В октябре, бывает, стоят чудные дни: благодатные и благодарные, с ясной тихой погодой, когда парящие на ветру серебристые паутинки искрятся, отрываясь от веток, летят, игриво кувыркаясь, нежась в лучах солнечного света. Когда пышное убранство сбрасывающих листву деревьев играет всеми оттенками красок, радуя глаз и объектив фотоаппарата, соревнуясь друг с дружкой в пестроте нарядов. Драгоценные мгновения осени.
Но бывают в октябре дни иные. Непредсказуемые. Грязные и мрачные, с мелкими надоедливыми дождями — карой с небес. Дни, от которых некуда укрыться, а даже если укроешься, везде будешь чувствовать себя сыро и неуютно. Дни, в которые ноги люто мерзнут даже в очень теплых носках и под пледом, дни, которые созданы для того, чтобы их тихо ненавидеть, чтобы отчаянно желать стереть их из памяти. Которые чесоточно хочется наградить самыми нелестными эпитетами. Как раз в один из таких дней Макс, скорее всего, на свет и появился.
Подарок ему я приготовила загодя, еще в сентябре. Сделала его своими руками. Вот так банально. Ну, в самом деле, что еще можно подарить человеку, у которого все есть, чьи самые безумные фантазии окружающие исполняют по щелчку пальцев? Вот и сегодня дядя угодил ему: с раннего утра на подъездной дорожке красовался, обтекаемо отливая на солнце, двухместный люксовый спорткар. Едкого канареечно-желтого цвета. Как раз под стать Максу. Конечно, он пришел в полный восторг от своей новой дорогой игрушки, радовался, как ребенок, с опаской прикасаясь, примерял на себя, заглядывал внутрь, стремясь поскорее рассмотреть все детали роскошного интерьера.
А потом — я вместе со всеми не вышла, наблюдала из окна второго этажа, прижавшись лбом к стеклу — они с отцом, не сговариваясь, запрыгнули в низкое купе, наверное, решили сделать почетный круг по району. Тетя так и осталась стоять у дома одна. Обняла себя за плечи, тихонько вздохнула, провожая их затуманенным взором. Мне стало жаль ее. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем она думает: как же быстро ее сын стал совсем взрослым.
Я хотела отдать подарок первой, чтобы отмучиться сразу, но Макс спустился прежде, чем я собралась с духом и решилась постучать в двери его комнаты. Та часть коридора все еще оставалась для меня нехоженой запретной территорией. А дальше случился автомобиль и затянувшийся тест-драйв: именинник без малого полдня без передышки колесил по округе на пару с одним из своих приятелей, должно быть, кадря для галочки всех окрестных девчонок, а может, просто разгоняя болид на трассе до межгалактических скоростей, чтобы испытать технику на прочность.
А сразу после обеда к нам в гости заглянула пожилая соседская чета, и удобный момент снова был упущен. Макс под шумок куда-то улизнул, а взрослые надолго расположились в гостиной, чтобы обговорить детали предстоящей совместной поездки. Сегодня вчетвером они отправятся на побережье, чтобы не мешать сыну развлекаться. Поскольку дом оставался в полном распоряжении Макса, вечером намечалась небольшая тусовка — для близких друзей. Тетя с дядей планировали провести у моря весь уикэнд, а не только пятницу. Они, конечно, зазывали в поездку и меня, но я решительно отказалась: я здесь не пропаду, к тому же, зачем собаке пятая нога?
Наконец, мы все торжественно собрались на дорожке перед домой, наблюдая за тем, как дядя, качая головой и что-то неразборчиво приговаривая под нос, грузит объемную сумку в багажник.
Тетя ненадолго задержалась рядом с сыном, чтобы отдать последние распоряжения. Разумеется, на прощание Максу было строго наказано:
— Только не теряй Нику… нравится тебе или нет, пока мы в отъезде, за нее отвечаешь ты… — мы оба как по команде раздраженно закатили глаза, но досталось Максу, — не кривляйся, Максим, не кривляйся. И… поосторожнее с выпивкой. Знаю я эти ваши пьяные гулянки… после твоих друзей хоть святых выноси.
