Следующие шесть с половиной месяцев я провожу в закрытой частной клинике под Лос-Анджелесом.
Красивое место. Много деревьев и цветов, всё аккуратненько. Живу в отдельном небольшом домике под постоянным присмотром сиделки.
Несколько раз меня отсюда выпускали по договору с мужем, который скучает по мне на "воле". Или если нужно было посетить важные мероприятия.
Посторонним вход воспрещён. Пропуск даётся только строго оговорённым с администрацией людям. Так что навещают меня муж, Лима, Мишка с семьёй и моя секретарша. Всё остальное общение по видеосвязи.
Но даже это не защищает. Волнения наоборот чаще.
Не один раз была угроза выкидыша.
На пятом месяце Алекс перебрался жить ко мне. Старался уделять много времени только нам, но работу не отменить. Он взял на себя обязанности генерального директора компании.
Как со всем справляется — ума не приложу. Но мне всё же мне стало спокойнее.
У нас будет девочка. И имя мы уже выбрали, особенное, со значением.
В нашем доме вовсю идёт ремонт, готовят комнату для будущей хозяйки.
Только я для оформления выбрала не как многие розовый цвет, а бежевый и белый. Спокойные тона.
Несмотря на тепличные условия, тщательный контроль всего и защиту, на восьмом месяце у меня начались роды.
Их я не помню толком. Помню боль, уснула и проснулась в реанимации.
Алекс
— Вам нужно подписать документы, — двигает ко мне доктор.
— Что это? — беру и бегло пробегаюсь по содержимому.
— Разрешение на переливание крови вашей дочери.
— Это ещё зачем? — приподнимаю на него глаза.
— Обычная процедура у недоношенных детей, находящихся на искусственной вентиляции лёгких. У вашей дочери анемия. Гемоглобин низкий, следовательно, кислорода поступает мало.
— Ясно, — вчитываюсь уже скрупулёзно. — Стоп! Здесь ошибка, — отдаю ему бумаги и показываю на графу в анализах.
Он внимательно читает.
— Не может быть ошибки. Это один из простейших анализов, — смотрит на меня серьёзно.
А потом… Растерянно.
— Мы можем сделать тест ДНК…
Меня будто в кипяток макнули, так резко подскочил пульс. И у самого кислород перекрыли.
— Да… — собираюсь. — Только через пару дней… — ставлю подпись и на воздух.
Рвёт внутри всего на части от непонимания происходящего. Мечусь как лев в клетке.
Удар кулаком в стену. Боли не чувствую.
Как так? Как я мог не заметить?
Прихожу в себя и иду в палату к жене.
Счастливая, улыбается.
А мне хочется впервые в жизни ударить её по лицу. И не игриво. По-настоящему. Чтоб звонко и за дело.
Но я себе никогда этого не позволю.
Сажусь в кресло в углу и бесстрастно смотрю на неё пристально, сидящую в кровати.
Сначала улыбается, а потом, поняв, что что-то не так, начинает волноваться.
— Алекс? У нашей дочери всё в порядке? — с тревогой.
Нашей?
Нашей, конечно…
— Да. Говорят, ей нужно переливание крови, так как гемоглобин низкий, — спокойно, чтоб не догадалась про мою бурю в душе.
За эти годы я тоже рядом с ней стал неплохим актёром.
— Ты меня любишь? — хочу увидеть её глаза, когда она будет мне лгать.
— Люблю…
И я вдруг верю. Не знаю почему, но верю.
А что если я ошибаюсь?
Нет.
Она может юлить в мелочах, но не чувствах.
Она бы не стала. Не такая. Послала бы сразу нахер и выставила с чемоданами за дверь.
Тогда надо выяснить — как.
— Мне нужно уехать по важным делам, — иду к двери. — Варго, — звоню начальнику охраны компании, когда выхожу. — Через час жду тебя у себя в кабинете.
Сельванна.
Дочка родилась с весом около двух с половиной килограмм. Слабенькая, но довольно быстро пошла на поправку и догнала в развитии своих сверстников.
Странным было одно — после её рождения Алекс на несколько дней замкнулся в себе, однажды пропал почти на день, потом явился с разбитыми костяшками рук. Счастливый, с цветами и кучей подарков. Сказал, что очень нас любит и всегда будет рядом. Я спросила, откуда раны, он сказал, что сцепились с каким-то неадекватом. Подробностей требовать не стала, таких полно.
Он почти не спускает дочку с рук, за что я его часто ругаю.
Она довольно быстро поняла свою значимость и за невнимание наказывает криком.
Из дома мы выходим только с охраной. Папарацци всё время пытаются подловить и снять нас на прогулке.
Волна преследований сходит на нет только, когда малышке исполняется четыре месяца.
На одной из таких прогулок я чувствую холодок по спине и лёгкое покалывание между лопаток.
За мной кто-то внимательно наблюдает.
Оглядевшись по сторонам, замечаю мужчину, прикрывающего лицо кепкой, сидящего на скамейке.
Ты меня не проведёшь!
Направляюсь вместе с коляской к нему.
