Поговорить с отцом, к сожалению, оказывается невозможно.
Мы успеваем, но автомобиль скорой помощи подъезжает прямо к трапу.
А я так и остаюсь смотреть на происходящее из здания аэропорта.
Сердце разрывается, стоит из дверей показаться тонкой фигуре отца на каталке, прикрытой одеялом.
— Все будет хорошо, — мама сжимает мою руку и поглаживает по плечу, не сдерживая слез. — Ты молодец, дочка.
— Почему не летишь с ним? — мой вопрос звучит резко. — Наняли каких-то чужих людей сопровождать. Это ужасно. Ни одной родной души. Ты просто обязана быть с ним там.
Я не хотела так говорить. Но не могу понять. Как можно прожить с человеком жизнь и остаться? Будь моя воля — я бы сама держала сейчас отца за руку, а не стояла здесь.
— Твой папа так захотел, — мама косится на Шершнева, что тактично стоит в стороне, и сильнее сжимает мою руку. — Он переживает за тебя.
— А за меня не стоит переживать, — шиплю и дергаю плечом. — Не у меня рак и сложная операция впереди.
— Леночка, — мама понижает голос до шепота, а я пытаюсь вырваться из ее хватки.
Только не выходит. Откуда не возьмись, в маминой руке оказывается столько сил, что при желании, кажется она может удержать этот самолет за хвост.
— Леночка, папа не дурак. И я пока на слабоумие не жалуюсь. Мы оба прекрасно понимаем, откуда деньги.
На этих словах она вновь кидает взгляд на Шершнева и посылает ему вежливую улыбку. Шершнев хмурится и недоуменно смотрит на меня, а я отрицательно машу головой.
Не нужно к нам подходить, Олег.
С сомнением смотрю на мать. В сердце разливается надежда. Неужели папа не так уж безоговорочно доверяет Шершневу?
И то, как сейчас смотрит мама… Словно ощупывает каждый миллиметр моей кожи. Ищет то, что может ее испугать. Строго и безапелляционно изучает меня так, что я уже совсем на нее не злюсь.
Я благодарна.
Почему-то именно сейчас я ощущаю мамину защиту. И от этого становится легче.
— Я все придумала, — быстро шепчет она, стоит Шершневу сойти с места. — Не волнуйся. Я не дам тебя в обиду.
— Тебе же так нравится Олег. Что изменилось?
— Все, доченька. Все изменилось.
В этот момент решительность в ее глазах завораживает. Из маленькой, но твердой женщины, она внезапно превращается в львицу.
— Ираида Васильевна? — Шершнев оказывается рядом со мной в момент, когда мама отпускает мою руку.
Она поправляет безукоризненную прическу и посылает свою самую очаровательную улыбку Шершневу.
— Олег, спасибо вам огромное, — мама одергивает рукава пальто и смахивает невидимые пылинки. — Вы — наш спаситель.
Ладонь Шершнева мягко ложится мне на талию, мгновенно прожигает плотную ткань и оставляет след на пылающей коже. Нервно облизываю губы, когда Шершнев притягивает меня ближе, практически вдавливает в себя.
— Нам пора на работу, — верчусь, пытаясь выбраться из непрошенных объятий. — Олег, мы уже опаздываем.
Мама изумленно округляет глаза.
— Подождите, какая работа? А как же наша сделка?
Застываю и недоуменно смотрю на мать. Затем на Шершнева.
Олег явно недоволен тем, что мама заговорила на эту тему при мне.
Неужели эта сделка и есть часть ее плана?
— О чем речь? — хмурюсь и в упор смотрю на Шершнева.
Но тот молчит. Только кидает косые взгляды на мать. Которая, похоже, полностью оставляет где-то далеко все инстинкты самосохранения. Ибо в следующий момент выдает.
— Дорогая, а Олег тебе разве не рассказывал? Он хочет выкупить наш дом у банка.
— Ираида Васильевна, — цедит Шершнев сквозь зубы, пока я пытаюсь прийти в себя от покосившейся меня новости. — Это должен был быть сюрприз.
С трудом втягиваю воздух. Ноги подкашиваются, а удержаться на месте стоит больших усилий. Я цепляюсь за лацканы пиджака Шершнева и пытаюсь не выдать свой страх.
Если он получит наш дом — все будет кончено.
— Дорогая, тебе не хорошо? — мама подхватывает меня под локоть, пока Шершнев сканирует мое лицо. — Это же чудесная новость.
— Да и от моей квартиры ты не в восторге, — тянет Шершнев, удерживая меня в руках. — Будем жить в твоем доме.
До меня медленно доходят слова матери. Так вот значит как она собирается следить. И будь все на самом деле так, как они думают — я была бы рада.
Только все иначе.
Вместо того, чтобы помочь, мама, сама того не подозревая, отрезает мне путь к отступлению.
Голова кружится, а перед глазами летят цветные пятна.
— Лен, ты меня пугаешь, — обеспокоенный голос Шершнева достигает сознания. — Давай врача?
— Не нужно, — резво мотаю головой. — Все в порядке.
— Тогда в чем дело?
В голове крутится тысяча и одна мысль. Я мечусь между тем, чтоб сослаться на самочувствие и кинуться бегом звонить Лазареву или просто натянуть лживую улыбку и сказать, что все нормально.
Ни в одну из этих версий Шершнев не поверит. Потому что все они — ложь. Ее он чувствует, как акула каплю крови. За тысячу километров.
Гул в ушах нарастает, а паника накрывает с головой.
Страх быть разоблаченной так быстро обжигает кончик языка.
Решение приходит само.
— Я не хочу, чтобы ты выкупал наш дом, — не придумав ничего лучше, говорю все прямо в глаза Шершневу.
Мама охает, а Шершнев хмурится и трясет головой.
— Лена. Если это не сделаю я — рано или поздно дом выкупит кто-то другой. И твои родители потеряют крышу над головой.
— Я знаю, — выпрямляюсь и зло отталкиваю Шершнева. — Но я уже сказала свое мнение.
— У тебя сегодня со слухом туго? — маска Шершнева не выдерживает и трескается по швам. — Ты хочешь превратить своих родителей в бомжей?
— Будь добр, услышь меня, Олег, — спокойно беру ошеломленную мать за руку. — Я не хочу, чтобы это был именно ты. Мне твоей помощи с отцом достаточно с головой. А как помочь своим родителям с домом — я разберусь сама. В конце концов, у меня тридцать процентов акций вполне успешной фирмы.
Ноздри Шершнева яростно раздуваются, а зеленые изумруды сияют безумным блеском. Но я стою, крепко держа мать за руку.
Она придает мне уверенности и стойкости сейчас.
Что ты думал, Шершнев? Что все будет по-твоему? Как бы не так.
— Сделка отменяется, Ираида Васильевна, — рявкает Шершнев и резким движением поправляет пальто.