Батальон окружили? Такого еще не было. Построена бригада. Все в строю стоят. Только в охранении на позициях оставлены дежурные посты.
— Четвертый батальон окружен в горах, — лицом стоит комбриг к построенной части, — у них большие потери.
Даже утром в апреле уже жарко, беспощадно жжет горное солнце. Кружится у меня голова, пересохло в глотке, в четвертом у меня полно знакомых ребят, еще в учебке службу вместе начинали. В ротном строю никто не шепчется. Растет у всех напряжение от командира роты; до последнего страдающего поносом солдата из минометного взвода. Напился мерзавец не кипяченной воды вот теперь и поносит. Боже мой какая ерунда в голову лезет, какое мне дело до этого засранца, какое мне вообще до всего этого дело…
— По данным командира батальона, подтвержденным авиаразведкой — сухо продолжает говорить подполковник, — силы противника составляют до полутора тысяч душманов вооруженных легким и тяжелым автоматическим оружием, в том числе и минометами. Если мы не деблокируем батальон, все погибнут.
После короткой паузы подполковник начинает рубить приказами:
— Всех без исключения в строй.
У меня холодеет под сердце. Колоколом грохочут «фибры души»: «Ну вот тебе и звиздец пришел!» Как же обидно, под самый дембель. Смотрю на немолодое загоревшее лицо подполковника и слушаю:
— В ротах и батареях в нарядах оставлять не более двух солдат. В охранении части оставить только дежурные посты. В штабе части остается только караул и знаменный взвод. Всех офицеров штаба распределить по боевым группам. Весь личный состав батарей и вспомогательных частей распределить по ротам в качестве усиления.
Мало, все равно мало. Один батальон, разведрота, батареи, хорошо если хоть шестьсот человек нас наберется. В четвертом батальоне еще триста. Девятьсот. В чужие незнакомые горы на укрепленные позиции духов, в атаку на пулеметы. Они же нас из укрытий всех положат. Набатом бьют «фибры души»: «Убьют тебя, убьют!»
— Командирам рот через тридцать минут доложить о готовности к выступлению. Командование операцией принимаю на себя. И… — подполковник чуть замялся, может слова ободряющее искал, может хотел брякнуть что нибудь этакое патриотичное, не нашел и не брякнул, коротко закончил:
— К бою!
Не хочу я к бою, я домой хочу, мало я навоевался что ли, пусть другие теперь… В расположении роты молча собираю свое РД: патроны, сухпай, гранаты. Щелкая затвором проверяю механизмы РПКС. Все в порядке. Другие тоже собираются. Вся рота готовится. Их уже учить не надо, сами знают что да как.
— Ты что-то побледнел, — замечает подошедший П*** тихо предлагает, — можешь остаться.
Первый раз при солдатах называю его по имени:
— Хватит Сашка х. ню пороть, — коротко злобно отвечаю я П***.
— Все жить хотят, — как-то неопределенно говорит П*** Он уже переоделся в солдатскую полевую форму, нет звездочек на погонах, нет на панаме офицерской кокарды. Да, все хотят жить.
Тоже мне новость! Вот в том то и дело что все хотят. Мы хотим, солдаты окруженного батальона хотят и верят что не бросят их придут на помощь, даже духи что по ним стреляют тоже надеются, что не их убьют в этом бою.
— Наш батальон десантируют с вертолетов, — помолчав начинает объяснять П*** — ориентировочно за пять километров от места боя.
— Ясно.
— Ты командуешь группой передового дозора, — заканчивает постановку задачи П*** — действуй по обстановке. Главное чтобы они нас раньше времени не обнаружили.
Отбираю себе группу. Какие там на хер добровольцы? По очереди подзываю бойцов: Ты пойдешь! Бледнеет Кузьма; И ты! Опускает глаза Олег; Ты тоже! И прямо в глаза смотрит мне Валерка. Со мной четверо нас. Хватит. Другие тоже жить хотят. Не повезло вам ребята, были вы лучшие солдаты во взводе, вот первыми и пойдете.
Уже сидя на жесткой скамейке в фюзеляже вертолета почувствовал, вроде как и отпустило. От шума винтов от вибрации корпуса машины, летящей к месту выброски, в десантном отсеке ничего не слышно. Закрыв глаза утешаю себя, убьют так убьют да хрен с ним, все одно когда никогда, а помирать придется. Маму конечно жалко, один я у нее, а так вроде как и ничего. Вертолет то вверх то вниз, ныряет, противно сосет под ложечкой. Знаю когда летчик так пилотировать начинает, выполняет машина противозенитный маневр. Лица у всех ребятишек как побледнели, кой кого уже поташнивать стало. Вот так ребята, в десанте служить, это вам не в берете перед девками вые…ться.
— К машине!
Завис вертолет над землей, не глушит пилот двигатель, открыт десантный люк. Бьет в лицо воздушный поток, бешено свистит разгоняемый лопастями винта воздух.
— К машине! — повторно перекрывая рев двигателя, кричу я, — Пошел!
По одному из люка выпрыгиваем, и сразу от вертолета в цепь разворачиваются группа. Вертолет взмывает в воздух. И тишина. Никто не стреляет, никого не видно, не обнаружили нас пока. Вот и чудненько. При доставке не сбили, при высадке не перестреляли, а уж дальше мы сами. Еще десять минут лежим, перекуриваем, осматриваемся и прикрываем высадку остальных групп. Все в сборе? Все. Пошел!
