи писала эстонской девы рука. Флёр». Ну да. Типично эстонское имя! Кто эта Флёр?
— Не Флёр, а Флё-эр. Пишется Fleur. Эта наша новенькая, с такой клёвой прической!
— Fleur — слово французское, и означает цветок, — пояснил папа. — Но ведь каждый волен называться тем именем, какое ему дали!
Мама ушла в большую комнату и долгое время рылась в ящике письменного стола. Кто бы мог подумать, что мама прятала там свой старый альбом! Он был совсем не такой, как теперешние: тоньше и меньше, и на обложке была картинка с незабудками. Мы с большим интересом начали листать мамин альбом. А папа спокойно сидел в кресле, посасывал трубочку и улыбался про себя.
— Смотри, совсем, как у меня:
— удивилась Хелен.
Альбомчик, милый, берегись, к мальчишкам ты не попадись.
Ведь у мальчишек злые лица, они испачкают страницы.
— О, это мне нравится! Это я напишу Майю в альбом! — воскликнула Хелен. И вдруг посерьёзнела: — Но ведь альбом Майю испорчен. А я дала честное слово, что завтра верну его ей. Что делать? Может быть, завтра я прогуляю уроки?
— У меня есть идея, — сказала мама, чуть покосившись на меня.
У меня в животе похолодело: опять они задумали что-то против меня!
— Я завтра куплю Кристийне новый альбом, а этот ты отдашь Майю, — посоветовала мама.
— Кристийна, ты сможешь обойтись ещё один день без альбома для стихов?
— Так я и думала! — завопила я. — Опять Кристийна! Когда нужно доносить чьи-то старые сапоги, так Кристийна! Когда бабуля приносит из лавки штаны с начёсом, тогда опять: «Кристийна — домашний ребёнок, пусть носит!» Нет, я не смогу прожить без альбома ни часа, даже ни секундочки, и всё, вот!
Но и на этот раз получилось как всегда. Хелен обещала отдать мне свою наклейку с Красной Шапочкой, а мама поклялась, что не позднее дня рождения купит мне новый альбом, а моя красивенькая книжечка в розовом переплете ушла к Майю. Хелен пришла ещё одна удачная мысль: она пронумеровала страницы нового альбома, как у Майю в старом: страницы под номером тринадцать не было, зато номер пять повторялся дважды. Затем она скопировала рисунки из старого альбома через абажур настольной лампы. О чудо! Мне позволили скопировать одну картинку с Буратино! Хелен даже обещала, что когда она завтра получит от Майю свой альбом, то я смогу нарисовать ей на память картинку — при условии, что это не будет молодая собака на кривых от слабости ногах. Хелен потратила много времени, пока переписывала и перерисовывала все стихи и картинки.
— Кай должна быть мне благодарна за то, что я переписала её стишок без ошибок, — похвалялась Хелен. — А эта Пийбе просто дура. Посмотри, что она написала:
Мама засмеялась:
— Дырка в желудке — хороша вечная память! А мне соседка по парте Линда написала:
— Вообще-то у меня были каштановые прямые волосы. Как я могла быть блондинкой, да ещё с чёрными локонами? А с «локонАми» — это для рифмы.
— Мама, но ведь у тебя есть локоны! — возразила я.
— Конечно, я вчера только ходила в парикмахерскую, — улыбнулась мама.
— Ну вот, а теперь зубы! — вздохнула Хелен.
— Зубы? — встревожилась мама. — Болят?
— Нет, — махнула рукой Хелен, — я вовсе не про те зубы, я про Девины. Почерк учительницы я не смогу подделать.
— Я говорила тебе, отдать Майю чистый альбом, пусть она сама просит всех написать и нарисовать ей заново, — рассердилась мама, читая через плечо Хелен:
— Почерк похож на папин… Папа, иди-ка сюда, сделай доброе дело!
Но отец смотрел новости по телевизору и не соглашался помочь Хелен. Однако Хелен и мама ныли до тех пор, пока он со вздохом не взял ручку и не написал: «Серебра светлей, дороже золотых сокровищ мира признаем мы мудрость… „Калевипоэг“. Классная руководительница».
— Как низко я пал, — покачал головой отец.
— Пишу в альбом школьнице строки из «Калевипоэга». Чтобы это было в первый и в последний раз!
— Но маме в альбом ты писал! — возразила Хелен.
— Когда у мамы был такой альбом, мы с ней ещё не успели познакомиться, — махнул рукой отец.
— А кто на последней странице написал: «Кто любит более тебя, пусть пишет далее меня!»? И не оставил места.
— Мне дадут в этом доме спокойно послушать новости? — сердито спросил отец.
— Оставьте отца в покое, — сказала мама. — Я не помню даже, кто из подруг мне написал эту глупость.
— В самом деле, мама, эти альбомные стишки совершенно дурацкие, — сказала Хелен, краем глаза подмигнув мне. Она хотела меня утешить, так как я осталась без альбома. Но хотя я ещё не все буквы знаю хорошо, я догадалась, что стишок на последней странице альбома Майю написала Хелен: «Кто любит более тебя…» А под стишком она нарисовала флажок и две руки, пожимающие друг друга. На одной руке было написано «СЧАСТЬЕ», а на другой «ДРУЖБА». Ногти Хелен раскрасила в морковный цвет.