— Я понимаю твое состояние… — начал Тео.
— Правда? — ядовито улыбаюсь, понимая в какой заднице оказался.
— Джонатан, сынок, — голос отца становится мягче, — ты глава компании, семейного дела, влиятельный человек, ты не можешь жертвовать этим всем ради своих обид. Взгляни на ситуацию трезво. Ты можешь это расценивать как бизнес предложение. Если вы не разойдетесь сейчас, ты в любом случае останешься с прибылью. Речь не только о финансах и политической поддержке Тео, но также ты можешь стать отцом, конечно, если ребенок твой.
Не выдерживаю и смеюсь припадочным смехом, от которого болят ребра. Опираюсь рукой о кресло деда и мысленно прошу его восстать из мертвых. Пусть он встряхнет меня хорошенечко, чтобы здравый смысл вернулся в голову.
— По вашему мнению, цена этого ребенка пару десятков миллионов долларов? — интересуюсь, разглядывая в руках сигару ограниченного выпуска.
— Большинство жизней стоят значительно меньше, Джон, — сухо говорит сенатор.
— Тогда я куплю этого ребенка по биржевой цене вне зависимости от котировки, — бросаю напоследок и вылетаю из кабинета.
Мне нужно покинуть этот дом, пока я не разнес его в щепки. Резко останавливаюсь, пробегая мимо гостиной. Резко останавливаюсь и делаю несколько медленных шагов назад. Не знаю, что написано у меня на лице, но гости, испуганно осматривая, расступаются передо мной. Скорее всего, я выгляжу неважно.
Подхожу к Лили, дыша ей в затылок. Мэл настороженно кивает ей, чтобы она обернулась. С улыбкой она поворачивается лицом, держа в руках наполненный бокал шампанского. Выхватываю его и кидаю в другой конец комнаты, где он разлетается на сотни мелких осколков.
— Джонатан, что ты делаешь? — ошарашено смотрит по сторонам, где десятки глаз с любопытством уставлены на нашу сцену.
— С Днем благодарения, Лили, — обдаю ледяным голосом и демонстративно иду в сторону выхода.
Хочу поскорее убраться из этого прогнившего места.
Глава 17
«У каждого человека есть своя страсть,
грызущая ему сердце,
как у каждого плода есть свой червь»
©Александр Дюма «Граф Монте-Кристо»
ЭМИЛИЯ
Я сразу же пожалела, когда, поддавшись эмоциональному моменту, ляпнула Лене о Джонатане. Лена просто завалила меня кучей вопросов, в плане: Что? Где? Когда? И, конечно же, ее интересовало, не планирую ли я остаться в Нью-Йорке? На этот вопрос, я лишь шокировано округлила глаза, так и не подобрав подходящих слов в ответ.
Возможно, отец-основатель Бенджамин Франклин был прав: двое могут хранить секрет, если один из них мертв. Но мне бы не хотелось лишаться подруги, придушив ее при следующей попытке выведать подробности моей неверности мужу.
К моему огромному счастью, начался парад Macy's8, и все внимание Лены было обращено на дорогу, по которой шли участники шествия в честь Дня благодарения. Звуки оркестра разносились в воздухе, играя традиционную «Mayflower»9, слова которой подпевала собравшаяся толпа.
«…Было ненастно и мрачно
Они совсем закоченели
В своих одеждах пилигримов
На «Мэйфлауэр», «Мэйфлауэр»
Йо-хо-хо за моря…»
Во мне тоже зародился дух торжества, и я начала пытаться подхватить ритм, вставляя некоторые слова, которые удалось вспомнить.
Под звуки барабанов вылетел первый огромный шар, который мы видели на Семьдесят седьмой улице. Проплывающего Соника над головами восторженной толпы сменила платформа со сценкой по мотивам сказки Братьев Гримм «Гензель и Гретель». Вокруг пряничного домика расположились деятели Нью-Йорка, удостоенные этого почетного места за различные заслуги. Они радостно приветствуют собравшихся, улыбаясь и махая.
Пролетающий огромный шар в виде Пикачу заставил достать телефон и включить запись видео. Дочка была бы в восторге от этого. Воспоминания остро кольнули в спящую совесть при виде этого «зверька», отчего-то напоминающего Джонатана.
«Увидимся ли мы еще? Вряд ли. Такие мужчины, как он, не умеют возвращаться», — подумала я, перед тем, как лозунг чирлидерш оглушил меня, вернув внимание на дорогу.
— Боже! — завизжала Лена. — Смотри, это «Kiss»10!
Пришлось ухватиться за ее пальто, пока она не перевернулась через ограждение. Мимо нас проехала сцена с большими красными буквами, — названием группы, — на которой в экстравагантных костюмах стояли легенды рока. «Демон»11 в свойственной ему манере показывал красный язык возбужденно кричащей публике.
От цветового разнообразия и грандиозности проходящей колоны кружилась голова, а от улыбки болели скулы. Кажется, я не была так беззаботно счастлива за прошедшие несколько лет.
Дождавшись последнего воздушного шара, мы начали искать пути возвращения домой. Огромное столпотворение людей не предвещало ничего хорошего: мы могли застрять здесь до ночи. Однако наша хитрость оказалась бесполезной. Нам пришлось дойти почти до Собора Ионна Богослова12, что в пятнадцати минутах ходьбы от нашей квартиры.
С трудом переставляя ноги от такого марафона, мы нашли спасение в неприглядном на первый взгляд кафе.
— Когда будете готовы сделать заказ, махните рукой, и я подойду, — улыбнувшись, девушка с повязанным спереди клетчатым фартуком раскладывает перед нами меню.
Я окидываю взглядом помещение. Оно выполнено в стиле кантри, которое по-домашнему согревает не только руки.
— Итак, — пристально взглянув мне в глаза, Лена продолжила: — Сама все расскажешь или мне задавать вопросы? — демонстративно перелистывает пестрое меню, а я не спешу отвечать на вопрос, состроив вымученную гримасу. — Вы познакомились на конференции, — утверждает она, на что я только согласно киваю — По какой причине он там был?
— Он инвестор гранта, — без каких-либо эмоций отвечаю и делаю глоток воды из стакана.
— Гранта, — повторяет, задумчиво покачав головой. — Что значит гранта, Эмилия? — Лена вскрикивает, привлекая внимание посетителей. она шокировано распахнула глаза и даже не моргает.
— Джонатан Вуд — инвестор гранта точных наук этого года. Мы познакомились на конференции, — повторяю подруге размеренным голосом, наблюдая за ее растерянным видом.
— Эмилия, — пищит она, — я назвала его «высокомерным кретином» прямо в лицо, ты помнишь? — закрывает ладонями розовые щеки, подняв из-под ресниц смущенный взгляд.
— Да, и ты была права, Лен, — не могу сдержать смех, вспомнив мину Джонатана на слова подруги.
— О Боже, — протягивает она, — поэтому Алан начал ржать? — ее щеки стали багровыми, но на накрашенных блеском губах появилась улыбка.
— Да, мне было неловко в этой ситуации.
— Тебе было неловко? — Лена наиграно шлепает меня по плечу, и, опершись локтями о край стола, подпирает подбородок.
— Ты ударила меня второй раз за день, — тру место ушиба и обиженно выпячиваю губу.
— Ты заслужила это, Эмилия Шварц, — откидывается на спинку стула, — и Алан тоже. Я прибью его.
— Он не знал. По крайней мере, мне так показалось.