— Маргош, тебе доставка.
Мама, постучав, входит в мою старую комнату, где я ночевала впервые за много лет.
А все из-за дурацкой традиции, рекомендующей жениху и невесте проводить отдельно ночь перед свадьбой. Мои родители потребовали две ночи. Но не потому, что так чтут традиции, а из-за того, что хотели провести немного времени со мной и Евой перед тем, как мы уедем в долгий послесвадебный круиз.
Кирилл выбрал яхту.
Есть подозрение, что он тоже любит такие закольцовки — на яхте мы встретились в наш третий раз, — и что-то подсказывает, что это повлияло на его выбор места для медового места.
Но я не возражаю. Я тоже не против закольцовок.
— Что за доставка?
— Цветы, — мама улыбается. — Очень красивые. Кирилл — такой внимательный. Так любит тебя. Я даже не представляла…
Смущенно зарываюсь лицом в нежно-розовые пионы. Как божественно они пахнут!
— Я принесу вазу.
— Спасибо, мам, — говорю ей в спину и вдыхаю аромат поглубже.
Обожаю пионы!
В моем букете невесты они тоже — букетообразующий элемент.
Через полчаса мы выезжаем в салон, где надо мной будут колдовать феи фена и кистей для макияжа, и откуда я поеду сразу в парк, где пройдет наша церемония.
Я выхожу замуж! За Кирилла!
Этот месяц, что мы готовились, мы практически не расставались. Он завалил меня цветами, а Еву подарками. Выписал ее из садика и водил по паркам развлечений, где дурачился с ней сам. Он даже работал меньше, скинув дела на Фила. Но младший без претензий, говорит, что ему давно пора прибирать бизнес к рукам.
И даже сегодня он не забыл про цветы для меня.
Это так мило, что я едва сдерживаю слезы. Пока еще можно — макияжа нет и портить нечего.
Когда ставлю букет в принесенную вазу, из него вываливается открытка.
Подняв, открываю и с первого же взгляда понимаю, что букет не от Кирилла — это не его почерк.
Поднимаю глаза, не желая читать записку. Потому что боюсь, что написанное в ней может испортить мне настроение и весь сегодняшний день.
— Что там? — тревожится мама.
— Дима, — одним словом отвечаю я на всё.
— Хочешь, я прочту? — безошибочно считывает она мое состояние.
Я киваю.
Она быстро пробегает текст глазами — а его там немало, — и протягивает открытку мне.
— Читай. Это хорошее письмо.
"Марго, прости, что вел себя как скотина. Знаю, что простить такое трудно, но это была агония зверя, раненого в самое сердце. Я обезумел от того, что потерял тебя. Я не должен был, но я не справился. Хотел извиниться лично, но решил, что это лишнее. Догадываюсь, что ничего для себя ты не примешь, но надеюсь, не откажешься от подарка для Евы. Я давно его купил, не удержался, ждал ее следующего дня рождения, чтобы подарить. Передай ей, пожалуйста. Скажи, что я скучаю. Но можешь и не говорить, что от меня. Люблю вас".
И чуть ниже P.S.: "Поздравляю со свадьбой. Искренне".
Прочитав, чувствую небольшую слабость в ногах и плюхаюсь на диван. Закрываю глаза.
Какое облегчение, что Дима нашел в себе силы принять мой выбор. Ева будет рада, если сможет общаться и видеться с ним. Она тоже скучает. И детям на площадке говорит, что у нее два папы…
Пусть будет два.
— А что это за подарок для Евы? — негромко спрашивает мама.
— Не знаю. Ничего не приносили?
— Нет. Са-аш, выйди, пожалуйста, во двор, — просит отца, повысив голос. — Там для нас должна быть доставка.
— Чего? — появляется он из гостиной.
— Вот сходишь и узнаешь, — давит мама.
Через две минуты он присылает фото и с подписью "Евик лопнет от счастья".
А на фото настоящий карт с любимым номером "семь" вверху спереди и фамилией в английской транскрипции по низу — на антикрыле.
Теперь я слез не сдерживаю — Дима точно знает, как осчастливить единорожку.
Открываю чат с ним и пишу: "Спасибо!"
Не закрываю, пока двойная галочка не синеет — прочитано.
***
Этот день — моя сбывшаяся мечта.
Все в нем получилось идеально. Все, как в моих детских грезах, как в любимых романтических фильмах.
Сегодня не какая-то актриса, а я, Рита Сумишевская, в сопровождении почти незаметно прихрамывающего папы, шла по усыпанному лепестками проходу между рядами из белых стульев. На которых расположились и наблюдали за нашим мини-шествием, возглавляемым горделивой Евой в прелестном нежно-коралловом платьице, родные и друзья. Самые близкие и дорогие. Около — или даже более — сотни приглашенных.
И почти всех я знаю лично.
