— На тренировку к штабу батальона бегом марш!
— Товарищ капитан? — пытаюсь увильнуть я от бокса, и жалобно заискивающе улыбаюсь, — Первая рота с операции пришла и трех духов в плен привела. Может на них потренируетесь?
— Разве вы не знаете товарищ солдат, — возмутился Э***, - что избиение военнопленных строго запрещено.
Если бы я сам не видел как Э*** проводит на операциях допросы, то безусловно бы ему поверил, так искренен был его тон, таким неподдельным было его возмущение, а Э*** между тем продолжал:
— Нет в тебе солдат, подлинного советского гуманизма, да что там, — посетовал Э*** и безнадежно махнул рукой, — в тебе даже совести нет, хоть бы предупредил что брага х…вая.
— Да я товарищ капитан… — начал было оправдываться я, но Э*** ничего не хотел слушать:
— Солдат! На тренировку бегом марш!
Еще три дня я был спарринг-партнером капитана Э*** в его занятиях по боксу. Потом он нашел другую дисциплинарную жертву. О том что он меня встретил пьяного с оружием и в не расположении роты, о том что я его фактически послал на х…й Э*** никому не докладывал. Не той пробы был мужик, сам все проблемы решал, как умел. А решать и бить он умел неплохо, уж можете мне поверить.
Вот так или почти так дисциплину у нас и поддерживали. А что было бы лучше, суд, а потом дисбат или зона? Вы решайте как хотите, но у нас в батальоне жалоб вышестоящему командованию на неуставные взаимоотношения не было.
Можно было исключительно по уставу отношения между военнослужащими построить? Ясный день, как дубовый пень! Можно! У нас даже плакатик в ленинской комнате висел на стене: «Живи по уставу! Завоюешь честь и славу!» Что из такой попытки бы вышло, я вам расскажу. Был и такой случай, пытался один боец по уставу жить, но честь и славу он не заслужил.
Как его имя и в каком конкретно подразделении он служил, я говорить не буду. Зачем? Я его немного знал, романтичный юноша был, в десант и в Афган добровольцем напросился. И сейчас мне его искренне жаль. В роте куда он попал служить в самом начале, он там что-то с бойцами не поделил и получил пи…лей. Дело самое заурядное, обычное для мужского коллектива. Боец побежал жаловаться к командиру роты. Ротный вызвал его обидчиков и для порядка их отчитал. Бойцу же офицер порекомендовал, больше к нему не бегать, а то ему же хуже будет. Боец возвращается в палатку и его бьют посильнее, и кроме того объясняют, что стучать на товарищей очень нехорошо. Боец бежит с жалобой к комбату. Комбат вызывает ротного достает «вазелин» и вваливает бедняге офицеру «по самое не хочу» за неумение работать с личным составом. Ротного солдаты уважали, и за полученную им обиду, бойцу хотят сурово отомстить. Офицер просит их пожалеть дурака, его слушают и бойца больше не трогают. Но зато весь личный состав включая и офицеров роты подвергает его полной обструкции. Боец пребывает в обиде на жизнь и тяжело переживает крушение романтических идеалов. И вот рота возвращается с боевой операции и вся затаренная барахлом. Боец, которого на операции не брали, видя принесенные трофеи невоенного характера, решил что настал его час поквитаться с обидчиками. Он потихоньку приходит в особый отдел бригады и докладывает: так мол и так; а вся ***рота включая и командный состав, мародеры.
А бригадные особисты и без него все это распрекрасно знают. Сами такими вещами баловались. По настоящему по служебному особистов волновало три вопроса: обеспечение контрразведывательного режима; пресечение возможности перехода военнослужащих к противнику; пресечение возможной утечки оружия и боеприпасов.
Особисты словесно хвалят бойца за проявленную бдительность, а один из них хорошо ему знакомому начальнику разведки бригады в частном порядке сообщает: «Ой ребята! Это конечно ваше дело, но смотрите как бы вся эта вонь дальше не пошла, мы конечно рапорт придержим… а вы сами уж как нибудь разберитесь».
