Хорошо придуманная ложь будет продолжать жечь кончик вашего языка ещё долго после того, как вас накормят правдой.
Мои пальцы подёргиваются, мой мозг движется со скоростью, которую могла бы проглотить улитка. Мой язык прилипает к верхней части рта, как губка, отчаянно нуждающаяся в воде или какой-либо жидкости. Ледяная кока-кола утолила бы мою жажду на уровне, которого сейчас не могла бы достичь даже вода.
— Джейд? — Слоун хрипит сбоку, и я поворачиваюсь к ней лицом. Она лежит в белом платье, противоположном моему черному, но в том же стиле. Ее волосы выпрямлены, падают ей на спину, в то время как мои собраны в волны, спадающие выше моей задницы. На моих ногах красные каблуки, заострённые и блестящие. У неё то же самое.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, но слова вываливаются, как нагромождение букв, не желающих оставаться в прямой строке.
Она кивает, садясь на застеленной кровати, застеленной простынями из египетского хлопка.
— Что происходит? Я чувствую себя одурманенной…
— Так и есть, — шепчу я, уже зная, в какой комнате нахожусь. Жилой комплекс в центре города. Он принадлежит Джеймсу, но вместо обычных арендаторов, которые есть в большинстве комплексов, его дом занимает несколько этажей. Их двенадцать, и на каждом уровне их занимает кто-то, пропитанный злом. Я встречал зло в своей жизни, и все это время оно было прямо здесь, на цокольном этаже этого комплекса. Один политик, другой инженер-программист, другой, я подозреваю, работает в какой-то тайной юридической области. Когда Джеймс проводит мероприятие каждый месяц, он размещает покупателей в комнате. Некоторые из них повторяются, некоторые новые. С годами торговля людьми усилилась, но то, что предлагает Джеймс, — это то, за что не многие могут ухватиться.
Молодые, красивые, а иногда и девственницы.
Молодые.
Молодые.
— Я знаю каждый уголок и каждую дыру в этом месте, — говорю я Слоун, опускаясь перед ней на колени и кладя руки на них. — Я вытащу тебя отсюда.
Слезы наворачиваются в уголках ее глаз, когда она, пошатываясь, поднимается на ноги.
— Что это за место?
Я беру ее руку в свою.
— Это жилой комплекс прямо в центре города. — Потому что Джеймс был умён. Он не вёл свои дела в грязном здании. Он взял то, что, как все думали, они знали как торговля людьми, и усовершенствовал это, поместив прямо в центре города, прямо за углом от полиции Лос-Анджелеса. Они никогда бы об этом не догадались. Умный или глупый, или сочетание того и другого. Я никогда не могла решить, но одно было точно: Джеймс Доу был тираном.
Беру обе ее руки в свои.
— Слушай меня очень внимательно, Слоун. — Я не слышу, стоит ли кто-то прямо за дверью или собирается войти. Стены звуконепроницаемые, окон нет. Просто квартира с одной спальней, оборудованная всем, что вы найдёте в любой квартире. Ничего необычного. В комнате есть кровать, комод, большой телевизор и кое-какая повседневная одежда. Комната выглядит обжитой, как и все они, но они не такие.
Цель Комплекса-чистый ужас, несмотря на очевидную роскошь. Все изменилось. Торговля людьми выглядит уже не так, как раньше. Эти люди повысили свой уровень. Они прячутся за нормальностью, поэтому никто не видит ничего необычного. Это то, что делает его сейчас намного более опасным.
— А как насчёт тебя? — спрашивает она, сжимая мою руку.
Дверь позади меня открывается, и входит правая рука Джеймса, руки в карманах пиджака.
— Пришло время. — Я улыбаюсь Слоун, надеясь хоть немного развеять ее страх, но чувствую себя обманщицей. Я не знаю, что будет дальше. Все, что я знаю, это то, что мне нужно спасти ее любой ценой. Она не просила об этом. Быть здесь, смешанной с этим миром. Она здесь из-за меня.
Я поворачиваюсь, стараясь встать перед Слоун и поднять глаза на Айзека.
— Как долго мы отсутствовали?
В первый день, когда я встретила Айзека, мне было пятнадцать лет.
