Джейк
До того, как встретил Шэйн Франческу Уиллоуби, я не был уверен, что свяжусь с женщиной по прозвищу «чудесная неприятность», чтобы исправить чертову любовную судьбу.
Звучит как неудачный комикс про супергероя. Один из тех пятицентовых, плохо прорисованных, которые я проглатывал, будучи ребенком, потому что мы не могли позволить себе постоянно смотреть кабельное. Скудная рисовка. И даже мой младший брат Джастис, добродушный и отзывчивый, назвал бы это мусором. Он порвал бы «Приключения чудесной неприятности» и использовал бы страницы для того, чтобы завернуть рождественский подарок или поджечь мусорную корзину на заднем дворе. Джастис был добрым и отзывчивым, но еще и пироманом, который дважды едва не спалил наш дом, пока рос.
«Чудесная неприятность» звучало словно шутка, и я боялся, что Шэйн не понимает, насколько серьезно я отношусь к тому, чтобы скрыть фальшивость наших отношений. Меня беспокоило, что ее впечатлит моя известность и карьера, или она поведет себя как одна из тех женщин, которые хорошо выглядят, но у них всего три функционирующих мозговых клетки. Кери слишком умна, чтобы поверить, будто смазливая глупышка, которая больше интересуется моей карьерой, нежели тем, кем являюсь я сам, заинтересовала меня.
В принципе, у меня были оговорки с большой буквы «О», и я при первом же сигнале мог отказаться от услуг этой фирмы по вмешательству в романтические отношения, если вдруг она окажется совсем не такой великолепной, как уверял помощник тренера лучшего друга жены моего двоюродного брата.
Но из всех проблем, с которыми мне прежде пришлось столкнуться, никогда не возникало сложностей, чтобы держаться подальше от женщины, играющей мою любимую. Никогда и представить себе не мог, что от ее запаха мне до боли захочется попробовать и вкус, а от того, как она облизывает губы, невозможно думать ни о чем, кроме бессмысленных поцелуев.
И если кто-нибудь пару дней назад сказал бы мне, что я выйду из квартиры Шэйн с огромным стояком, мечтая трахнуть ее прямо у дверей, я бы назвал его грязным лжецом.
Но это было до того, как ее губы коснулись моих, руки обняли меня, а ее прекрасная задница… Я обвел букву «С», хотя готов был написать целую поэму о заднице Шэйн Уиллоуби. Ее мягкая грудь, чувственный рот, из-за которых я не мог сдержаться. Сложно было не провести рукой по брюкам Шэйн, чтобы проверить, влажная ли она. Мне до смерти хотелось почувствовать ее гладкую, нежную кожу вокруг своих пальцев, зайти дальше обычного поцелуя.
Вместо этого я взял себя в руки и вышел из ее квартиры до того, как выставил себя еще большим идиотом, чем прежде.
Безумство…
Я не думал, что смогу чувствовать такую потребность. Полагал, что перерос всепоглощающее желание, как и любовь к американским горкам и выпивке на работе, за сараем с инструментами. В семнадцать лет я был полным идиотом. Ребенком, который постоянно меняет желания.
Я опускался на самое дно, много пил, тратил деньги на абонемент в парк «Кеннивуд», чтобы покататься на аттракционе «Месть призрака» сотню раз за лето и перетрахал половину старшеклассниц. Мне было неважно, красива эта девушка или нет, опытная или невинная, желающая переспать со мной со скуки или потому что до нее дошли слухи о том, что у меня большой член. Каждый раз, оказавшись в такой девушке, я забывал обо всем. Она становилась для меня той, о ком я думал и кого желал. Она становилась смыслом жить и умереть, по крайней мере, до тех пор, пока мы не кончали, но затем отстранялись друг от друга и становились всего-навсего незнакомцами.
Моей истинной любовью был хоккей, а киски — всего лишь зависимость.
Но, в конце концов, это прошло. Не поймите меня неправильно, секс все еще важен для меня и является одной из главных вещей в моем списке, ради которых стоит просыпаться по утрам, или в любое другое время, но теперь я могу бороться с желанием. Я взрослый, вполне могу сказать «нет, спасибо» на предложение о ночи, когда у меня есть другие дела, или мне известно, что женщина захочет попросить о большем. Я взрослый мужчина и владею своим членом. По крайней мере, до тех пор, пока одна блондинка не коснулась моего языка своим и не заставила почувствовать себя семнадцатилетним юнцом.
