(POV Кирилл)
Я в аду.
В персональном трехкомнатном чистилище. В которое несколько дней назад превратился мой собственный пентхаус.
И выхода из него не предусмотрено.
Это золотая клетка, и в ней я и сдохну.
— Кирюша, высвободи, пожалуйста, вторник через две недели, — ласково мурлычет Ольга, а у меня чесотка от ее нежного голоса. — Мне назначили первое узи. Ты же пойдешь со мной? Мы услышим сердцебиение нашего ребеночка. Представляешь?
— Представляю.
Получается равнодушно, и я смягчаю свою холодность улыбкой. Натянутой и фальшивой, но уж какая есть.
Я бешусь, да. От злости на ситуацию, которую не могу изменить, и ненависти на себя за то, что срываю свою злость на Ольге.
Она не при чем, ей просто не повезло оказаться не в то время не с тем человеком.
И мне не повезло.
Это не то место, где я хочу быть. Не то, где должен. Но там, где хочу, меня тоже не ждут.
И я болтаюсь, как фекалия в проруби.
И внутренне вою от бессилия.
А хочется выть вслух. А еще биться башкой о стену. И крушить, и ломать, и…
Но Ольга поводов не дает. Она — образец терпения и понимания, и земное воплощение женской мудрости — несмотря на токсикоз и гормоны, со мной она мила и самоотверженна. А я бездушная сволочь, но она это мое частное мнение не разделяет.
Поэтому башкой я бьюсь, когда меня никто не видит.
Пытаюсь поговорить с Ритой, но она не отвечает на звонки. Не читает мои сообщения. Даже после работы подкараулить ее не удается — она ускользает у меня меж пальцев.
А я караулю, да. Знаю, что веду себя как мудак, как истеричный подросток, но не могу просто отколоться от нее. Не могу ее отпустить. Я без нее подыхаю.
Опять.
— Так ты пойдешь со мной?
— Я посмотрю свое расписание, — уклоняюсь от ответа и встаю из-за стола.
К ужину, который, как всегда, нам доставили из ресторана на первом этаже дома — ни я, ни Ольга говорить не умеем, — я не притронулся, а вот бокал опустошил.
— Куда ты? — удивляется лишь интонационно Ольга, идеально контролирую свою мимику.
— Встречусь с Филом.
— Зачем? — в голосе все же проскальзывает обида, которую она обычно старается не показывать.
— Он просил, — заученно вру я. — Какие-то проблемы. Я недолго.
Опять вру. Я долго. Я вернусь только, когда она уснет. Не вхожу в дом, не убедившись в этом по погасшему свету в окнах и ее "оффлайн" в сети.
Осознаю, что это тупо, что я просто бегаю от реальности, но иначе я это не вывезу.
Не могу находиться с ней рядом. Знаю, что дело не в ней, но не могу. Я задыхаюсь.
И вновь бегаю или плаваю по утрам, а вечерами засиживаюсь на работе или пропадаю в качалке. Домой меня не тянет.
Да и больше не чувствую, что это мой дом.
Ощущаю себя погано, но исправить ничего не могу.
Тот случай, когда и исправлять нечего.
Я сам все просрал. Все сделал через жопу.
Прибился к Ольге от безысходности и тоски по Рите. Точнее, это она ко мне прибилась, а я позволил, не оттолкнул. Просто плыл по течению, как отломанная ветка, бесцельно и безучастно, и причалил к ее берегу. Вот и вся лавстори.
Пять лет я фестивалил и отжигал как мог и даже сверх того, а когда устал от всего и всех, рядом оказалась она.
Как в дурацкой игре с пустым стулом. Я бежал, бежал, вдруг музыка закончилась, и ее стул оказался единственным свободным. Я его и занял. Мне было все равно, чей это стул. Я потерял надежду когда-нибудь быть с Ритой, а если не она, то уже без разницы кто. А если без разницы, то почему не Ольга?
Все, как у Ларошфуко — она меня любила, а я ей это позволял.
Допозволялся…
— Привет, бро, — встречает меня Фил за столиком на антресоли ночного клуба.
Шумно здесь — пипец, я уже забыл, какая акустика в таких местах. Хотя раньше зависал в них регулярно. Давно…
Поэтому сейчас немного шокирован. И оглушен.
Отвечаю на его рукопожатие.
— Ты в порядке? — смеется брат. — Выглядишь контуженным. Падай и расслабься!
Послушно падаю на широкий кожаный диван. Но расслаблением и не пахнет.
Зря я повелся на его приглашение. Хотя, по большому счету, мне все равно, где время убивать. В качалку сегодня не вариант — мышцам тоже нужен отдых. Они и так в постоянном напряжении.