Мои бедра болели. Я не хотела двигаться. Я не хотела выходить из машины и входить в этот гребаный дом. Я знала, что меня ждёт, ещё одна пытка. Ещё больше жестокости. Все, чего он хотел, — это причинить боль самым мягким способом. Почему? Я не была уверена. Почему он так старался превратить мою жизнь в сущий ад, я никогда не узнаю. Он наказывал меня или кого-то другого через меня?
Я хотела, чтобы это закончилось.
Я поймала свое отражение в зеркале заднего вида машины. Он был без маски, но я могла видеть только его глаза. Темным путём они перемещались, пока не наткнулись на меня. Трудный. Одичавший.
Мужчина на заднем сиденье рядом со мной прервал мой пристальный взгляд.
— Он выпустит тебя, когда ты выполнишь свои задания. — Машина остановилась у небольшого коттеджа примерно в часе езды от того места, где я жила, мужчина рядом со мной открыл заднюю дверь, распахнув ее. Я покорно следовала за ним, пока не оказалась на подъездной дорожке. Вокруг нас не было других домов, полностью огороженных высоким проволочным белым забором и кустарниками, которые обеспечивали дополнительную уединённость.
— Как тебя зовут? — сказала я мужчине, который вёл меня через парадную дверь коттеджа.
— Айзек — Он был примерно в возрасте Джеймса. Более сильные, длинные, широкие плечи и крой в военном стиле. Я мало что знала о том, что делал Джеймс, но по мере того, как проходил каждый час с того момента, как он впервые коснулся меня, я начала понимать, что, что бы он ни делал, это было зло, а чтобы творить зло, нужно окружать себя злом, поэтому Айзек был плохим человеком.
Совсем как Джеймс.
Айзек продолжал вести меня по длинному коридору. Дом был пуст, внутри не было никакой мебели, но пахло свежестью.
Его рука подошла к дверной ручке, где он осторожно сжал ее, его золотой "Ролекс" поймал тусклый свет, который висел над нашими головами от хрустальной люстры.
Он посмотрел на меня через плечо.
— Делай, что он говорит, Джейд. — Затем он распахнул дверь и втолкнул меня внутрь, где я упала на колени. Дверь за мной захлопнулась, мои глаза обежали комнату.
Тёмная кровать. Черные простыни. Окна нет. Запах отбеливателя был достаточно сильным, чтобы сжечь волоски у меня в ноздрях.
Кто-то вышел из тени в углу, его тело было широким, челюсть квадратной. На мгновение мне показалось, что он, красив, пока я не поняла, что смотрю на труп.
Я промолчала. Никто из нас не произнёс ни слова. Все, что я знала, это то, что у меня была своя задача, которую я должна была выполнять каждый день, пока я была там, и меня забирали только после того, как она была выполнена.
Я не знаю, почему.
Я, вероятно, никогда не узнаю и не пойму, почему Джеймс хотел, чтобы мы с ним сделали то, что сделали. Когда я впервые встретила Нечестивца, я сразу узнала его. Сначала я беспокоилась, что он заметил меня, но он этого не сделал. Он прикасался к каждому дюйму моего тела, трахал меня во всех местах, где только можно трахнуть человеческое тело, но он не узнал меня.
Я не думаю.
Айзек находится в пространстве, которое занимает лифт, весь воздух отсасывается из небольшого помещения. Айзек говорил мало, но когда говорил, то делал это целенаправленно. Я всегда задавалась вопросом, почему или что должно было с ним случиться, чтобы сделать его злым, или, может быть, он был таким же, как Джеймс, и родился таким. Цифры на лифте идут вниз.
11.
10.
9.
8.
7.
6.
5.
4.
Пока мы не достигнем нулевой точки.
А потом мы опускаемся все ниже.
Символ, который появляется на номере лифта, был простым, но сам вид света вызывал во мне чувства, которые я пыталась подавить.
Превосходно.
Металлические двери раздвигаются, и Слоун дышит у меня за спиной медленными, глубокими вдохами.
Я поворачиваюсь к ней лицом, когда Айзек выходит, ожидая нас.