И это настоящий скандал? Женщина столь же сексуальная, как и интригующая, и забавная.
Нет, Шэйн Уиллоуби совсем не такая, как я опасался.
Она еще хуже. Стрела, что проникает сквозь мою броню, выбрав целью сердце.
Как только мы расстались прошлой ночью, я отправился в постель, ломая голову над тем, какие чары она на меня наложила. Полночи я провел в мыслях о том, как убедить ее, что если мы потрахаемся, это не будет противоречить политике ее компании. Если мы оба согласимся на работу и будем играть по отдельности. А другую половину ночи мне снилась она. Обнаженная, скачущая на мне, пока мы оба не достигли оргазма и не унеслись к звездам.
И когда я смотрю на нее сегодня, стоящую на закате, в своем облегающем золотом платье, на крыше в центре города, она выглядит настолько красивой, что дыхание перехватывает, очень хочется притянуть ее в свои объятия и целовать до потери пульса.
Все, что требуется мне для оправдания — желание, которое я не могу контролировать.
Но это и хороший довод, что наша работа окажется успешной.
Я хочу Шэйн. Хочу до боли. Хочу так сильно, что едва замечаю официантов и официанток в белых рубашках и фартуках, разносящих шипящее шампанское на подносах. Не замечаю хорошо одетых людей, наслаждающихся статуями и видом. Меня не волнует, что кто-то может нас увидеть. Этого не случалось с тех пор, как я вырвался с юношеской лиги, ощущая себя муравьем под увеличительным стеклом.
С первого же матча за «Рэйнджерс» мне приходилось следить за своими действиями, словами, выражением лица, когда рядом сновали камеры. Людям нравятся истории о прославившихся неудачниках, но также им нравится испытывать ненависть к ним. На каждого человека, кто радовался моим успехам, найдется тот, кто посчитает меня удачливым сукиным сыном, который не заслужил места в команде NHL.
И эти люди возмущенно кричат на каждом углу из-за того, какой я быстрый, точный и аккуратный.
Кажется, они находятся в поиске любого предлога, чтобы возненавидеть меня, но я не даю им его. Справедливый, но жестокий, щедрый, но бескомпромиссный, я стараюсь избегать любого скандала вокруг моего имени. Фото со мной скучные до безобразия, поэтому оскорбления скатывались по спине. И мне удавалось сохранять в тайне все свои романтические отношения.
До сегодняшнего дня.
Теперь мое будущее висит на волоске, и все зависит от того, смогу ли убедить психически неуравновешенную особу в том, что я для нее не очень хороший объект вожделения.
Но в миг, когда встречаюсь с Шэйн взглядом, беспокойство исчезает, и все, о чем я могу думать, это то, как сильно я хочу женщину, которая обещала мне помочь, нарушила несколько законов, чтобы залатать мне руку, и выглядит так, словно знает обо всех злобных помыслах, что проносятся в моей голове.
Возможно, так и есть.
И может у нее есть собственные порочные мысли…
Я чувствую ее прожигающий взгляд, когда она начинает изучающе рассматривать мои начищенные туфли, облегающий черный костюм, явно довольная тем, что видит.
— Неплохо, неплохо…
Шэйн кивнула, когда я остановился перед ней достаточно близко, чтобы уловить цветочный аромат ее парфюма, ощутить тепло от лампы позади нее, согревающее прохладный осенний воздух.
— Не стал прихорашиваться?
— А ты снова выглядишь потрясающе, — я посмотрел вниз, оценивая, как свет проникает сквозь платье, подчеркивая изгибы тела, но быстро отвожу взгляд. Сосредотачиваться на формах плохая идея. — От этого платья у ребят постарше сердечный приступ будет, но кажется, что мне был обещан свитер из котят. Где он, Уиллоуби?
Она улыбнулась, и мое сердце ударилось о ребра.
Черт возьми, она прекрасна.
В миг, когда я увидел фото в ее портфолио, понял, что красота Шейн натуральна и заставит Кери ревновать, но фото не передавали ее истинной сущности. Не передавали ее доброту, ее уверенность, то, как ее улыбка заставляла вас чувствовать себя частью ее круга. Она притягивала к себе. Человек, с которым хочется быть ближе.
— Это шерсть альпака, — когда я выгибаю бровь, она продолжает, — с виду похожа на ламу, но не она. Меньше, милее, не станет плевать в тебя.
Я улыбаюсь.
— Кажется, я слышал.