Начальник разведки бригады просит зайти к нему командира *** роты. Вдвоем решают, убрать «бдительного» бойца в другое подразделение, а то если солдаты узнают, о том что боец и в особую часть на них стучит, то точно его убью.
Переводят бойца в другой батальон. Бригада это ж большая деревня, все друг про друга знают, вот вместе с бойцом и «слава» его переходит. Новый ротный зная все обстоятельства перевода возмущается: «Да на х. й он мне такой нужен!» и сразу предупреждает своих солдат: «Вы смотрите с этим поосторожнее». В первую же ночь на новом месте, сослуживцы бьют бойца, что называется до потери пульса. Бойца опять офицеры спасают и переводят в комендантский взвод бригады. Там ему должность подбирают что бы он заведомо ничего не знал и был всегда на отшибе. Туалеты штабные убирать и помои с офицерской кухни выносить, вот чем боец занимался. Все равно ему и там писаря да кладовщики «темную» устроили. С недельку боец потерпел, а потом взял автомат, подсумок с магазинами и бежать. А вот это уже ЧП! А вот за переход военнослужащего к душманам всем так дадут, что никому мало не покажется. Комбриг орет, особисты рвут и мечут. Ладно, быстренько подняли по тревоге дежурное подразделение и искать бойца. Нашли! Далеко он уйти не успел. Боец зная, что теперь уж его точно до смерти забьют, залег в арык и стал отстреливаться. Патронов у него полно, рисковать и брать его живьем, как приказал комбриг, никому не охота. Вот значится и закидали его гранатами. Жаль парня, ни за что погиб, но и тех кто гранаты бросал, не осуждаю, они тоже жить хотели. Дело замяли, никаких письменных источников (рапорт, докладная и т. д.) от этого случая не осталось.
Погиб рядовой N при исполнении интернационального долга, так в похоронке сообщили. В известном смысле так оно и было.
Еще была в бригаде одна поганая история, но не в нашем батальоне, в инженерно-саперной роте.
Вечером в палатке, доеб… сь, дембеля-саперы от скуки к молодому солдату. Поставили его по «стойке смирно» и давай «грудь качать». Качать грудь так на военном жаргоне, назывался удар в грудную клетку, прямо в пуговицу х/б, а у военных пуговиц ушко, за которое она пришивается металлическое, поэтому удар в третью пуговицу получается болезненным, и приходится прямо в диафрагму. Мне в учебке пару раз «грудь качали», поэтому, знаю, о чем говорю. Молчит солдатик, скривиться и то боится, а те и рады стараться, бьют по очереди, на спор, кто сильнее ударит, да кто раньше мальчишку свалит. Терпел мальчишка, терпел, да и свалился. Тот, кто спор выиграл, радуется, и пацана ногой пинает: «Вставай, чего развалился!» А у того внутренне кровоизлияние, улетела у мальчика душа, только труп в палатке валяется. Про дознание и суд рассказывать не буду, но огребли эти… по десять лет, да хоть бы им по пять дали, хоть по пятнадцать, все без разницы. Почему? Да потому, что пока дознание шло, караулили их бойцы бригадной разведроты. Подробностей не ведаю, но знающие люди говорили, что больше не жильцы на белом свете эти мерзавцы, отбили им разведчики все что можно и что нельзя, на суде они уже кровью ссали. Что о его смерти убитого мальчика его матери сообщили, я не знаю.
Была ли в бригаде в то время, что я служил «дедовщина»? Так это надо сначала с терминами разобраться. Сейчас «дедовщиной» называют не уставные взаимоотношения. Так вот в то время вся наша служба, была сплошь и рядом не уставными отношениями. Если под термином «дедовщина» понимать, что старослужащие: «еб…т в хвост и в гриву» молодых солдат, то в разных подразделениях по всякому бывало. Но изуверский случай был только один, я о нем рассказал. А так… у нас в роте это не особенно процветало, работа по грязнее и по тяжелее «молодому» достанется, это да было. Полы в палатке, помыть в очередь с остальными, бывало. Термосы после еды вымыть тоже было, вот и все, пожалуй. Приходилось ли мне все это делать, пока я был молодым воином? Да приходилось, я уже рассказывал, меня сразу земляки предупредили не вы…ся, вот я и вел себя достойно, согласно статусу. Обычные драки между собой, да были, как и в любом другом коллективе, где собираются молодые парни. Но и другое тоже было, ребята по роте и помогали на первых порах во время боевых операций и учили, как выжить, так что я не в претензии, за те работы, что выполнял пока был «молодым».