Макс дежурно пообещал матери, что пьянка пройдет без сучка без задоринки, а меня он уж точно из виду не потеряет. В подтверждение своих слов даже шутливо приобнял за плечи, чем вызвал у меня легкую оторопь. А едва мы с ним вернулись в дом и закрыли за собой двери, благополучно о своем обещании забыл. Я не была в обиде, конечно, и без его присмотра проживу, не маленькая.
Не прошло и часа, на пороге появились ранние пташки. Прислугу на сегодня отпустили. Информация о том, что все взрослые отчалили, по оперативным каналам распространилась молниеносно. Погода за окном стояла комфортная, сухая и для последних дней октября сравнительно теплая, поэтому эпицентром веселья должна была стать зона отдыха с диванами рядом с бассейном. Я безразлично наблюдала, как лужайка постепенно заполняется прогрессирующей молодежью. Мне же лучше, сам дом останется сравнительно пустым… а после того, как все закончится — еще и чистым.
Скоро у бассейна уже было не протолкнуться, а ведь там чилили под музыку только его «самые близкие друзья», и народ все продолжал подъезжать, напор прибывающих и не думал стихать… Когда только Макс успел стать в этих краях таким популярным? Его заваливали подарками, придушивали в объятиях, путались под ногами, обращались, дергали, только и успевай налево и направо улыбаться и острить. Макс не жаловался, справлялся на ура.
А скоро, наконец, я увидела ту самую Лану. Как раз накануне они с Максом в очередной раз помирились, такое вот совпадение. Я с интересом разглядывала из окна эту девушку. Его девушку. Милана. Придраться было не к чему. Моя полная противоположность. Высокая, жгучая брюнетка с идеальным каре. Черные, как смоль, волосы, гладкие и блестящие, заставляли переливаться ее чистую белую кожу, а может, она просто умело нанесла на лицо хайлайтер. Изящную тонкую шею подчеркивал стильный чокер, джинсы сидели на стройных бедрах безукоризненно. Красивая и желанная. Высший класс.
Конечно, Макс вышел навстречу, и она ринулась летящей походкой ему на шею в таком эмоциональном порыве, будто расстались они не накануне поздно вечером, а как минимум пару лет назад. Под сердцем жалобно заскребло, слишком долго и искренне они не отрывались друг от друга, но я не опустила жалюзи, не отвернулась, с каким-то болезненным вниманием продолжая наблюдать, вконец растравив себе душу. Наверное, это патология. По крайней мере, что-то от психического отклонения в этом определенно есть.
Наконец, она нажала на его затылок, заставив наклонить голову, что-то жарко зашептала на ухо, многозначительно улыбаясь. Не знаю, что она там щебетала, но Макс как-то уж слишком двусмысленно ухмыльнулся. Не удивлюсь, если гвоздем программы ему был обещан приватный танец на шесте.
К слову, девушка так и продолжала виснуть на нем, как на вешалке, практически весь вечер: теребила, заглядывала в лицо, все время искала губами его губы, словно хотела подчеркнуть всем и каждому, Макс принадлежит лишь ей одной. Да разве на него кто-нибудь покушался? А сам он, хоть и не поощрял, но все же позволял ей делать все, что вздумается, не прогонял от себя, не одергивал, и, кажется, в целом выглядел… довольным.
Лана, бесспорно, стала признанной королевой вечера, украшением пятничной вечеринки, что совсем скоро грозила перерасти в безудержный субботний шабаш. Его гости, как и опасалась тетя, напивались беспечно и стремительно, зажигательная гулянка быстро набирала обороты. Оглушительная заводная музыка разрывала мозги на молекулы, плавя уши аккордами и басами, весь этот народ радостно гудел, а ведь еще даже не стемнело. Конечно, я могла бы спуститься, присоединиться к ним, и меня бы не прогнали, вряд ли даже заметили мое появление, но что-то внутри уверенно подсказывало: я не найду себе там места.
