Аннабель
— Аннабель, скажи Ножке, что Бриттани вытворяет это дерьмо. Он не станет с этим мириться, — ворчит Лиам, когда мы выходим на сцену на занятие по па-де-де.
Ножка — наш балетмейстер, и нет, это не его настоящие имя. Он Ножка, потому что его любимое слово «ножка». Мое колено постоянно дает о себе знать, и это ни разу не ускользнуло от взгляда преподавателя.
«Аннабель, ваша правая ножка сегодня перепутала себя местами с левой».
«Лиам, поверните ножку своей партнерши, чтобы она наконец-то стала частью ее тела».
«Я думаю, вашу ножку следует ампутировать, раз она существует отдельно от вас».
Все это мы слышим на протяжении шести лет. Я прекрасно осознаю, что моя карьера балерины не будет успешной из-за травмы, но мне нужна эта роль, чтобы поставить финальный аккорд. Мое направление в магистратуре — «Педагогика хореографии». И это лучше, чем навсегда отказаться от балета. Лиам выбрал «Продюсирование хореографического искусства», которое на самом деле отлично подходит ему. У него иной взгляд на вещи, не такой прямолинейный, как у меня. Валери обучается на одном направлении со мной, только вот складывается ощущение, что ей совсем это не нравится. Иногда я задумываюсь, а нравится ли ей вообще балет?
Наш преподаватель странный, но очень справедливый, поэтому предложение Лиама может иметь вес. Но…
— Лиам, я не буду этого делать. — Софит светит мне в лицо, поэтому я прерываюсь и морщу лицо. Лиам встает спиной к залу, загораживая свет, чтобы мне удалось продолжить. — Я все еще чувствую, что место здесь досталось мне не по праву. Мне…
— Аннабель, нельзя давать спуску этой сучке! — восклицает Валери. — Ты можешь уже наконец-то угомониться и принять тот факт, что иногда вселенная сыпет нам на голову немного волшебной пыльцы, которая улучшает нашу жизнь?
Лиам смеется над ее экспрессией, но прячет улыбку, когда по залу раздается голос Ножки и хлопок в ладоши. Мы выстраиваемся на перекличку, но продолжаем шептаться, как какие-то сплетники.
— Тогда на меня опрокинулся грузовик с такой пыльцой. Потому что по-другому я не могу объяснить свое присутствие здесь.
Лиам клянется, что не прилагал к этому руку и не просил своих родителей помочь. А других вариантов, почему Академия сама пригласила меня на повторный просмотр, у меня нет. Все эти годы я старалась не высовываться и показывать себя только с лучшей стороны, чтобы в какой-то внезапный момент мне не сказали: «Извини, это была просто шутка».
— Я сама могу справиться с Бри. А если Ножка выберет ее, потому что действительно считает, что она лучше, то значит так и должно быть. Я доверяю ему.
— Ты такая правильная, — фыркает Валерии.
— Аж тошнит, — поддакивает ей Лиам.
Подруга говорит, что у нас один мозг на двоих, но на самом деле это больше относится к двум Траляля и Труляля, стоящим передо мной. Они постоянно действуют против меня, как единый организм.
— Аннабель Андерсон, — командует Ножка, и это означает, что я должна выйти на край сцены, чтобы поприветствовать его.
Дрожь пробегает по телу, и это очень странно, ведь несмотря на то, что наш преподаватель любит придираться, я всегда чувствую себя комфортно на его занятиях. Мне приходится немного склонить голову, чтобы свет софита не ослеплял глаза. Чем ближе я подхожу к краю сцены, тем больше чувствуется, что воздух начинает сгущаться. Все вокруг расплывается, а внутренности сжимаются, как если бы ты ожидал приближающегося удара в солнечное сплетение. Может, я заболела? В моей квартире очень легко простыть.
Кажется, что по коже кто-то ползает. Но это не насекомое. Это взгляд. За мной наблюдают. Я по привычке тянусь к подвеске на шее, чтобы придать себе уверенности, но там пусто. Мне приходится снимать ее на время практических занятий.
Я делаю последний шаг и поднимаю голову, устремляя взгляд в самую лучшую точку обзора в зале театра.
Пара ярко-голубых глаз, которые мне удается рассмотреть даже с такого расстояния, смотрят прямо на меня. Но главное, что я не просто вижу их. Я знаю их.
Глаза, которые собрали меня воедино, а потом разбили вдребезги.
Сердце совершает пару ударов, которые отдаются в ушах. Я смотрю в эту голубизну, как через открытое окно на небо. Окно, в которое меня выбрасывают, и у меня определенно нет шанса спастись от падения с такой высоты. Выход один — сгруппироваться, чтобы не разбиться насмерть.
Я обхватываю себя руками в надежде, что это поможет унять боль, распространяющуюся в моих нервных окончаниях.