— Позже пришлю тебе несколько фото. А насчет платья… — она жестом указала на свою одежду. — Прости, что не сдержала слово, но способа сделать свитер полуофициальным не нашла, а Мари придирчива к дресс-коду на подобных мероприятиях.
— Что за мероприятие?
Я оглядываюсь через плечо, рассматривая хорошо одетых людей, большинство из которых пожилые, медленно блуждающие между статуй, украшающих террасу на крыше. Они походили на людей, больше интересующихся оперой, чем хоккеем, что успокаивало меня еще больше.
— Вроде как открытие выставки таинственных скульптур, — тихо произнесла Шэйн, прикрыв рот бокалом шампанского, — но на самом деле моя подруга Мария вытащила эти скульптуры из подвала, простоявшие там более десяти лет, и решила организовать сбор средств. Это прикрытие для нас, чтобы мы смогли попрактиковаться на публике, которую не волнует хоккей или таблоидные скандалы.
Я удивленно приподнимаю брови, когда маленькое скопление официантов, обильные подносы с вином и буфет на дальнем конце крыши приобретают новое значение.
— Она сделала все это для нас?
Шэйн пожала обнаженным плечом.
— И чтобы собрать деньги на поездку в Грецию. Но да. Больше всего из-за нас. Я же говорила тебе, что она мне задолжала.
— И что же ты сделала? Отдала ей почку?
Шэйн рассмеялась.
— Нет. Я принимала роды у кошки Синди Кроуфорд.
— Синди Кроуфорд… Кошка супермодели?
Она серьезно кивает, но в глазах появляются искорки.
— Ты слышал о ней?
— А кто не слышал? — говорю я с серьезным видом. — Мне нравится ее работа. В прежние дни у меня в комнате висели постеры с ней.
— Безусловно! Она великолепна, — Шэйн усмехается, явно довольная тем, что я ей подыгрываю. — Так что можешь себе представить, как благодарна была Мария, что я помогла Синди пережить роды. Мария привыкла собирать десятицентовые вещи. Она одна из лучших организаторов, кто планирует небольшие мероприятия в городе. Я пользуюсь ее услугами, когда устраиваю благотворительные вечеринки для своей семьи.
— Семейный фонд Уиллоуби, верно? — спрашиваю я, радуясь тому, что прошлой ночью выделил немного времени для домашней работы. — Финансирует медицинские исследования и программы для брошенных детей?
Она выгибает бровь.
— Проверял меня?
— Немного, — признал я, засунув руки в карманы. — Достаточно, чтобы почувствовать себя идиотом, посчитав, что ты интересуешься моими десятью тысячами, в то время как на самом деле принадлежишь к королевской семье Нью-Йорка.
— Я не знала об этом, — говорит она с застенчивой улыбкой, — но моя тетя была оскорбительно богата.
Я выгибаю губы в усмешке от неожиданного слова.
— Оскорбительно?
Она пожимает плечами.
— Не знаю. Иногда я нахожу это немного оскорбительным. Управлять состоянием, распоряжаться им в благих целях стало моей полноценной работой, — она тянет руку, берет бокал с шампанским у проходящего мимо официанта и протягивает мне. — Эгоистичная часть меня испытывает желание отдать все, но для моей тети состояние имело большое значение. А детская программа имеет большое значение также и для меня. Так что продолжаю вести бескорыстную борьбу.
— Думаешь, отдать несколько миллиардов долларов — это эгоизм?
— Да, — говорит она, глядя на меня открытым взглядом. — Не пойми меня неправильно. Мне нравятся красивые вещи, но я больше люблю свободу. И в последнее время мне кажется, что мне ее не хватает.
Я спрашиваю ее о том, чем бы она занялась, если бы не получила наследство, но она со смехом отмахнулась.
— Сегодня речь не обо мне. Ты должен научиться вести себя, как безнадежно влюбленный человек, — она немного приблизилась. — И хотя мне ненавистно признавать это, Фальконе, но пока у тебя дерьмово получается.
Не смешно, но я улыбаюсь.
— Думаю, я справлюсь. Делаю же я тебе комплименты, поддерживаю разговор и даже не хмурюсь.
— Но ты даже не прикоснулся ко мне, — говорит она, тихим, сексуальным голосом, от которого мой член затвердел. — Как насчет приветственного поцелуя.
Ее приветственный поцелуй…
Бл*ть, как я мог упустить этот момент? Особенно после того, как хотел сделать это снова сразу, как перестал целоваться с Шэйн вчера.
Серьезная оплошность.
Я должен немедленно ее исправить.