— Расслабься, хорошо? Все будет хорошо. — Когда я оборачиваюсь, на меня мгновенно обрушивается поток воспоминаний за прошедшие годы и образов тех времён, когда я ступила сюда. В комнате темно, вдоль стен стоят кожаные скамейки с сиденьями. Под сиденьями есть оранжевые светодиодные фонари, освещающие в остальном туманную атмосферу. Бар находится в центре комнаты по кругу, и во всех четырёх углах огромного пространства расположены платформы с окружающими их белыми светодиодными лампами. Этапы очень важны. Это место, где они выставляют девушек напоказ. В течение ночи было три показа, всего двенадцать девушек. Из двенадцати по крайней мере одна будет девственница.
Не каждую девушку продают за секс, это торговля людьми. Это может быть рабство, секс, любовницы, ад — это может быть все, что захочет покупатель. Есть мужья и жены, которые тоже приходят вместе. Есть люди, с которыми вы могли бы посидеть рядом в церкви в воскресенье, которые пришли бы на шоу.
Лицо бармена закрыто тканью вокруг рта, скрывающей его личность, так как люди разбросаны вокруг общаясь. Так они общаются. На заднем плане играет мягкая, навязчивая музыка, орган, на клавиши которого нажимают слишком сильно. Это напоминает мне об океане и о пиратах Карибского моря. Это напоминает мне о Дэви Джонсе и его сундуке.
Я начинаю идти к занавесу, где, как я знаю, находится Джеймс, когда рука Айзека касается моей руки, останавливая меня.
— Тебе не нужно будет возвращаться туда сегодня вечером.
Я смотрю на его руку, прежде чем вернуться к его лицу.
— Почему? — Страх наполняет мои кости задолго до того, как я задала вопрос, земля уходит у меня из-под ног. Если случится то, о чем я думаю, то я не смогу помочь Слоун. Ни капельки. Ее единственный способ сбежать был через эту занавеску и в комнате экстренного спасения Джеймса.
Глаза Айзека вспыхивают, но прежде, чем я успеваю уловить это, оно исчезает.
— Ты знаешь почему, Джейд.
— Знаю? — шёпотом спрашиваю я. — Я лучше умру. — Выдернув свою руку из его хватки, я разворачиваюсь и бегу к занавесу, оставляя Слоун позади. Сейчас она будет в большей безопасности здесь, пока я не выясню, что планирует сделать Джеймс. Распахнув занавеску, комната пуста. Войдя внутрь, я внимательно осматриваюсь. Черное кожаное кресло, телевизионные мониторы, поднос с виски и горящая сигара, лежащая в стеклянной пепельнице.
Развернувшись, чтобы схватить Слоун, чтобы мы могли убежать, я врезаюсь Джеймсу в грудь, и как раз в тот момент, когда я собираюсь закричать, он вонзает мне иглу в изгиб шеи, и все становится черным.
Я вернулась к тому времени, когда меня привезли сюда в первый раз, только все по-другому. Это кажется знакомым, в то время как шёпот призраков от предыдущих людей витает в пространстве.
Я стояла на коленях. Ожидая, что Джеймс собирается сделать. Однако я не могла выбросить образ девушки из головы. Это беспокоило меня. Я не знала почему, но это было похоже на то, что позади меня было зеркало, и я смотрела на свое отражение.
— Джейд. — Вошёл Джеймс, голый с головы до ног, когда оранжевые светодиодные лампы мягко осветили комнату из-под сидений. Бар находился в центре. Где в этой комнате сидело несколько мужчин. Может быть, это была более интимная область того, что там происходило.
Мужчины различаются по целому ряду признаков: одетые, толстые, худые, молодые. Зачем им здесь быть?
Я поворачиваюсь лицом к Джеймсу, когда он сжимает в руке свой большой член.
— Покажи им, как ты сосёшь член.
Я обхватила его пальцами по всей длине, борясь с желчью, подступавшей к горлу. Я не хотела этого делать. Я знала, что должна это сделать. Моё тело и душа оттолкнулись друг от друга, но я продолжала качать его. Когда я не открыла рот, прижимаясь к его гладкой коже, его рука ложится мне на затылок и направляет меня на кончик. Липкая соль прилипла к моим губам, как клей, когда я раздвинула их, полностью принимая его в рот.
Слезы навернулись у меня на глаза. Он украл все первые подарки, которые я должна была подарить кому-то, кого любила. Кто-то, кто заставлял меня чувствовать то же, что и Ройс, только не так запретно. Каждый раз, когда он входил мне в рот, дыра в моем сердце расширялась все шире и шире.