В который раз нащупала в кармане подарок, сжала крепко. Значит, отдам ему позже. Максу сейчас не до меня. Неудивительно, что он забыл о моем существовании, не обратит внимания, даже если подойду, не услышит, что захочу сказать… и никогда не посмотрит на меня так, как он смотрит на нее. Хрупкие — вот-вот переломится в талии — высокие брюнетки с идеальным тоном кожи, длинноногие, чувственные, сговорчивые — его идеал, подумалось горько, вот какую девушку хочет видеть рядом с собой Макс Ярцев. Ну, а я… Этот мир безжалостно прошелся по мне, потоптавшись на сердце заляпанными грязью сапогами.
Поразмыслив, я решила выйти на воздух, проветрить голову, а заодно прогуляться по лесу, пока светло. Я ведь ни разу не выходила за черту поместья, хотя Макс бывал там каждый день. Спустилась в цокольный этаж, через дверцу в гаражной ролете выбралась наружу, по счастливой случайности по пути никому не встретившись.
Весь последующий час, а может, и два, неспешно бродила по ароматному насту среди высоких деревьев, нагибалась, придирчиво выбирая, складывала из листьев букеты — хвостик к хвостику. После беспощадно развеивала их на краю оврага. Сизифов труд. Но спускалась в лощину и собирала снова. Как заведенная. Потом, утомившись от глубоких реверансов, пустилась в путь: шагала случайными лесными тропами до боли в щиколотках, до вспотевшей спины, избавляясь от дурной энергии, подспудно, чтобы чем-то занять мысли, пытаясь угадать, какую из дорог под ногами привычно избрал для своих утренних пробежек Макс.
Возвращалась неохотно, когда в спину, подгоняя, уже стыло выдыхали из кустов сумерки. Я не боялась заблудиться, дорогу назад нашла без особого труда: как долбят басы, было слышно издалека, да и фонари горели меж стволов приметно, будто маяк кораблю. Подходя ближе, решила пройти другой незаметной тропой, не ошиблась — дорога вывела меня, извиваясь змеей на ухабах, прямо на лужайку с хозпостройками. Назад я рассчитывала вернуться этим безопасным путем, Максу вовсе не обязательно знать, что я ненадолго выходила.
В отличие от моря огней, маняще озарявших территорию вокруг бассейна, на этой стороне дома было сравнительно темно и очень тихо. И все же каким-то шестым чувством я угадала чужое присутствие. Недовольно ускорила шаг, не хватало еще нарваться на телячьи нежности какой-нибудь отбитой парочки, но через мгновение меня догнал ЕГО голос. Раздраженный. Ершистый.
— Еще десять минут, и я был готов возглавить масштабную поисковую операцию. Почему не сказала мне, когда уходила? Какого черта ты вообще шатаешься по лесу в потемках? Приключений ищешь?
Макс был один, стоял, спиной подпирая стену с той стороны сарая, что была обращена к лесу, в руке теплился красный огонек — тлеющая сигарета? Я в сомнении подошла ближе, туда, где меня настигло невесомое облачко сигаретного смога.
— Не знала, что ты куришь, — вырвалось. Курение не вызывало у меня отторжения, нет, но все же я была удивлена неприятно.
Макс это заметил, показательно затянулся, выпуская вверх колечко голубовато-сизого дыма.
— А что вообще ты обо мне знаешь?
Я знала о нем многое, потому что слишком многое замечала, но промолчала. Показалось, вопрос был риторическим. А он продолжал сверлить меня хмурым взглядом.
— Ты не ответила. Где ты была?
— Просто прошлась… прогулялась…
— Пешком до города и обратно? Почему так долго?
Это уже начинало смахивать на допрос. На распекание неразумного дитя. Мне стало обидно. Кем он видит меня? Я ребенком себя не считала. Не в его глазах. Разозлилась.
— А сам-то ты что здесь делаешь, Макс? Почему стоишь здесь… один, когда там веселятся все твои друзья? — суетливо махнула рукой в сторону полянки, откуда непрекращающимся эхом над округой вились веселые разноголосые крики, — это же твой праздник!
— Праздник… ну, да, — как-то странно усмехнулся, делая новую глубокую затяжку, — а может, мне захотелось немного отдохнуть от своего… праздника? Послушать тишину? Скажешь, нельзя?