Не помогает.
Возможно, нужно просто бежать. Потому что Леви, грабаный, Кеннет теперь будет стучаться в мое окно, пока я не открою. Даже если моя душа давно упала с высоты в тысячу миль.
Я бегу с такой скоростью, словно за мной гонится смерть. Мое дыхание настолько хриплое, что звук разносится по коридорам. Сейчас акустика совершенно не к месту. Кажется, звук биения сердца отражается от стен, создавая шум в ушах.
Это все сон.
Крепкая рука хватает меня за запястье и тянет назад. Кожу обжигает адским пламенем. Время останавливается, когда его спина соприкасается с моей.
Это не сон.
Я заставляю себя не дышать, чтобы не чувствовать его запах, который преследует меня многие годы. Который не дает прожить и дня, не любя его снова и снова. Я хочу оглохнуть, чтобы не слышать этот голос наяву. Голос, живущий глубоко внутри и заставляющий думать, что у меня шизофрения.
Но все же потребность в кислороде берет свое, и я делаю медленный вдох. Его парфюм вызывает у меня зуд.
— Скучала по мне, Бель?
Слух, к сожалению, тоже в порядке, и я слышу голос Леви. Голос моей первой и единственной любви.
Наше дыхание синхронизируется. Место, где мы соприкасаемся, расплавляется от жара.
— Ты потерял право так называть меня шесть лет назад. — Мой голос похож на хруст гравия.
Я вырываюсь из его хватки, но отказываюсь поворачиваться. Мне не нужно встречаться с его взглядом, чтобы рассыпаться, как бусины по полу. Вместо этого я делаю пару шагов, увеличивая расстояние, и упираюсь ладонями в стену.
— Бель.
— Замолчи!
Я позволяю так обращаться ко мне одному единственному человеку. И только потому, что половину алфавита она не силах произнести. Больше никому. И у Леви нет никаких привилегий в этом вопросе.
— Аннабель, посмотри на меня…
— Не приказывай мне, черт возьми!
— Аннабель, пожалуйста.
Я чувствую, как Леви начинает приближаться ко мне. Волосы на коже встают дыбом, и давно знакомая реакция тела начинает расшатывать мой фасад.
— Стой на месте.
Вдох. Выход. Пальцы рук белеют от напряжения.
— Почему ты здесь? Я думал, ты в Гарварде. Лиам… — он осекается и бросается проклятиями.
Я не хочу верить в то, что он собирался сказать. Не может быть, чтобы они общались.
— Что? Что ты хотел сказать? — хриплю я, когда давление в груди становится невыносимым.
— Я не знал, что ты учишься здесь. Мне сказали, что ты в другой чертовой стране.
— Кто сказал?
— Я.
Я поворачиваю голову на голос и вижу Лиама.
Он не сделал этого.
Боль в голове становится невыносимой, но я стараюсь сохранять рассудок во всем этом беспорядке.
— Ты все это время знал. — Я вижу боковым зрением, как Леви выходит из-за моей спины и начинает приближаться к Лиаму.
— Да. Можешь хоть убить меня за это, но она была моим другом намного больше, чем ты. Я люблю тебя. Но, Леви, ты сам просил меня не подпускать тебя к ней. Я выполнил твою просьбу. — Лиам непринужденно пожимает плечами, словно на его глазах не разворачивается мой гребаный страшный сон. — Что ты вообще тут делаешь?
— Это мой новый объект.
Они ведут какую-то негласную битву взглядов, после чего Лиам подходит ко мне, а Леви остается стоять, не поворачиваясь.
— Мы поговорим об этом позже, я все объясню. — Он целует меня в лоб. — Уходи отсюда.
— Убери от нее свой рот, — громыхает Леви.
— Заткнись! — в унисон восклицаем мы.
Я ухожу в раздевалку, не оглядываясь. Захлопнув дверь, медленно спускаюсь на пол, давая волю слезам. День шестилетней давности поглощает мое сознание, сковывая каждую мышцу.
Включи:
The Irrepressibles «In This Shis»
Шесть лет назад
Я прихожу в сознание на маленькие промежутки времени, но потом темнота опять поглощает меня. Все тело болит, как если бы меня сбросили с высоты нескольких этажей и протащили по асфальту. Что по сути не далеко от правды.
Ко мне приходят родители, Рора и Лиам, но не он. По крайней мере, когда я в сознании. Мне известно, что он рядом, когда мой разум в плену темноты. Я знаю это по свежим гортензиям в вазе. Знаю по аромату, который Леви оставляет после себя. Знаю по покалывающим ощущениям на коже после его прикосновений.
Я понимаю, что ему нужно время, чтобы осознать происходящее. Но мне нужен он, чтобы почувствовать себя не телом, а человеком.
