Шэйн
Успокоив совесть, выхожу из спальни и вижу, что Джейк все еще в рубашке — черт возьми — и листает журнал по йоге, лежавший на стойке.
— Ты занимаешься йогой? — спрашивает он, когда я подхожу и ставлю рядом с ним сумку. — Мой технический тренер убеждает меня попробовать, но мне не хватает времени.
— Да. Каждый день занимаюсь. Всем рекомендую. Эта штука здорово меняет жизнь.
Открываю сумку и достаю необходимые принадлежности, которые могут мне понадобиться, включая материалы для очистки и перевязки раны, термометр, чтобы измерить температуру у Джейка и нитки, чтобы зашить рану, если потребуется по прошествии столь долгого времени.
— Мне нравится заниматься здесь, — я похлопываю прямо по столешнице. — Помогает сосредоточиться.
— Каким образом? — с насмешкой спрашивает он.
— Осознание того, что я могу упасть, помогает сосредоточиться.
— Так тебя заводит опасность, — он хватается за низ футболки. — Буду иметь в виду.
В голове начинает назревать ответ — что-то о том, что я вовсе не наслаждаюсь опасностью, просто использую ее в своих целях, когда мне это необходимо, но Джейк стягивает темно-синий свитер и футболку через голову одним плавным движением, и слова застревают на полпути.
Святые мышцы пресса, Бэтмен.
Мышцы груди и плеч, бицепсы и все остальные. Так много перекатывающихся мышц.
Это просто шведский стол, состоящий из мышц. Мужчина подтянутый и спортивный, идеально сложенный, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы вспомнить о том, что я смотрю на его грудь вовсе не ради того, чтобы восхищаться ею.
Когда я прихожу в себя, то прокашливаюсь и с трудом сглатываю.
— Итак, нож вошел…
Он слегка приподнимает руку, демонстрируя розовую, припухшую рану чуть выше сгиба рядом с подмышкой.
— Вот.
— Хм, — надеваю перчатки, подходя ближе.
— Как я и говорил, ничего серьезного, — поясняет он, пока я осторожно изучаю область вокруг раны шириной в дюйм, а мои представления о нем, как о высоком, невероятно сексуальном божестве отходят на второй план, стоило мне только перейти в режим осмотра. — Нож прошел под кожу. Возможно, задел мышечную ткань, но это не серьезно.
— Здесь болит? — надавливаю с другой стороны. Рана горячее и краснее, чем ожидалось.
— Немного, но терпимо, — хмыкает он.
— Но боль сильнее, чем вчера? — прощупываю кожу, заметив уплотнение, когда возвращаюсь к раненой плоти.
— Возможно, — он выдыхает, и мои волосы слегка шевелятся от его дыхания. — Когда ты надавливаешь там, возникают неприятные ощущения.
— Потому что началось заражение. Могу с точностью утверждать это, даже не удосужившись измерить тебе температуру, — я хмурюсь, потянувшись за бутылочкой спирта и бинтом. — Я промою рану и наложу повязку, но тебе нужно пропить курс антибиотиков, чтобы легкое заражение не переросло в нечто большее. Тебе стоит обратиться к терапевту, чтобы…
— Я не пойду к врачу, — Джейк напрягает грудные мышцы, демонстрируя, что боль сильнее, чем он показывает, когда я прикладываю к ране тампон, смоченный спиртом. — Закон обязывает их сообщать обо всех ножевых и огнестрельных ранах в полицию.
Я тяжело вздыхаю, поздравив себя с тем, что добилась тщательного осмотра. Не знаю, что за проблемы у него с копами, но намерена выяснить это до того, как мы перейдем к более близким отношениям.
— Лишь в случае нападения. Разве ты не мог сказать врачу, что сам поранился, когда готовил ужин или что-то в этом роде?
Он приподнял бровь.
— Упал на нож и всадил его себе подмышку?
— Случаются и более странные вещи, — я заменяю проспиртованный тампон сухой марлевой повязкой и тянусь за бинтом. — Слышал бы ты, какие истории мне рассказывали друзья-врачи. Люди попадают в более изощренные проблемы, нежели животные.
— Уверен, так и есть, но мне не нужен врач. И антибиотики тоже, — он задирает подбородок. — Я в порядке. Мое тело само справится с инфекцией.