— Не скажу, — я нахохлилась от свежего вздоха осени, пахнувшего из глубины леса, — пожалуй, пойду в дом… не стану тебе мешать…
— Ты мне не мешаешь… Я, в общем-то, не против… компании.
Это не выглядело, как приглашение, и за намек это принять было невозможно, но все же я остановилась, нерешительно повернулась, так же нерешительно подошла к нему, встала поодаль, завела руки за спину, прикоснулась к дощатому боку, опираясь. В принципе, недолго постоять здесь можно. Несколько минут потраченного времени… они ведь ничего не решают, эти несколько минут… наедине…
Лес смотрел на нас, и мы без долгов возвращали ему эти взгляды. Макс курил. Молча. Привычно. Как робот. Только поднималась и опускалась рука, сгибаясь в локте. Наверное, и вправду пришел сюда, чтобы насладиться тишиной. И все же я чувствовала, время от времени он бросал на меня короткие взгляды, но не поворачивалась, чтобы ненароком не разрушить образ, успевший угнездиться у меня в голове. В этом молчании… мне было непривычно видеть Макса другим: отстраненным, задумчивым… одиноким. Не таким, как привыкла — столкнулся со мной, сострил, позабавился, отбрил — и порядок. Сейчас он выглядел так, будто действительно способен мыслить, чувствовать, что-то понимать, о чем-то сожалеть, грустить… Совсем как обычный человек… без особенностей…
Воздух вокруг нас сгущался, чернел, углублялись тени. В головокружительной синеве факелами готовились вспыхнуть первые звезды. Надвигаясь прямо на нас, из чащи начинал выползать туман, волоча за собой гнилую болотную сырость, впрягался, усердно распахивая низину, в которой расположился поселок, так что я уже не жалела, что перед выходом догадалась одеться потеплее.
Повела плечами, застегивая куртку.
— Замерзла? — его внезапному беспокойству не удивилась, только отрицательно покачала головой. Или это была забота?
Окурок, наконец, оказался в траве, где был безжалостно раздавлен.
— Кстати… — вновь нарушил Макс хрупкую тишину между нами, — ты ничего не забыла? — и я, наконец, повернулась к нему, чтобы услышать продолжение, — ты еще не поздравила меня с днем рождения. Только ты одна и не поздравила… — словно бы с упреком, — можно поинтересоваться, почему?
Странно, что он об этом сейчас вспомнил, спросил… но Макс ждал ответа. А Макс долго ждать не любил.
— Не знаю… наверное, ждала подходящего случая. Но не дождалась… Ты мегапопулярен сегодня, Макс, сам знаешь, — поддела намеренно, чтобы скрыть неловкость, кроме того, это ведь была правда.
— Ну, вот и дождалась… — оценив откровенность, негромко отозвался он, — это он, куколка. Тот самый… подходящий случай.
Никогда не имела привычки медлить, вот и сейчас не стала препираться, мне действительно хотелось покончить с этим разом, давно ведь хотелось, с самого утра. Как хорошо, что подарок со мной. Потянулась, вытащила браслет из кармана. Нетвердой, вдруг вспотевшей рукой. Макс, не отрываясь, следил за моими действиями. И от его взгляда… сердце в груди немного ускорило бег, запинаясь, а в горле почему-то стало очень сухо.
— Ну, вот… Макс… это… — сбивчиво принялась объяснять.
— Я знаю, что это, — перебил он, продолжая изучать мое лицо, — оберег на удачу. Я угадал? — я подтвердила, — видел такие в Тайланде. Ты его там купила?
— Нет… — неожиданно мучительно покраснела. Почему эти простые слова даются мне так трудно? — этот я… я сама для тебя сплела.
— Для… меня? — я кивнула, — ты сплела талисман… для меня? — удивленно переспросил Макс, — это… круто… Нет, это действительно круто, я не шучу, — держа веревочку на ладони, я смущенно вытянула руку, чтобы он смог, наконец, забрать подарок, но Макс не торопился. — Повяжешь его мне? Ты должна сама его повязать, если, конечно, и правда желаешь мне счастья… Ведь желаешь? Надеюсь, у тебя нет дурного умысла, и назавтра я не отброшу коньки?