Может у вас сложилось впечатление, что у нас солдаты только и делали, что бухали, пыхали, мародерничали, всячески нарушали дисциплину и дерзили офицерам? А в ответ те только и делали что их избивали? Уверяю вас это далеко не так, просто есть события которые наиболее ярко запомнились, есть которые менее. У нас была самая обычная воинская часть, как в любой другой части были свои порядки, свои не писаные правила, свои ЧП. Что касается дисциплины, то она была самая настоящая, одно слово военная дисциплина, на боевых операциях только попробуй не исполнить приказ, струсить или сдохнуть на марше, тебя свои же забьют. В быту то есть в расположение, это как говорится твое дело, если хочешь бухать, пыхать, самовольничать, дерзить, то будь готов за это получить на «полную катушку».
Смертных грехов, было четыре: сдох на марше так что тебя тащить пришлось; струсил в бою; бросил раненого или убитого товарища; заложил сослуживцев. Причем эти грехи были смертными буквально. Вот так. А зря и без причины никого не трогали.
В ту ночь в марте 1981 года я был помощником дежурного по штабу, прошу не путать с помощником дежурного по части, это должность офицерская, а вот помощник дежурного по штабу это, в сущности, посыльный, сбегай, подай, принеси, да пошел на х…й.
Дежурным по штабу бригады в эти сутки заступил начальник разведки бригады капитан М***. Здоровенный темноволосый капитан-молдаванин, любимчик бойцов из разведроты. Палатка дежурного по части большая была, капитан сидит себе за столом на самодельном табурете, книжечку читает да страницы перелистывает. Помощник дежурного по части ушел караулы проверять. Я в уголке палатки у радиоприемника на пустом снарядном ящике пристроился и радиостанцию «Маяк» слушаю. Тишь да гладь, и симфоническая мелодия звучит такая нежная, такая душевная. Следующей в эфире должна прозвучать «Полевая почта юности» в ней песни для солдат передавали и пожелания всякие от близких и родных. Я все ждал когда же «Полевая почта юности» обо мне вспомнит, да так и не дождался. Зато другого дождался:
— Бери его суку! — крикнул мне разведчик, и швырнул в палатку афганца. Тот на пол упал, за ним разведчики вошли, трое.
Капитан М*** сразу к ним подошел, ему что-то тихо доложили, я не слушал, да и не прислушивался честно то говоря, своих забот хватало.
— Разогрей его! — небрежно кивнув в сторону пленного приказал мне капитан, продолжая слушать, что ему докладывают бойцы бригадной разведроты.
Это обычная практика при ведении допросов была. Разогрев или разминка это, надавать пи…лей, сломать человека психологически и физически, и только потом, вопросы задавать.
Дух на земле все крутился и изворачивался, да и мне не хотелось избивать лежащего и связанного человека.
— Ты чего? Первый раз что ли?! Да не держи ты его, бей в дыхалку он и успокоится! — рассерженно приказывает мне офицер и с негодованием смотрит как долго я вожусь с пленным духом.
— А ну… быстро отошел, — распорядился капитан, я сделал шаг в сторону.
— Ну-ка ребятки — приказал он разведчикам, — покажите этому сраному гуманисту как такие дела делать надо.
Стоявшие в палатке разведчики сноровисто за заломленные руки подняли с пола бабая и начали его разогревать. Бац! Хряк! Шмяк! Ломают человеческую плоть жесткие удары, рукой, ногой, по болевым точкам. Разбито у пленного лицо, кровью и криком заливается душман, аж завывает от боли… хорошо его разогрели, только это еще не все…
— Бегом в роту связи, — приказывает мне капитан, — полевой телефон возьми, и сюда тащи.