Шагая под марш невесты к Кириллу, я едва справлялась с переполнявшими меня эмоциями. Их было так много и так… невыносимо, но каждое из них являлось синонимом к слову "счастье", поэтому я не плакала.
Не проронила ни единой слезинки.
Ни когда я встала перед Кириллом и наши руки соединились.
Ни когда он ответил "Да" на тот самый вопрос регистратора.
Ни когда надел на мой безымянный невероятной красоты и изящества кольцо с гравировкой "Отныне и навсегда", а я окольцевала его.
Ни когда наклонился ко мне для первого официального поцелуя.
Ни когда меня обняла плачущая, не скрываясь, мама.
Ни когда мы танцевали.
Ни когда…
Никогда.
Но я давлюсь слезами много позже, когда после завершения официальной части церемониймейстер подзывает нас с Евой и Кириллом к себе. Отводит меня на шаг от них, протягивает микрофон и сует папку с текстом.
Я не понимаю, что происходит, этого не было в сценарии, но послушно читаю:
— Ева Кирилловна, берешь ли ты дя…, - на первых же словах голос срывается, и мне приходится остановиться, чтобы справиться с эмоциями. — Берешь ли ты дядю-сыщика Кирилла Потемкина в свои законные отцы?
— Беру! — энергично кивает моя девочка.
— Обещаешь любить его? — читаю я дальше. — Ездить на его богатырских плечах и делиться с ним любимой пиццей?
Оглядываюсь на ведущую — откуда у нее вся эта информация? Слишком личная…
Не от меня и, судя по лицу Кирилла, не от него тоже. Так откуда инфа?..
— Обещаю! — звучит звонкий голосок. — А он обещает разрешить мне играть его коллекционными машинками? Ну, теми, что в шкафу под стеклом, — быстро ориентируется хулиганка.
— Клянусь, — во все тридцать два улыбается Кирилл.
И в этот момент он счастлив.
Слезы застилают мне обзор и заставляют дрожать голос. Возвращаю папку — дальше я лучше своими словами.
— Властью, данной мне роддомом номер четыре города Новосибирска, объявляю вас любящим отцом и его маленькой дочкой. И разрешаю вам поцеловаться. Ева, приглашай папу на ваш первый танец.
Начинает играть незнакомая, но очень красивая мелодия. Она иностранная, я разбираю не все слова, но она про отца, про героя. И это так… пронзительно. Так правильно.
Кирилл поднимает Еву на уровень глаз и вальсирует с ней на руках. Кнопка весело смеется и, судя по двигающимся губам, выторговывает еще что-то для себя. По случаю.
Я улыбаюсь сквозь слезы и не замечаю, как ко мне подходит мой папа.
— Ты же не лишишь меня возможности танцевать с невестой? Только ради этого я в кратчайшие сроки прошел реабилитацию и даже взял пару уроков танцев. У твоей мамы.
— Песня подходящая, — улыбаюсь ему, стараясь не разреветься совсем.
Но сейчас уже можно. Я долго держалась.
*
— Не возражаете?
Заметно подуставшего от танца папу — нога его еще не окончательно зажила, — пытается галантно сменить Филипп. И папа радостно вручает меня ему.
Младший братишка начинает кружить меня, ведя уверенной рукой. Как по паркету.
— Не знала, что ты так танцуешь!
— Еще бы. Я тщательно скрываю тот факт, что занимался бальными танцами. Это пятно на моей безупре…
— Ты бальник? — невозможно округляются мои глаза.
— Бывший, — подчеркивает он, выразительно играя бровями.
— Бывших же не бывает, — смеюсь я.
— Ну, это смотря в чем… — он не соглашается и неожиданно серьезнеет: — Я хотел сказать, что очень рад за вас с Кириллом. Клево, что вы все разрулили, и у вас теперь семья.
— Ты очень помог нам в этом.
— Да брось. С тем, с чем я помог, вы бы справились на раз сами, — отмахивается он. — А вот за другое…
— Что другое?..
— Ты слышала, что Версаль сгорел? — меняет он интонацию.
— ЧТО?!
— Аха. Прикинь? — очень натурально сокрушается он. — Неосторожное обращение с огнем. Говорят… А дом даже не застрахован. Не повезло.
Я ловлю ртом воздух, как немая рыба, не понимая, это он шутит или Версаль, и правда, сгорел. И то, как он говорит об этом, неужели…? Мама дорогая…
***
— Песня закончилась. Как жаль, — делает глазки Фил, дотанцовывая меня до Кирилла, и меняется с ним партнершами.
Ева взвизгивает от радости, перекочевывая из рук отца в надежные руки дяди. А я счастлива вновь оказаться в объятиях мужа.
Мой муж…
Наконец-то!
Наступит ли день, когда я перестану трепетать от одной мысли об этом? О том, что он только мой?..
Не думаю. Не верю.
