Леви
Пульс бешено стучит в висках, он становится все быстрее и быстрее, несмотря на мои усилия остановить его. Страх не отступает ни на секунду, вонзая свои когти глубоко в сердце.
Она вся в крови и осколках.
На капоте кровь. Ее кровь.
В то время как я всего лишь с ушибом ребер и порезом от ремня безопасности.
Эта картина стоит перед моими глазами, когда я сижу на кушетке в больнице. Медсестра обрабатывает мою рану на шее, параллельно донимая вопросами о самочувствии.
Я хочу броситься под товарный поезд. Вот какое у меня самочувствие.
— Хватит. Я в порядке. — Кажется, с моих губ не слетает ни звука. Я ничего не слышу, кроме ударов собственного сердца.
Возможно, мне следовало не так грубо разговаривать с этой приятной женщиной, но мои нервы на пределе. Если давно не переступили его. Я не видел Бель с того момента, как нас привезли в больницу. Понятия не имею, в каком она состоянии и…
Нет. Она жива. Я чувствую, что она жива.
Этого не произойдет, этого не произойдет. Опять.
Слезы снова начинают стекать по моим щекам, но осознаю я это, когда встречаю свое отражение в двери. А прекращались ли они вообще?
У меня трясутся руки, а может и все тело. Я решил ехать на машине, когда она этого не хотела.
— Давай поедем на поезде, это будет настоящим путешествием. — Бель смотрит на меня с блеском в глазах. — И тебе не придется так долго быть за рулем напряженным, может так…
— Я не боюсь ездить на машине, Бель. — Я прерываю ее очередной сеанс психотерапии. — Мы поедем на машине, все стало намного лучше. Правда.
И это действительно так: рядом с ней я ощущаю себя намного лучше. Хотя это парадокс, ведь когда Бель в машине, это заставляет меня невольно съеживаться оттого, что ее жизнь в моих руках.
— Я хочу, чтобы это стало нашим с тобой путешествием.
— Ладно, — сдается она. — Но пообещай, что сможешь быть более расслабленным и не таким зрительно-неполноценным. По пути будет много всего красивого.
— Обещаю.
Вина заковывает меня в наручники. Опять.
Я настоял. Заставил человека сесть со мной в машину ради моих желаний. Опять. Все могло закончиться хорошо, если бы не я. Опять. Она бы уже была на просмотре, а не без сознания в какой-то части этой больницы. Бель могла остаться невредимой. Почему она, а не я? Опять. Почему на мне всего небольшая царапина, а она, возможно, в шаге от смерти? Опять.
— Блядь! — вырывается из меня крик, я пробиваю гипсокартонную перегородку в коридоре больницы.
Мое дыхание похоже на приступ астмы. Я хочу перекрыть себе кислород, лишь бы прекратить происходящее. Мое тело опускается на пол и сотрясается, словно я наркоман, который нуждается в дозе.
Я нуждаюсь в ней. В том, чтобы она была здорова.
— Леви! — голос папы медленно пробирается в сознание. Крепкие руки поднимают меня с пола и притягивают к груди.
— Я здесь. — Он обнимает меня, не давая вновь упасть. — Я рядом, сынок. Боже… мне так жаль.
Я обнимаю его в ответ, потому что он нужен мне. В коридоре полная тишина, и слышно лишь мое хриплое дыхание. Папа такой живой, такой настоящий. И я готов отпустить все свои обиды за прошлые годы, лишь бы он продолжал держать меня в своих руках.
— Я так переживал. Так боялся потерять тебя. Опять, — шепчет он и, немного отстраняясь, я вижу его глаза — красные от непролитых слез.
Опять. Опять. Опять.
Это все больше становится похожим на какой-то круговорот событий.
— Я в порядке, но она… Почему не я? Почему опять не я? — Мой голос срывается.
— Не смей так говорить, — приказывает он. — Давай присядем, я узнал об ее самочувствии.
Папа тянет меня к скамейке, обеспокоенно окидывая мое тело взглядом. Черт, я знаю, чувствую, что все плохо. Шум в голове похож на беспрестанное жужжание, сквозь которое ядовитый голос шепчет:
— Это ты виноват.
Мы садимся на скамейку, и папа опирается предплечьями на колени. Он нервно сжимает и разжимает кулаки, прежде чем заговорить.
— Аннабель все еще без сознания. Травма головы, открытая травма живота, кровотечение внутренних органов… — Он останавливается, обдумывая свои слова.
Я сжимаю челюсть, и мои зубы скрипят друг об друга.
— Продолжай.
— Возможно, она не сможет иметь… — опять осечка и сожалеющий взгляд, — Не важно. У нее возникнут проблемы с коленом. Там все не очень хорошо. Но она жива, это главное. Бель точно поправится.
Папа сжимает мое плечо, но меня это совсем не успокаивает. Я удивлен, что мозг может обрабатывать информацию, потому что ко мне моментально приходит осознание.
— Не сможет иметь что? Она сможет танцевать?
— Скорее всего нет… Врачи точно не знают.
Я разрушил ее жизнь. Она меня никогда за это не простит. Я сам не смогу простить себя.
— Черт! — Я подрываюсь на ноги.
— Не это главное, Леви! Она жива и сможет восстановиться. Возможно, не все в ее жизни будет как прежде и…
— Что? Ты ведь что-то недоговариваешь? Я чувствую это.
— Врачи еще не могут сказать наверняка, поэтому не стоит об этом переживать. — Он взволнованно проводит рукой по своим волосам.
Мои мысли мечутся, и я никак не могу сосредоточиться на всех вопросах, которые хочу ему задать. Но один из них становится отчетливым. Один из них крутится в голове, заставляя узнать на него ответ.
— Папа, почему она вылетела на дорогу, а я остался цел и невредим? Почему, черт возьми?! — срываюсь я вновь на крик.
— Потому что она была не пристегнута.
С глухим стуком моя голова ударяется об стену. Я хочу биться ей, пока от нее не останется и следа. Чтобы вместе с кровью ушел весь этот день. Все швы, наложенные на мою душу, трескаются и разрываются на куски, оголяя старые раны. Я чувствую, как их посыпают солью, проводят по телу ножом, рассекая его на мелкие кусочки.
Лица мамы и Бель всплывают в сознании, смешиваясь в одну картину.
Виновен. Виновен. Виновен, — оглашается приговор.
Я убил ее своим появлением. Сжег до основания, превратив в звездную пыль.