— Конечно же, нет, — возмутилась я, — если и отбросишь, точно не из-за моего браслета. В общем… я желаю, Макс… я правда желаю тебе счастья и… так что… с днем рождения тебя… вот.
— Спасибо.
Чтобы обернуть сплетенные в единую тесьму нити вокруг его запястья, пришлось подойти ближе. Значительно ближе. Здесь, в тени сарая, в сгущающихся сумерках, видимость была похуже, и манипуляции мне пришлось проводить почти вслепую, но почему-то никто из нас не предложил другому обогнуть постройку, выбраться на свет, чтобы облегчить дело. Я смущалась из-за того, что наши руки соприкасались, но Макс, опустив глаза, смотрел только на то, как двигаются мои пальцы, и поэтому все закончилось очень быстро.
— Так, — он одобрительно повертел ладонью, поправил браслет, бережно пригладил торчащие кончики, — с этим мы разобрались. Ну, а теперь… поцелуй.
— Что? — я решила, что ослышалась.
— Поцелуй, — с серьезным видом повторил Макс, — без поцелуя никак нельзя. Иначе не видать мне удачи, как собственных ушей. Ты же этого не допустишь?
— Ты только что это придумал… — убежденно заявила я, отступая, — не припомню, чтобы монахи в Тайланде кого-то целовали, когда повязывали веревочку.
Макс согласно рассмеялся, но с курса не сбился.
— Ну, а подношение? Что насчет жертвы храму? Это обязательное условие, помнишь? Так что… придется тебе все-таки пожертвовать чем-нибудь ради благого дела. Видишь, я не привередлив. Но… желание именинника — закон, ты же не будешь с этим спорить? Всего один поцелуй… не слишком большая жертва, правда? Ты же сама сказала, что хочешь сделать меня счастливым. Ведь хочешь? Ну, так… делай.
Он стоял, склонив голову к плечу, в ожидании каких-то действий от меня, насмешливо глядя, как я нервно тереблю собачку молнии. И судя по всему, помогать не думал. Проблема была в том, что, даже собравшись с духом, я понятия не имела, с какой стороны к нему подступиться, и мялась, не решаясь сделать первый шаг. Я ведь прежде никогда ни с кем не целовалась. И теперь, когда он полностью переложил ответственность на мои плечи, растерялась совершенно. К тому же где-то в глубине души продолжал точить червячок сомнений, что если Макс все же шутит. Я шагну к нему, а он поднимет меня на смех, выставит глупой дурочкой… а ну, чего доброго, поделится тем, как удачно подшутил надо мной, со своими приятелями…
Никто из нас не заметил, что уединение нарушено, пока прямо над головой не грянуло:
— Макс, ты на звонки когда-нибудь пробовал отвечать? — вихрастый Руслан появился совершенно неожиданно для обоих, вынырнув из-за угла. Я излишне резко прянула в сторону, чем, конечно, вызвала у него добрую усмешку. — Тебя там Лана повсюду ищет. А ты чего… здесь…
Я увидела, что Макс поморщился при упоминании этого имени. Я это очень хорошо разглядела. Нехотя оттолкнулся от стены, выходя из тени, больше не глядя на меня.
— Ну, и чего на этот раз хочет Лана?
— Тебя. Чего она еще может хотеть-то? — и Руслан зачем-то подмигнул мне. — Кстати, у Темыча созрело одно гениальное предложение. Как смотришь на то, чтобы до утра зависнуть в клубе? Завалимся сразу в «Апогей», для нас там держат местечко. Еще держат, но надо поспешить, у них сегодня аншлаг… Оттянемся по-взрослому? Только для избранных, а? Сейчас по-быстрому здесь утрясем, рванем… оторвемся…
Разговаривая, они вместе двинулись в сторону дома. Но через несколько шагов Макс неожиданно обернулся через плечо. Заметив, что я продолжаю одиноко стоять в тени сарая, сказал на удивление мягко:
— Заходи внутрь, не мерзни здесь долго… Только не забудь поставить дом на охрану, когда все разойдутся, ты же помнишь, как это делается? Я вернусь завтра…
***
Макс свое слово сдержал. Не то, чтобы я ждала до рассвета, не смыкая глаз, чутко прислушиваясь к каждому постороннему звуку извне, но я впервые ночевала одна в этом большом притихшем пустующем доме и, откровенно говоря, одной здесь мне было не по себе. Все эти странные шорохи… скрипы. Случись что — и позвонить некому. Тетя с дядей не близко, а Макс… да я ведь даже номера его телефона не знаю, как-то в голову до сих пор не пришло с ним обменяться контактами.