На двести метров вперед от роты уходит передовая походная застава. Это ж сколько раз я дозором то ходил? Много, почти на каждой операции. Ничего пока живой. Слушай горы солдат, смотри вперед и по сторонам, под ноги глянуть не забудь и слушай, слушай «фибры» своей души, может и обойдется все. Виляет узкая горная тропа, что там за поворотом? Да хрен его знает! Идешь? Вот и иди, что будет то и будет.
— Ну чего тебе? — не оборачиваясь на ходу спрашиваю веснушчатого Валерку. Он чуть поодаль со мной в паре идет. Чувствую, что давно хочет что-то спросить.
— А ты вправду духов чуешь? — ускорив шаг и подходя ближе нерешительно спрашивает Валерка.
— Правда, — утешаю его. Пусть верит, ему так легче будет впереди идти. Обернувшись глянул на его красное все мокрое от пота лицо и замогильным голосом тихонько провыл:
— Еще чую, что тебе твоя девонька со студентом изменила, а когда ты живой вернешься, то на другой женишься.
— Это кто же тебя сказал? — от удивления разинув рот спрашивает Валерка и спотыкнувшись о камень короткой очередью выплевывает матерное ругательство.
— Духи гор, — подвывая говорю я и не выдержав тихонько смеюсь и посмеиваясь всё веду наблюдение. Что-то мне не нравится, вот та гряда не нравится, и шепчут «фибры души»: Будь осторожнее.
— Какие еще духи?!
— А вот те, что за теми горками прячутся, — уже без улыбки шепчу и командую, — Ложись!
Ползком в укрытие. За кучу камней и голову не выставлять. Лучше смотри, не мелькнет ли кто, нет ли дымка, не блеснет ли на солнце чужая оптика. А горная гряда в пятистах метрах от нас и в самом деле подозрительная, тропка через нее идет, очень, очень удобное место для засады. Пригнувшись подбежала вторая пара дозора. Олег с Кузьмой. И тоже укрываются за камнями. Кузьма все никак к климату здешнему не привыкнет, все потеет и потеет, дышит тяжело. С Архангельска парень, жару плохо переносит. Тихо то как, только издалека где ждет нашей помощи четвертый батальон, слышен приглушенный рокот дальнего боя.
— Очень даже может быть, — разглядывая гряду в бинокль, согласился П***.
Рота рассредоточилась за последним поворотом, их с гряды не увидишь, а П*** к нам подполз. Недалеко от меня залег. Стоптанные ботинки, измазанная в пыли выцветшая форма, сбился ремень с подсумком, красно-бурое от горного загара лицо, щурит глаза П*** на ярком солнце.
— Кинуть туда пару мин, — предлагаю я, — посмотрим за реакцией, если ответят то из минометов их расстреляем, если нет то повзводно туда перейдем.
— Первыми откроем огонь, себя обнаружим, — негромко отказывается П***, и после секундной паузы тихо говорит:
— Пусть думают, что на них дураки необстрелянные нарвались. Один взвод в открытую прямо через горы пошлем на гряду подниматься. Остальные в том числе минометы и АГСы их прикрывать будут, по обнаруженным огневым точкам легче огонь вести, накроем их и под огневым валом прорвемся.
— И кто первыми пойдет?
Кому задыхаясь карабкаться наверх по склону, кто примет огонь на себя, кого ты пошлешь ротный? Кому первыми сегодня умирать?
— Нам придан взвод из противотанковой батареи, их отправим, — с расстановкой цедит слова П***, отворачивается и снова смотрит на впереди стоящие горы. Есть там засада, нет ли там засады, бессмысленно рисковать не стоит.
— Так они же первый раз в горах! — слегка недоумеваю я, — Они же раньше только в охранении стояли. Их же как курей перестреляют.
— Ты что совсем дурак? — со злобой, не поворачиваясь в мою сторону, вполголоса отвечает П***.
Нет, я все понял, тебе же нас жалко. Сколько мы уже вместе служим? С первого дня как прибыли. Долго уже, а один день в Афгане за три считается. Пусть гибнут другие. Чем они лучше нас? Кому-то же надо идти первыми. А кому и когда идти, здесь решаешь ты командир второй роты старший лейтенант П***.
Вот и карабкается в гору приданный взвод, я там уже никого не знаю, они всегда только в охранении стояли, особняком жили. Нет у духов танков, вот раньше и не посылали их на боевые операции. И опыта у них нет, а вот приказ есть. Тяжело идут в гору, сноровки им не хватает, еле поднимаются. Страшно вам ребята?
Рассредоточилась по огневым позициям рота. Поставлен прицел у минометов, у АГСов, у пулеметов, у автоматов. В укрытиях мы ждем, когда начнут расстреливать, убивать приданный нашей роте взвод, готово к бою оружие, готовы мы закрыть их огнем и пойти на прорыв. И то утихая то усиливает горное это, грохот далекого боя. Боя в котором умирает четвертый батальон. Вот только не вороны над ним кружат, вертолеты. Очертили вертушки вокруг израненного батальона огненные кольцо, одна пара отстрелялась ракетами, ей на смену вторая уже летит. Вот только поэтому еще и держатся ребята.