Пока бегал, пока взял, немного время прошло, прибегаю в штабную палатку, а там уже офицеры в форму афганскую одетые, наши советники, вокруг пленного сгрудились. Волками на него смотрят.
— Давай, телефон, — говорит один из них, — будем связь с духами налаживать.
Один оголенный провод к небу рта закрепили, второй к самой нежной части мужского детородного органа. Я знать то знал что это такое, но видел первый раз. Стоял рот разинул. А советник ручку полевого телефона крутанул, и электрический разряд в теплое человеческое тело пошел. Гнется уже избитый и привязанный к стулу пленный, мычит, а кричать не может, разбитый рот кляпом забит. Глаза у него кровоподтеками заплыли, нос раздроблен, кровью исходит. Боль, ужас, ненависть как порывы ветра в палатке хлестали. Плохо мне стало, вот я и вышел. Знакомые ребята из разведроты, двоих я еще по учебке знал, стоят у входа в палатку покуривают.
— Ты чего? — один спрашивает, — чего сопли распустил? Знаешь, кого мы взяли, по наводке? Помнишь, тела пацанов из дивизионного автобата нашли? — с клокочущей ненавистью в голосе добавляет, — Помнишь, что с ними сделали?
Помню! Да разве забудешь такое? Попали наши ребята в плен, вот их и пытали, а потом над мертвыми надругались. Тела к нашим постам подкинули. Что бы значит, затрепетали мы от ужаса. Злобы это нам добавило, а не трепета, а пленных тогда почти брать перестали. Когда тела наших мальчишек в морг дивизии принесли, то даже патологоанатома стошнило.
— Вот этот, которого сейчас обрабатывают, тем отрядом, что наших ребят изувечил, и командовал, — пояснил разведчик.
— Откуда знаешь? — угрюмо спросил я, вот только тошнота, от увиденного допроса прошла.
— Наши советники, что царандоев учат, место, где он прячется, нашли, а чтобы не предупредили его стукачи душманские, попросили нас его взять, желательно живым. Вот мы его и взяли. А банду его всю положили. Дом, где его взяли из пушек БМД раздолбали. Так что сопли то подбери, гуманист под такую…..
Жарко, даже ночью, хоть и привык, а все равно потом омываешься, пить хочется. Стоим покуриваем. О делах бригадных неспешно болтаем, а из палатки возбужденно громкий выкрик:
— Эй, дежурный! Воды принеси.
Заношу в палатку термос с водой, смотрю, а дух готов уже, в крови и блевотине лежит, по виду не дышит. А офицеры у стола стоят и водку жрут без закуски. Потом запили спецы по допросам выпитый алкоголь принесенной водой, жадно полными кружками хлебали. Посмотрел на меня начальник разведки, подумал, и набулькал из бутылки полкружки. Пей! Огнем водка обожгла. Поставил кружку на дощатый стол, машинально глянул на его поверхность, а там среди прочих бумаг толстенный том лежит, на обложке название книги и автор: «Война и Мир» Л.Н. Толстой, середина книги бумажкой заложена. От выпитой водки так грустно мне стало, тяжело: «Господи! Это что же с нами такое происходит? Мы же не такие совсем… Мы же нормальные люди… солдаты».
А офицеры всё о своём переговариваются, голоса все ожесточенно возбужденные:
— Нет, ты только посмотри тварь какая, как его за жопу взяли так всех сдал… одно слово…сучара….. даже умереть толком не смог…. Визжал…. Пощады просил…. Ну капитан давай рапорт готовь о реализации разведанных….
Разведанные реализовывал четвертый батальон, если верить их рассказам, по покрошили они духов немало.
Больше я начальника бригадной разведки капитана М*** не видел.
| Время проведения | Привлекаемые подразделения | Район Боевых действий | Примечания автора |
| 22.03. 1981–05.06. 1981 г. | Бригада (без 1-го ПДБ); | Лашкаргах, Дарвешак, Марджа | Боевые действия велись совместно с Кандагарской МСБ |
Ушли десантно-штурмовые батальоны на усиление Кандагарской мотострелковой бригады, и капитан с ними. В июне от батальона только половина вернулась. А капитан М***…