— Эта идея с обменом клятвами с Евой — это нечто, — тихо говорит он чуть хриплым от переизбытка эмоций голосом.
Его тоже проняло.
— Только не благодари меня. Я к этому не причастна. К сожалению.
— Как не…? А кто?
Он оглядывается, задерживает взгляд на ком-то или чем-то за моей спиной, и по выражению его лица я понимаю, что он нашел организатора. Оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Филом.
Он поднимает бокал, чтобы дзинькнуться им с бокалом Евы с минералкой, которая важно восседает на его тренированном плече и дергает за короткие волосы, управляя дядей, как извозчик упряжкой.
"Спасибо", — шепчу одними губами.
"Не за что", — прикрывает он глаза.
— Повезло мне с братом, — констатирует Кир. — И с женой.
— Кирилл, — поймав сигнал ведущей, я набираю побольше воздуха в грудь. — В западных странах есть традиция говорить друг другу клятвы в день свадьбы.
— Ты приготовила клятву для меня? — играет он бровью.
— Нет. Выразить словами все то, что я чувствую к тебе, то, что живет в моем сердце, невозможно. Таких слов еще не придумали. Или я их просто не знаю. И красиво говорить я, к сожалению, тоже не умею. У меня лучше получается показывать.
— Показывать? Ты приготовила шоу? — он все еще улыбается, но уже с долей азарта.
Я буквально вижу, как бегают его глаза, гоняемые мыслями и вариантами, что же это может быть.
И жду.
Жду момента, когда все начнется. И он наступает.
Позади Кирилла раздается шум мотора, и он пытается обернуться. Но я не позволяю ему, удерживая его лицо перед моим.
— Что это? — недоумевает он вслух.
— Машина.
— Машина? Ты решила подарить мне машину? — он теряется в догадках.
— Нет. Только показать, — успокаивающе улыбаюсь я.
Кир в недоумении. И в сомнении. В моей нормальности, очевидно.
Звук набирает обороты и идет кругом, Кирилл вертит головой, сопровождая его. Пытается увидеть его источник. Но он затихает.
Я тяну его за руку к центральному фонтану, куда сходятся все парковые аллеи.
— Просто знай, что я люблю тебя бесконечно.
Он перестает смотреть по сторонам, перестает прислушиваться к звукам, он смотрит только на меня и взглядом проникает внутрь.
И так много всего в этом его взгляде.
Я чувствую, как он касается им моего сердца. Сжимает его в своей ладони. Я полностью в его власти.
— Я всегда буду с тобой, Кирилл. Я и была всегда с тобой, даже если физически меня не было рядом. Я любила одного тебя и жила лишь ожиданием того, чтобы однажды снова с тобой встретиться.
Его глаза напротив моих блестят. И я вижу свое отражение в них.
Так правильно. Так и должно быть — я в нем, а он во мне.
Отныне и навсегда.
— А когда у меня появилась Ева, — продолжаю взволнованно. — Я стала любить тебя еще сильнее. Потому что она — самое дорогое, лучшее, что есть у меня, и она — часть тебя.
Рёв мотора раздается вновь, совсем близко. И с каждой секундой набирает обороты. Он почти оглушает.
Мое сердце колотится. Но не из-за звука. Я боюсь разочаровать его, боюсь его реакции. Я умру, если он будет расстроен.
— У меня остался последний секрет от тебя. Самый последний. Клянусь, что больше никогда ничего не буду от тебя скрывать.
— Секрет? — озадаченно сводит он брови.
— Да. Сюрприз. Надеюсь, приятный. Пожалуйста, — срывается голос. — Люби этого ребенка так же, как полюбил Еву.
— Какого ребенка? — столбенеет Кир.
— Нашего, — шепчу я. — Обернись.
Он оборачивается не сразу. Долго смотрит мне в глаза и разрывает контакт, когда вокруг уже раздаются радостные возгласы гостей.
— Это мальчик!
Он узнает новость последним.
Я наблюдаю за ним.
Кирилл, не мигая, смотрит, как в темной тупиковой аллее, выхваченная в яркий круг прожектора, стоит на ручнике и остервенело жужжит шинами маленькая спортивная Субару. А из-под колес и выхлопной трубы валит густой синий дым.
— Что это? — шокированно поворачивается ко мне мой муж. — Это…
— Да. У нас будет сын, — слезы вновь застилают мне глаза.
— Сын? Ты… Ты беременна?
— Мы!
— Мы, — эхом повторяет и, обхватив ниже талии, отрывает от земли. — Мы…
Нас окружает толпа родных. Кто-то радуется, кто-то плачет, отовсюду слышатся поздравления и вопросы.
Моя мама кричит громче всех.
— Как назовете?
Мы с Кириллом переглядываемся.
— Мне кажется, это очевидно, — говорит он.
— Уверен?
Он кивает и объявляет громко:
— Адам.
Больше книг на сайте - Knigoed.net