К утру, когда он так и не явился, мне сделалось совсем грустно: значит, и впрямь решил на славу покутить. Да уж, двадцать второй день рождения, вероятно, отпечатается в его памяти навечно. Как и в моей. Напряженно глядя в пространство, слушала, как снова начал накрапывать дождик за окном, как он быстро усилился, нетерпеливо барабаня по крыше гостевого домика, по шиферу старенького сарая, потом — косыми острыми стрелами — стал резать по стеклу. Теперь дорогой подарок, спорткар, забыто мок внизу. Макс даже в гараж не потрудился его загнать накануне, все перед гостями хвастал.
Вздохнув о том, что время сна так бездарно упущено, я тяжело поднялась, расправляя постель. Захватив с полки чистое белье, побрела в ванную, чтобы принять контрастный душ, хоть как-то взбодриться. Ночь была долгой, мне никто не мешал выспаться, а я почему-то чувствовала себя, как выжатый лимон.
Когда с водными процедурами было покончено, задерживаться не стала, наспех завернувшись в толстый банный халат, выскочила в коридор, торопясь вернуться в комнату, чтобы одеться потеплее: в холодное время года я всегда отчаянно мерзну, а распаренное тело уже начинало остывать, да и мокрые волосы только прибавляли неприятных ощущений. Выскочила и… угодила прямо в объятия Макса.
Моему внезапному появлению он удивился не меньше, от неожиданности попятился, сделав пару шагов назад вместе со мной, но рук не разжал, так что мы вместе достигли стены, куда я его впечатала своим телом, как боевая торпеда.
— Стоп, стоп… — услышала над головой его протестующий смех, он шутливо поднял руки, пока я полулежала на нем, — вот это напор! Ты сразила меня наповал, куколка… а такое со мной не часто случается.
Его веселья я не разделяла. Поспешно отодвинулась, отступила, под нос бормоча извинения. Все это заняло какие-то доли секунды, но я не могла не почувствовать: от Макса чудовищно разит алкоголем. Судя по всему, ночь он провел, опрокидывая в себя стакан за стаканом. Без остановки.
Опомнившись, нервно схватилась за ворот, плотнее стягивая края на груди, приводя халат в порядок. Он продолжал откровенно изучать меня, ничуть не стесняясь, с той особой пьяной кривой ухмылкой, которая заставляет все больше нервничать. А ведь я была не одета. Попыталась молча протиснуться мимо. Макс не захотел пускать, но, отдернув от него руку, точно обжегшись, мне почти удалось избежать нового контакта.
— Не спеши… эй, куда ты так спешишь? — в нем проснулся дремлющий азарт охотника, принялся догонять, — да постой же, не съем я тебя… чего убегаешь?
В попытке снова поймать мой локоть его кинуло в сторону. Макс довольно рассмеялся, вновь цепляя стену, а потом и тормозя в нее, как будто этим можно было гордиться, а я разозлилась на себя за то, что первым безотчетным порывом было — помочь.
Взявшись за ручку своей двери, и оттого почувствовав себя более уверенно, решила, что ситуацию пора брать в свои руки.
— Макс, ты лучше это… иди к себе. Ложись… выспись. Ты же на ногах едва держишься…
Он усмехнулся себе под нос, подошел, действительно, облокачиваясь о стену — плечом, а потом и головой. Смотрел сверху вниз сквозь полуопущенные ресницы. Какие, оказывается, у Макса красивые загнутые ресницы. В глазах лучисто искрился хмельной задор, из них не до конца выветрились веселье, кураж, с которым он прожигал эту ночь.
— Так я и шел к себе… а тут… ты… — вдруг потянулся, словно собирался коснуться моих волос, но передумал, — давно хотел спросить… а это… твой натуральный цвет?