Музыка долбит в уши, басы нещадно колыхают грудную клетку. Я вибрирую как колонка на низких частотах.
Съезжаю ниже, откидываю голову на спинку дивана и закрываю глаза. Позволяю технодэнсу просачиваться в меня и вытеснить все левые мысли. И у меня даже получается.
Ненадолго.
— Что с тобой происходит, бро? — подсев ближе, кричит в ухо Фил.
— Да херня… — отмахиваюсь, не желая выныривать из этого состояния.
Не орать же на весь клуб о своих траблах. Чтобы завтра прочесть о них на первых страницах желтой прессы? Ну наф…
Но Фил не покупается.
— Пойдем-ка "покурим", — тычет меня кулаком в бедро.
Я нехотя встаю, и он ведет нас мимо цивильной комнаты для курения к аварийному выходу.
Кивает охраннику, и тот открывает нам железную дверь. За ней небольшое металлическое крыльцо и узкие крутые ступеньки — точь-в-точь как в американских фильмах.
Усмехаюсь, оглядываясь.
— Коламбия Пикчерз не представляет, — угадывая мои мысли, гнусавит младший на манер озвучки из девяностых. — Ну, рассказывай, чего она не представляет.
Я лишь качаю головой.
— Давай, колись, — толкает плечом в плечо. — По фэйсу твоему кислому вижу, что хреновы наши дела. С Ритой не договорился?
— Договорился. Пипец пришел откуда не ждали…
— Мужик ейный?
— Если бы…
— Тогда остается только мадам Кошкина, — он не сомневается.
— Да не совсем, — пинаю железную стойку носком кроссовка. — В смысле, не она одна. Короче, ребенок у нас будет.
— С Кошкиной?! — охреневает брат. — Ну ты…
Он длинно и смачно матерится. С душой.
— Ну камон! Ты че, про предохранение не слышал? Тебе как маленькому, мля, объяснять?
— Не добивай, а… И так тошно, — огрызаюсь.
— Тошно тебе… Да ты!.. — Филипп сплевывает и начинает с ехидцей: — Ты, конечно, решил играть в благородство и все же жениться на этой проныре?
— Я и раньше собирался…
— Неа. Ты думал, что собирался. А я, например, не сомневался, что до свадьбы дело не дойдет. Знал, что ты по-любому все отменишь. В последний момент или даже раньше прозреешь. И не я один. Мама, кстати, тоже. Она на день твоей свадьбы билеты взяла, к тетке в Пермь уезжает. Она тоже свято верит в твою адекватность. Ты же не такой идиот, чтобы связаться с Олей на всю жизнь.
— Видимо, такой, — бормочу больше для себя.
— Да даже на пару лет, — продолжает Фил, не слыша. — Не стоит она таких жертв. Да и сама так долго не продержится в роли Крошечки-Хаврошечки. Не ее это.
Я не отвечаю — смысл сейчас это обсуждать? История не знает сослагательного наклонения, и мы уже не узнаем, как бы было, если бы…
— Так что, ты решил играть в тупое благородство или ты все-таки умнее?
— Я не знаю… — признаюсь честно, вновь проверяя кроссы на убиваемость.
Я реально не знаю. Думаю об этом постоянно. Каждую минуту думаю, как все это разрулить.
С минимальными потерями и максимальным результатом.
Я в ступоре. Что мне делать — поступать как правильно или как хочу?
И что, нахрен, в моей ситуации правильно?
Жениться на Ольге и быть "воскресным папой" для Евы или быть с Евой и Ритой, а ребенку Ольги остаться отцом "на удаленке"? Например, брать к себе на выходные.
А если Рита будет возражать?.. Не каждая жена согласится принимать у себя чужого ребенка.
Фак! Какой дерьмовый это выбор!
Я не хочу ошибиться.
С Евой я уже конкретно накосячил. Похерил столько лет, что приходится притворяться ее другом, а отцом она считает чужого мужика. А ребенок Ольги может быть полностью моим. Еще до своего рождения.
Все, что нужно — это смириться с тем, что у него другая мать…
Но как же трудно с этим смириться!
— Чего тут знать, бро? Вопрос простой — с кем ты хочешь быть по жизни: с Кошкиной или с Ритой?
— Это неверный вопрос, Фил.
— Может быть. Но ты знаешь ответ на него?
— Знаю. Но если бы все было так просто…
— А нахрена усложнять? — пылит он.
— В этом уравнении больше одной переменной, брат. И правильных ответов не один.
— Но ты найдешь решение? — разворачивает меня к себе и требует ответа.
— Я пытаюсь!