— Кто-то говорил, что подглядывать не хорошо! — говорю громко, узнав его.
— Я любовался, — улыбается и разворачивает кепку козырьком назад.
— Привет, Том!
— Привет! — приподнимается к нам.
Тут же охрана оттесняет его назад.
— Эй, вы чего? — кричу на них.
— У нас приказ не подпускать его к вам, — отвечает один из громил.
— Чей приказ?
— Мистера Гроу.
— Я его отменяю. А если не подчинитесь, то будете уволены, — сжимаю руки в кулаки.
— Наш прямой начальник — ваш муж… Мы не подчиняемся вам.
— Сэл, не надо, — подаёт голос Том.
— Вы все уволены! Поверьте мне, муж меня поддержит. Или отойдите, — предлагаю им компромисс.
Охрана нехотя отходит в сторону.
— Ты действительно страшный человек, — удивлённо усмехается Гарнер, косясь в сторону бугаев.
— Я столько лет управляю людьми, могу подавить, наверное, любого. Не думала, что Алекс так обозлится на тебя из-за Лимы. Составишь нам компанию?
— С удовольствием!
Пока мы идём, я внимательно рассматриваю Тома.
Он похудел, кожа бледная, будто провёл несколько месяцев взаперти.
— Ты выглядишь не очень, — высказываю ему.
— Да… — хмыкает. — Я две недели как выписался из больницы. Два месяца провалялся после операции.
— Что случилось? — не на шутку взволнованно.
— Разрыв сердечной мышцы. Вытащили с того света. Девяносто девять и девять процентов людей с таким диагнозом умирают.
— Как это произошло? — останавливаюсь.
— Стресс, чрезмерные физические нагрузки и врождённая патология — одна стенка немного тоньше. Всего пара миллиметров, но это чуть не убило меня. Отключился посреди тренировки.
— Ужас…
— Уже всё хорошо. Но со спортом придётся завязать. Ничего — уйду с головой в учёбу, — грустно улыбается.
— Везде есть свои плюсы. Как врачи могли пропустить такое, вас же должны тщательно обследовать?
— Ты в это реально веришь? Я не в команде национальной сборной. К нам были не такие строгие требования, — шоркает ногами.
В коляске загукала дочка.
— Кто-то проснулся, — притормаживаю и заглядываю внутрь.
Том приседает рядом, ласково улыбается, глядя на малышку, и игриво цокает языком.
Она смеётся.
— Офигеть! Первому встречному уже глазки строит! А нам только крики, — возмущаюсь.
— Просто девчонки меня любят. Да, Доротея? — подмигивает дочке. — Можно? — смотрит снизу, прося разрешения взять её на руки.
— Конечно, — разрешаю. — Не в курсе, что ты знаешь её имя. Мы нигде его не афишировали.
Том берёт Тею из коляски на руки.
— Мне отец сказал, — не отводит от неё глаз.
Протягивает ей палец, и девочка крепко хватается за него, при этом довольно улыбаясь.
— Не хочешь к нам второй няней? Смотрю, у тебя с ней отличный коннект.
— Боюсь, твой муж не будет рад моему присутствию рядом, — покачивает малышку на руках, чем приводит её в восторг.
— Не понимаю, почему он так на тебя сорвался…
— Не парься! Я ему никогда не нравился, — строит рожицу Тее.
— Он что-то узнал о нас? — задаю вопрос напрямую.
Его он смущает.
— Не от меня…
Тея шлёпает его по лицу ладошкой.
— Вот проказница! Вся в мать! — шутливо смотрит на меня. — И хвостики уже носит?!
— Гены, — жму плечами.
— Значит, будет такая же супер красотка, — окидывает меня взглядом, от которого мурашки бегут по коже.
— Не преувеличивай!
— Это правда! Скажи, Тея! — обращается к девочке.
Но она только что-то курлыкает на своём, озираясь по сторонам.
Мы ещё немного гуляем, а потом Том возвращает малышку обратно в коляску.
— Мне, пожалуй, лучше будет уйти. Думаю, они уже обо всём доложили Алексу, — кивает в сторону охраны. — Был рад повидаться. И с тобой, красавица! — треплет Тею за ножку.
— Я тоже…
— Обниматься, целоваться не будем, — смеётся.
— Нет!
Он уезжает.
А я весь день хожу под впечатлением от этой встречи. Тёплая и неожиданная.
Укачиваю дочь ко сну, когда в детскую врывается Алекс.
— Ты что вытворяешь?! — кричит на меня шёпотом.
Я кладу Тею в кроватку и выталкиваю его за дверь.
— Ты о чём?
— Я о Гарнере. Я приказал его не подпускать к вам, а ты устраиваешь… — грозит пальцем.
— Почему ему нельзя подходить к нам? — давлю на мужа. — Из-за Лимы? Стоит ли так загоняться, если она себе уже другого парня нашла?
— Лима здесь ни при чём!
— Тогда что?
Алекс до побеления сжимает от злости губы. Рычит, разворачивается и уходит, оставив без ответа.
Не нравится мне это. Он знает что-то, чего не знаю я.