— Ну, да, — я настороженно следила за его рукой, вопрос показался мне странным и неуместным, как и его внимательный взгляд, — я ведь не крашу волосы.
— Правильно делаешь. Тебе и не надо, — с загадочным выражением лица выдал Макс, все-таки убирая прядку моих волос за ухо. — Если покрасишь — я тебя накажу.
— Неужели? — мне пришлось прочистить горло: собиралась съязвить, но нужные слова не шли на ум, а вот в горле почему-то снова пересохло. Он это понял. Темные брови изогнулись, и губы — в усмешке. Я кашлянула снова.
— Макс, знаешь… тебе действительно лучше сейчас отправиться спать, а я… мне надо одеться… Холодно… и у меня нет… желания здесь замерзнуть…
Он перехватил мою руку, когда я почти открыла дверь. Другой рукой толкнул дверь обратно.
— Кстати о желаниях, куколка… ты мне кое-что задолжала, помнишь?.. Нет?
Лениво, без труда подтянул к себе, так что вынужденно приблизилась. Судя по игривому настрою, Макс твердо решил напоследок развлечься. Но для финального аккорда нужны были двое.
— Я не прощаю тебе этого долга… так что… сейчас мы с тобой… будем… целоваться…
Я слушала, и не понимала, что слышу. Будто столбняк нашел. А он уже навис, упершись ладонью в дверную коробку рядом с моим ухом. Давил. Стоял нетвердо, чуть покачиваясь, не отводя блестящих глаз. И снова запах алкоголя, он ударил в нос, под ребра, сбивая дыхание, потом окутал, будто коконом обернул, проникая во все поры, глубже, ниже… но еще… еще я теперь отчетливо различала тонкий, приторно-сладковатый запах — запах чужих женских духов от него…
Кажется, он был им пропитан. Везде. На его одежде, на руках, шее, в небрежно распахнутом воротнике рубашки, даже у него под кожей — этот чужеродный запах. Он забивал его собственный, вытесняя, владея, соперничал с ним. Должно быть, совсем недавно Макс точно так же зажимал другую девушку: Лану, тянущуюся к нему за новой порцией ласки… И говорил похожие слова, и даже смотрел похоже: самоуверенно, дерзко… так призывно…
Он надвигался грозовым фронтом, все ближе: еще немного, не увернусь… Я испытала дурноту. Выходя из-под гипноза его глаз, отчаянно задергалась, ужом извиваясь, лишь бы избавиться от его неразборчивых пальцев. Все это ненастоящее — ничего не стоящая дешевая подделка прямиком с блошиного рынка!
— Уйди. Отойди. Фу! Не могу. Ненавижу, — со всей силы толкнула в грудь, — ненавижу!
Зажмурилась крепко, но разве можно, закрыв глаза, избавиться от своих ощущений, от его присутствия, от этого незнакомого чужого женского запаха… как полумертвую бабочку за крылья, накрепко пригвоздивших меня к стене? Между сжатых ресниц просились слезы, и я сомкнула веки крепче, надеясь не выпустить наружу, не показать ему, насколько уязвлена. И почему меня это так зацепило?
Кажется, поначалу Макс немного растерялся, отодвинулся, для устойчивости продолжая опираться ладонями в стену, не вполне понимая, как устранить неожиданное препятствие, словно не знал, как действовать, если отказывают. Другого решения искать не захотел… или не в состоянии был. Пару раз усмехнувшись, легонько щелкнул меня по носу — не больно, в самый раз, чтобы мозги встали на место, взъерошил мои влажные волосы, как котенку загривок, дурачась:
— Ого, сколько эмоций, куколка. Нет? Ну, нет, так нет… Я разве настаиваю?
И все. Расслабленной гуляющей походкой отправился дальше по коридору. Как ни в чем не бывало. Забыв про меня. Слушала его удаляющиеся шаги, потом и смотрела. Наконец, за ним захлопнулась дверь, и все стихло.
Я осталась в пустом коридоре, один на один со своими мыслями, испытывая жгучее болезненное сожаление от того, что мгновение назад здесь не произошло.