— А что если нет, упрямый козел? — я поднимаю на него взгляд, и с моих губ срывается разочарованный вздох, когда его лицо оказывается всего в паре дюймов от моего.
Я вдыхаю, но слова снова застревают в горле, когда сосредотачиваюсь на жаре его губ и запахе одеколона, исходящего от сильного в расцвете сил мужчины, нависшего надо мной. От него исходит райский аромат, так что все, чего мне хочется, это склониться к нему, прижаться носом к его обнаженной коже и впитать исходящий от него аромат, проникающий, словно ток, вглубь моей души.
И после того, как мои легкие наполнятся его ароматом, я запечатлела бы поцелуй в центре его груди, прямо над сердцем. Поцеловала бы, высунув язык, чтобы попробовать его на вкус, прикусила бы плоский, светло-коричневый сосок, а затем другой. Склонила бы голову и…
— У меня есть препарат для рыб, — слова походят на сдавленное кваканье, пока я борюсь с жаром, обжигающим мое тело.
Предполагаю, что этот мужчина скрывает мрачную, возможно, преступную тайну о своем прошлом, но даже если это не так, вожделеть его все еще опасно. Забудем, что он мой клиент. Фальконе самый величайший бабник. За прошедший год он встречался как минимум с шестью знаменитостями из «списка А». Одна из них даже посвятила ему песню — «Ледяное сердце Дракона», которая рисовала Джейка бесчувственным и ветреным.
Я стану такой же глупой, как пробка, если позволю похоти разгореться внутри меня. Мне нужно потушить пламя, вернуться в игру и вспомнить, что единственный человек, которому могу доверять — я сама.
— Лекарство для рыб, — эхом повторяет он, не сводя взгляда с моих губ и заставляя меня думать, что я не единственная, у кого внизу разгорается пожар.
Дерьмо. Мне нужно успокоить нас обоих. Сейчас же. Пока мы не сделали то, о чем потом будем сожалеть.
— Препарат для рыб. Антибиотики, — заикаюсь, когда его губы почти касаются моих. Дыхание учащается. — Большинство людей понятия не имеют, что антибиотики, которые применяют на животных, производят на тех же фабриках, что и лекарства для людей. Тот же состав, тот же дизайн и цвет. Отличие лишь в том, что тебе не требуется рецепт, чтобы купить медикаменты для животных.
Он кладет свою руку на столешницу так близко к моей, что наши пальцы соприкасаются, и электрический разряд проходит от самых кончиков пальцев.
— Значит, хочешь напичкать меня антибиотиками для рыб?
— Нет, я не хочу напичкать тебя рыбными лекарствами, — я отступаю, надеясь, что это поможет успокоить, мое бешено колотящееся, сердце, — но раз ты отказываешься пойти к врачу, мне не остается ничего другого, кроме как дать тебе антибиотики для рыб и рассказать о том, как их использовать. Хотя, если честно, мне бы не хотелось заходить так далеко. Я сама принимала препараты для животных, но мне легче экспериментировать на собственном здоровье, чем на твоем.
— Как мило, — он подходит ближе, опаляя мое тело своим жаром. — И ты тоже милая.
— Вовсе нет. Я дура, — фыркаю я. — Не стоило уступать твоему упрямству.
— Ты слишком далека от дурочки, — он протягивает руку и отводит мои волосы назад с такой нежностью, что даже мои кости превращаются в желе. — Несправедливо, что ты, такая милая и прекрасная, оказалась еще и гениальным доктором.
— Я не гениальна, — наклоняю голову на бок, загипнотизированная жаром в его взгляде. — Бесхребетный, бесцеремонный ветеринар, которому следовало заставить тебя обратиться в отделение неотложной помощи.
— Вы не можете ни к чему меня принуждать, мисс Уиллоуби, — он пропустил мои волосы сквозь пальцы, посылая дрожь по моему обмякшему телу. — Я не обездвиженный предмет.
— Но у меня есть непреодолимая сила, — бормочу на автомате, хотя это самая банальная ложь. Прямо сейчас меня загнали в угол, и я стою, боясь вздохнуть, ожидая, каким будет его следующий шаг.