Можно подумать, что небеса услышали мои молитвы, потому что дверь палаты открывается и Леви заходит неуверенной походкой. Мы не произносим ни слова, смотря друг другу в глаза. Он выглядит плохо, возможно так же, как и я. На нем нет ни царапины, но оттенок его лица приближен к цвету прогорклого масла. Наверное, он плохо спал несколько дней. И спал ли вообще?
— Бель, нам нужно поговорить, — произносит он роботизированным голосом.
— Да, было бы неплохо пообщаться с тобой, когда я в сознании. — Уголки моих губ слегка приподнимаются.
Я так по нему скучала.
Леви меряет шагами палату, проводя рукой по волосам в нервном жесте.
— Сядь, пожалуйста. Иначе у меня закружится голова, — слегла хихикаю я, пытаясь разрядить обстановку.
Он смотрит на меня глазами, в которых полопалось столько капилляров, что трудно сосчитать.
— Бель, — начинает он, когда садится на кресло рядом с кроватью. — Я… — Его руки начинают дрожать, и я протягиваю ему свою ладонь.
Леви без колебаний берет ее, но… ничего. Нет нашего приветствия. Нет знакомых линий на ладони.
— Я думаю, что тебе будет лучше без меня, — заканчивает он, смотря на меня полными слез глазами.
Чан со льдом опрокидывается на мою голову. Осколки льдинок впиваются в кожу до крови.
— Что?
Я не верю. Он просто расстроен. Нам больно, но мы справимся.
— Что ты такое говоришь? — Я сжимаю его руку так крепко, как только могу. — Где мне будет лучше без тебя? Леви, я… я люблю тебя, все хорошо. Мы справимся с этим. Вместе. Видишь, я уже иду на поправку. — Мой голос дрожит, но я не даю волю слезам, а наоборот стараюсь улыбнуться, чтобы дать понять, что все придет в норму.
Леви одергивает ладонь и поднимается на ноги. Он засовывает руки в карманы, словно пытается оградить себя от прикосновений ко мне.
— Нет. Ничего хорошего нет. — Его голос холоднее Антарктиды. — Я сделал это с тобой. Разрушил твои мечты и будущее. Я не могу смотреть тебе в глаза и чувствовать себя достойным после того, как чуть не убил тебя.
— Леви…
— Нет, дай мне закончить. Список того, что ты потеряла из-за меня, настолько ужасен, что для меня уже выделена отдельная комната в аду, в которой я с радостью проведу остаток дней. Но без тебя.
Без тебя.
В глазах начинает темнеть, но я не даю сознанию снова покинуть меня.
— Леви, ты не виноват. Боже, да что…
— Не виноват в чем? В том, что твое колено больше не будет работать с четкостью часовой стрелки? Или в том, что тебя протащило по асфальту, когда на мне нет даже синяков? А может в том, что ты не попала на просмотр, который был твоей мечтой? Или… в том, что ты никогда не сможешь иметь детей.
По его щеке стекает первая слеза.
Мое тело вздрагивает, словно меня ударили.
— Я знаю это! Мне тоже больно от этого, но никто не хотел, чтобы все вышло именно так. — Я дышу так часто, будто бегу. — Пожалуйста, Леви. Послушай меня, в этом нет твоей вины. Знаю, что это сложно принять, особенно после того, что ты пережил в детстве. Но… — Я начинаю задыхаться, мне кажется, что легкие вот-вот разорвутся. — Но мы справимся. Я знаю, что мы справимся.
В глаза начинают скапливаться слезы от бессилия. От боли, поглощающей каждую клетку.
Леви подходит к тумбочке рядом с кроватью и достает из кармана наш блокнот. Молча смотря на него пару минут, он кладет его обратно.
В палате стоит тишина — слышно, как за пределами палаты медсестра печатает на клавиатуре. Как в капельнице капля за каплей стекает лекарство, распространяясь по моим венам.
— Леви, — нарушаю тишину я. — Ты сейчас совершаешь большую ошибку. Тебе просто нужно прийти в себя. Я люблю тебя и не откажусь от нас из-за того, что моя жизнь больше не будет прежней. В ней будешь ты и…
— Нет. — Он целует меня в щеку, смешивая наши слезы. — Я люблю тебя, но… Сейчас тебе кажется, что когда ты встанешь на ноги, то все будет как прежде. Нет. Если я останусь… мое лицо станет для тебя красной тряпкой.
— Ты не прав. Я не хочу тебя терять.
— Ты поймешь все, когда не сможешь встать в пуанты. Когда будешь смотреть на то, как через пару лет у наших ровесников появятся дети. Ты будешь винить меня, и я приму это. Прости меня. Я извиняюсь за то, что ухожу, но не за то, что сделал с тобой. Потому что всех извинений и сожалений мира будет мало. Не прощай меня за это никогда, но прости за то, что я трус, который боится увидеть в твоих глазах не любовь, а отвращение.