Когда он, наконец, закончил, он развернул меня и стянул мои трусики с моей задницы сзади. Мои глаза обратились к мужчинам, которые были здесь. Один из них стоял сейчас, его рука была спрятана под поясом брюк.
Ещё один сидит, широко расставив ноги, и потирает дрожащий живот. Его палец кружил по кнопке, а глаза стали пьянящими. Другой оставался пассивным. В углу было тихо, но я могла слышать его ворчание отсюда.
Последний был в той же позе, его взгляд был прикован к моему. Я заметила, что это был Айзек, и не знаю, понял ли он это, но я видела, как побледнели его черты. Казалось, его сейчас стошнит.
— Она была девственницей, и ей все ещё только пятнадцать. Но не волнуйтесь, — говорит Джеймс, покрывая нежными поцелуями мой затылок. Мой желудок сжался и завертелся, как торнадо, угрожая вырвать все из моего живота. Не прикасайся ко мне так, блядь. — Она прошла свое обучение, и мальчик, который ее обучал, был великолепен.
Мои руки отяжелели, глаза слипаются. Мои волосы спадают спутанными прядями по бокам плеч, мои мышцы подёргиваются каждый раз, когда я двигаю руками. Я смотрю вниз, на землю.
Кап.
Кап.
Кровь медленно капает, ударяясь о блестящие черные плитки. Я снова пытаюсь поднять руку, чтобы остановить ослепляющие меня белые огни. Все как в тумане.
Я подношу руку к лицу, но делаю это медленно. Мебель и люди сливаются воедино, образуя неразличимые фигуры. Там четыре бармена, но я думаю, что есть только один. Я дрожу, моя кожа открыта голодным взглядам. Я хочу хоть что-то сделать. Кричать. Найди Слоун, но я, кажется, не могу пошевелить конечностями, кроме как встать и развернуться, как безвольная Барби. Глубоко в животе у меня голод, но я не знаю, почему. Чем дольше я бодрствую, тем сильнее стучит у меня в голове, пока мне не приходится зажмурить глаза, чтобы успокоиться.
Наконец, мне удаётся взглянуть на свои руки, точки следуют с внутренней стороны локтей, но кровь идёт не оттуда. Там свежий порез, который проходит от локтя до запястья. Это выглядит плохо.
Мне все равно. Мне нужно что-то, что угодно, чтобы снять эту головную боль, чтобы мне стало хорошо.
— Эта следующая девушка — мой падший кролик. Некоторые из вас могут ее узнать, — голос Джеймса пульсирует в динамиках. — Я хорошо знаю, сколько из вас положили на неё глаз за эти годы, так что ее начальная ставка составляет пятьсот.
Зелёный огонёк вспыхивает в углу, когда кто-то ещё просит.
— Пять-ноль-восемь. — Гортанный смех Джеймса разносится по комнате.
Мои глаза закрываются.
Кап.
Кап.
Выстрел! Позади меня раздаются громкие выстрелы, но я не могу пошевелиться. Краем глаза я вижу, как все в комнате резко меняется. Люди разбегаются, вероятно, направляясь к запасному выходу.
Мне кое-что нужно.
Цвета сливаются воедино в темноте, прежде чем мышцы на моих ногах онемеют, и я падаю, земля становится все ближе и ближе к моему лицу. Боль в голове теперь невыносима, как зазубренные когти, вонзившиеся в кашицу моего мозга. Пули сыплются на меня, когда я переворачиваюсь на спину. Вопли, драка, и стекло разлетается вдребезги, рассекая воздух. Я готова умереть.
Тень появляется передо мной, когда руки подхватывают моё тело, поднимая меня с земли. Моя голова нависает над его руками. Я не могу собраться с силами, чтобы поднять ее.
Занавес отодвигается, когда меня осторожно опускают на диван в комнате.
Компьютерные мониторы.
Сигара исчезла из стеклянной пепельницы.
Теперь передо мной другая тень, не та же самая, и я поднимаю глаза, чтобы найти худые руки, выцветшие джинсы и кожаную жилетку
— Слим?
Его взгляд опускается на меня, его брови изогнуты в беспокойстве. Он опускается передо мной на колени, когда я пытаюсь сесть с дивана.