Леви отстраняется от меня и разворачивается спиной. Опять. Я опять смотрю на его спину и чувствую себя десятилетней девочкой. Только сейчас мальчику уже не десять, и он тянет за собой мое окровавленное сердце.
— Леви, — произношу я, когда он почти выходит из палаты, — а ты помнишь, как мы познакомились?
Он резко останавливается, а я жду, что вот сейчас он повернется, обнимет меня и скажет, что все будет хорошо. Но нет. Он поворачивается и смотрит на меня так, будто видит в первый раз. А потом произносит:
— Помню. Я случайно ударил тебя дверью, когда выбегал из школы. Но ты сказала, что…
— Что ты не виноват, черт возьми! Нам было шесть лет. В восемь мы нашли наше место на ущелье, и ты принял весь удар на себя, когда нас ругали. И я ходила и говорила всем, что ты не виноват! — Слезы градом падают из глаз, когда я с трудом делаю вдох.
Леви отворачивается от меня, открывая дверь.
— Я тот, кто отвечал за твою безопасность. Ты вылетела на дорогу, черт побери, потому что я слишком отвлекся, чтобы убедиться, что ремень безопасности пристегнут. Это моя вина.
— Я отстегнула его! Мне нужно было взять телефон и потом…
— Неважно. Я водитель, и мне нужно все контролировать.
Он не хочет видеть меня, не хочет слышать мой голос.
Все его тело сотрясается. Ему больно. Но в отличии от меня, Леви сам причиняет себе боль и принимает ее. Он не может позволить себе любить кого-то, потому что не может полюбить себя сам. Простить себя. А я не могу заставить его.
Это все равно, что удержать ветер. Невозможно.
— Я прощу тебе все, но только не твой побег. — Это моя последняя карта, которую можно разыграть.
— Хорошо, это сделает мою агонию еще слаще.
Дверь захлопывается, а я остаюсь в одиночестве и с шумом в ушах. В голове играет песня «In This Shis», и мне хочется сесть на мотоцикл, чтобы разбиться без шанса на выживание. Потому что я уже мертва. В моей душе кровопотеря несовместима с жизнью.
Дни проходят как в тумане. Свежие цветы встречают меня каждое утро. Его аромат ириса и хлопка говорит мне «доброе утро» после пробуждения. Леви всегда рядом, но никогда не попадается на глаза. Мне хочется запретить себе спать, лишь бы увидеть его.
Руки меня не слушаются, когда я наконец-то беру блокнот этим утром. Сегодня день моей выписки из больницы. И Леви ушел окончательно. Цветов нет, его запаха тоже. С трудом открыв блокнот на нужной странице, я натыкаюсь на слова:
«Спасибо, что зажгла для меня звезды хотя бы на мгновение».
Истерика сотрясает мое тело, холодя кровь. Мои мысли не могут догнать друг друга, но одна из них выстреливает в сердце, пробивая его насквозь.
«Зажигая звезды, важно не сгореть самому».
***
Сквозь пелену слез и воспоминаний я понимаю, что нахожусь в теплых объятиях. Ладони проводят нежными прикосновениями по голове. Ее цветочный аромат ласкает мои рецепторы.
Валери.
Я отстраняюсь, чтобы взглянуть на нее, и она отвечает мне легкой улыбкой.
— А ты в юности знала толк. Он точно не пропускает день ног. — Первое, что говорит моя подруга после того, как я затопила половину Лондона своими слезами.
И как бы глупо это ни звучало, меня покидает фыркающий смешок.
— Это все еще царапает твою душу, не так ли? — Ее улыбка спадает, и она смотрит на меня с жалостью.
Я не ненавижу этот взгляд. Лиам смотрит на меня так до сих пор. Каждый раз, когда я не могу завести отношения. Каждый раз, когда мое колено посылает меня к черту и отказывается работать. Каждый раз, когда он заглядывает ко мне на работу, где куча детей. И еще много-много каждых разов, когда я разговариваю со своей семьей.
Я не жалею себя. И им не нужно. Потому что несмотря на то, что в какой-то момент своей жизни я оказалась на самом дне, это стало единственным путем наверх. Да, мне приходится проживать день, когда Леви ушел от меня, раз за разом. Но я привыкла к этому чувству, сроднилась с ним и приняла его.
Валери знает о нашей истории. Я рассказала ей это однажды, когда вернулась с очередного свидания, которое было полным провалом. Начиная с того, что моя рука дергалась каждый раз, когда мужчина пытался сплести наши пальцы, заканчивая тем, что он сказал: «О, какая милая подвеска у тебя на шее».
— Нет, я уже напрочь забыла о нем, — отмахиваюсь я. — Просто это было неожиданно.
— Никто не забывает первую любовь. — Валери сжимает мою руку, и мы обе понимаем, что она никогда не поверит в мою ложь.