— Нет, Джейд. Оставайся там. Нам нужно зашить тебя.
Я хватаюсь за полированную кожу его жилета, его жилет далеко не такой потёртый, как у Ройса, и притягиваю его к себе.
— Где Ройс? Со мной что-то не так.
Его глаза-бусинки устремляются на мою руку.
— Он впрыснул в тебя героин. Просто пережди это, хорошо?
По мере того, как проходят минуты, осознанность распространяется по всему моему разуму, и я постепенно обнаруживаю, что могу немного больше сосредоточиться. Головная боль все ещё есть, но уже не так сильно. Теперь я начинаю чувствовать жжение в руке, открытую рану, которую мне нужно будет перевязать.
Как только я, наконец, заставляю себя сесть, входит Нечестивец, неся Слоун, его лицо искажено и оживлено. Он злится. Одичавший.
Светлые волосы Слоун в грязи, со лба стекает кровь. Я мгновенно вскакиваю с дивана, как будто обретаю второе дыхание.
— Слоун!
Нечестивец укладывает ее на диван, где была я, ее лицо бледное и неподвижное. На ней трусики и лифчик, белые, а на мне черный, как и на наших платьях. Ее Валентинки все еще обмотаны вокруг лодыжек.
Я смотрю на Нечестивца.
— Что случилось?
Он качает головой, его взгляд остаётся жёстким и пассивным на ее обмякшем теле.
— Она жива, я думаю, она упала в обморок.
Как только он произносит эти слова, она шевелится, ее глаза открываются навстречу моим.
— Джейд?
Я разрыдалась, не в силах сдержать эмоции, которые взрываются во мне.
— Слава богу!
Занавес снова открывается, и на этот раз входит Шторм, его глаза безумны, пока он не находит меня. Они скользят вверх и вниз по моему телу, осматривая меня, прежде чем он предпримет необходимые шаги, пока я не окажусь на расстоянии вытянутой руки. Притянув меня к своей груди, он целует меня в голову.
— Все почти закончилось.
Я хотела бы, чтобы это было правдой, но у меня нет сил сказать ему, что это ни за что не закончится. Что Джеймс пробежал бы через аварийную дверь и через свой коридор и, вероятно, был бы уже почти на частной взлётно-посадочной полосе. Я нахожу красную дверь инстинктивно.
— Это невозможно, — вздыхаю я, шмыгая носом от насморка.
Как только я произношу эти слова, в аварийной двери появляется Орсон, его широкие плечи занимают все пространство. Его глаза встречаются с моими и смягчаются, прежде чем перейти к Шторму.
— Уведите отсюда девочек.
— Что? — Я разрываюсь между ними двумя. — Почему?
Орсон качает головой.
— Ты не должна быть свидетелем того, что должно произойти.
Я расправляю плечи, сжимая кулаки. Жжение в моей руке усиливается. Я знаю, что мне нужно быстро ее очистить, пока она не превратилась в огонь и не проникла инфекция.
— Он ушёл! Туда! — Я указываю на дверь, через которую только что вошёл Орсон. — Это его выход. Только я знаю, где это, и именно поэтому он объявляет о продажах отсюда, и, если бы он не прошёл через свой секретный выход, он бы воспользовался общественным, который… — Айзек входит в дверь позади Орсона, его костюм испачкан пятнами крови. Сначала я думаю, что это потому, что они причинили ему боль, пока он не станет Злым.
— Джейд, Орсон прав. Тебе не следует быть здесь.
— Что происходит! — Я кричу, разочарование действует мне на нервы. — И где, черт возьми, Ройс?
— Ройс идёт. Но сейчас тебе нужно выйти через главный выход и забрать свою подругу. Мои друзья будут входить через эти двери через тридцать минут, а этого времени недостаточно, чтобы сделать то, что должно произойти.
— И что же это такое? — Я срываюсь.
Айзек пристально смотрит на меня.
— Создание самоубийства.
Я оглядываюсь на них всех, когда Ройс наконец появляется у того же аварийного выхода.
— Какого хрена!
Он отказывается смотреть на меня. Я вижу это по тому, как он смотрит на Нечестивца.
— Ройс, — хриплю я и ненавижу себя за то, что чувствую себя уязвимой. Тишина только злит меня еще больше, и мои ноги начинают нести меня к двери, где он находится. Кто-то тянется к моей руке, чтобы остановить меня, но Ройс качает головой, чтобы уйти.
Я пихаю его.
— Скажи, о чем ты думаешь! — Я чувствую, как нарастает боль в груди. Годы жестокого обращения, лишение меня невинности и выбора — ничто по сравнению с настоящей агонией, когда Ройс отвергает меня так, как я сейчас.
Он по-прежнему не смотрит на меня.
— Иди приведи себя в порядок. Мы поговорим позже.
Реальность впивается в меня своими уродливыми ногтями, проникая по краям моего позвоночника.
— Ты думаешь, я была с ним добровольно? — Я снова толкаю его, когда он не отвечает. — Ты, ублюдок! Ты думаешь, я хотела, чтобы твой отец насиловал меня каждый чёртов день после того, как ты ушёл?! — В комнате мгновенно похолодало. Я не раздумывала дважды над словами, которые вылетели из моего рта, потому что я поняла, что они знали.
— Джейд, — рычит Айзек, его рот сжат в тонкую линию.
— Пошёл ты! — Я огрызаюсь на Айзека, поворачиваясь обратно к Ройсу.
Его лицо бледно, но не так, чтобы он выглядел слабым. Его глаза становятся почти черными, а зрачки расширяются.
— Что ты только что сказала? — Вены на его шее пульсируют под чернилами, его мягкие губы скривились в оскале. Прежде чем я успеваю остановить его, он разворачивается и направляется обратно к выходу.
— Ройс! — кричит Нечестивец, бросаясь вперёд, чтобы преследовать его.
Я уже бегу по длинному выходу, пока не врезаюсь в спину Ройса, укрытого в темноте туннеля. Он ведёт на улицу на другом конце города. Я смотрю вниз на то, на что он смотрит, и моё тело напрягается.
Джеймс связан, его маска все ещё скрывает лицо, а руки и ноги связаны.
Мой рот открывается, но потом я захлопываю его. Весь мой мир рухнет, и я знаю, что, скорее всего, потеряю Ройса навсегда, но он должен знать. Я устала от секретов, и я устала жить в тени другой жизни, которая была навязана мне.
Ройс наклоняется, его палец зацепляется за маску, когда он снимает ее. Мои глаза закрываются как раз в тот момент, когда он отшатывается от шока.
Джеймс Доу, он же Кайл Кейн. Я не могла контролировать то, что он делал со мной все эти годы, поэтому решила сменить его имя. Джеймс Доу — мужской эквивалент Джейн Доу. Что может быть лучше для его имени, чем имя бездушного тела.
— Господи, блядь! — Руки Нечестивца опускаются к его волосам. — Совсем не то, что я подозревал.
Лицо Кайла спокойно, глаза закрыты. У него синяки на щеке и разбитый нос, но я знаю, что он не мёртв. Я вижу это по тому, как поднимается и опускается его грудь.
Ройс падает на землю, его рука подносится ко рту, голова трясётся. Медленно он поднимает на меня взгляд, его глаза остекленели, а лицо исказилось от боли.
— Я… — Он сглатывает, его глаза закрываются, когда все больше шагов раздаётся по бетонному туннелю из подвала комплексов.
— Ройс, — тихо говорю я, слезы текут по моему лицу. Теперь я потеряла чувство в руке, но это кажется неуместным, когда человек, которого я люблю, свернулся калачиком после того, как только узнал, что его отец — пресловутый Даймонд Кей, человек, скрывающийся за маской худших сделок по торговле людьми и наркотикам в Соединённых Штатах Америки со времён девятнадцатого века. Кто-то берет меня за руку, но я не отрываю глаз от макушки Ройса.
— Я не работала с ним.
— Я знаю, — наконец хрипло говорит Ройс, вставая на ноги и направляясь ко мне. Его пальцы опускаются мне на затылок. — Но… — Он не может подобрать слов, но его глаза говорят о многом. Они стреляют через моё плечо, и он качает головой. — Она должна быть частью этого. Больше, чем кто-либо другой. — Он поднимает меня на руки и прижимает к своей груди, неся обратно тем же путём, которым мы пришли. — Приведи этого ублюдка с собой.