Злата
Какое-то время я все еще смотрю на дверь, надеясь, что он вернется, что обнимет меня и скажет, что все будет хорошо. Но проходят минуты, и я понимаю, что он не вернется, и уже скорее всего никогда не обнимет меня.
В памяти снова и снова всплывают слова анонима.
“Интересно, что на это скажет твой новый парень?”
Я и сама догадывалась, что так будет. Отчасти поэтому я и молчала. Я боялась, что он возненавидит меня за то, как поступил мой отец. И, кажется, не зря.
Я пытаюсь не столько спрятать лицо в подушке, сколько заглушить жалкие всхлипы, что против воли вырывались из моей груди.
Какая же я глупая…
Я не могу винить Кирилла за то, что он ушел, узнав правду, и все же мне больно. Так больно, что хочется кричать.
Я повторяю себе, что даже если бы я промолчала, рано или поздно правда все равно выплыла бы наружу. Возможно к лучшему, что Кирилл узнал обо всем от меня, а не от проклятого шантажиста.
Вспоминая о человеке, который мучил меня, и продолжал это делать, я до боли сжимаю кулаки — так, что ногти впиваются в кожу ладоней.
Глубоко в душе я понимала, что так дальше нельзя. Он никогда не остановится. Никогда не оставит меня в покое. Он будет играть мной, пока ему это не надоест, а потом все равно раскроет то, что обещал сохранить в секрете. Нужно остановить это безумие, пока все не зашло слишком далеко.
Этот гад дал мне две недели. Я могу предупредить тетю Алину о том, что он собирается сделать, чтобы она могла рассказать обо всем мужу и детям прежде, чем об этом узнают все СМИ нашего города.
Возможно это не спасет ее. Возможно правда ее уничтожит. Но у нее, по крайней мере, будет выбор… Разумеется только если Кирилл не решит раскрыть секрет матери раньше.
Набравшись решимости, я перевожу взгляд на экран телефона, вернее на часы. Три часа ночи. Слишком поздно, даже для такого важного разговора. Это подождет до утра.
Как ни стараюсь, больше я не могу уснуть.
Даже когда над городом восходит солнце, и его лучи пробиваются в комнату через неплотно закрытые шторы, я беспокойно ворочаюсь в кровати.
Когда мой телефон звонит, я вздрагиваю от неожиданности. Сердце заходится в безумном ритме, и я чувствую, как у меня потеют ладони. Мне страшно настолько, что я едва заставляю себя посмотреть на экран, но, когда решаюсь, вздыхаю с облегчением. Мне звонят насчет ремонта.
Человек, нанятый мной, чтобы привести квартиру родителей в порядок, сообщает, что ремонт закончен. Они сменили окна, лопнувшие от взрыва, и вчера вечером закончили клеить обои. Сегодня туда должны были завезти мебель и технику.
В ответ я благодарю и обещаю заехать ближе к обеду.
Вовремя. Я и так задержалась здесь непозволительно долго. Я ведь планировала съехать отсюда сразу после совершеннолетия. Если бы только не тот пожар…
Я убеждаю себя, что это к лучшему.
После того, как правда скроется, мне больше не будет места в этом доме. Не после того, что сделал мой отец. Возможно тете Алине тоже. По крайней мере у меня будет, что ей предложить, в качестве благодарности за то, что она заботилась обо мне все эти годы.
И все же, несмотря ни на что, это место стало моим домом. И, как бы я этого ни отрицала, мне было жаль покидать его, почти так же сильно, как родной дом два года назад. Жаль, что я больше не смогу завтракать с тетей Алиной, или ездить с Кириллом в универ. Теперь придется делать это в одиночестве.
Я повторяю себе, что так будет правильно. Меня здесь вообще не должно было быть. Этот дом, эта комната, не принадлежат мне. Это не моя семья, и я не имею никакого права здесь находится. Я и без того злоупотребила их гостеприимством.
Когда я опускаюсь на колени, чтобы вытащить из-под кровати старый запыленный чемодан, который пролежал там без малого два года, по моим щекам катятся слезы. Я вспоминаю о том, как первый месяц упрямо отказывалась его разбирать, и из горла вырывается тихий всхлип.
Следующие несколько часов я так же тихо собираю вещи: одежду, небрежно висящую и лежащую в шкафу, книги, которые я успела купить за время, что жила здесь, пару небольших фигурок по вселенной Гарри Поттера, и внезапно понимаю как же мало у меня вещей. Всю мою жизнь можно было уместить в одном пыльном чемодане.
Я оставляю чемодан у двери и оглядываю опустевшую комнату пустым взглядом. Два года назад, оказавшись здесь, я бы ни за что не подумала, что однажды буду скучать по ней. Но я буду.
Наверное я по-своему люблю это место, не смотря на то, что теплых воспоминаний, связанных с этой комнатой у меня немного. Но у меня в памяти навсегда останется вечер, когда мы с Кириллом смотрели Гарри Поттера. И, конечно, эту ночь я тоже никогда не забуду, пусть у нее и был печальный конец.
Мне действительно грустно. А еще страшно посмотреть Кириллу в глаза. Настолько, что я не спускаюсь ни к завтраку, ни к обеду. А затем, крадучись, как заправский вор, иду к выходу.
Чемодан кажется мне неподъемным, но вовсе не от веса. И все же я упрямо тащу его к двери, до тех пор, пока за моей спиной не раздается голос Лины.
— Что, наконец-то уезжаешь? — странно, но в ее голосе, помимо привычного злорадства, скрывается что-то еще. Что-то, чего я не могу понять.
Она стоит, прислонившись к дверному косяку, скрестив на груди руки, и пристально смотрит на меня, ожидая ответа.
Слова встают у меня комом в горле, и я молча киваю ей в ответ. Лина молчит, и совсем не выглядит радостной. Это сбивает с толку. Я всегда была уверена, что мой отъезд как минимум заставит ее плясать от счастья.
— Ремонт в квартире моих родителей закончен, так что у меня больше нет необходимости здесь оставаться, — тихо отвечаю я, и она кивает, а затем скрывается за дверью своей комнаты, а я выхожу из квартиры и закрываю за собой дверь. Во дворе дома меня уже ждет такси, готовое отвезти меня домой. Туда, куда я одновременно желала и боялась вернуться.
Я так и не смогла заставить себя поговорить с тетей Алиной лично, поэтому оставила для нее письмо. Там, где найдет его только она. Я надеялась, что она поймет, почему я не смогла с ней попрощаться. По той же причине я не смогла попрощаться с Кириллом.
Закинув чемодан в багажник, я села на заднее сидение, и надела наушники, включив музыку. Почему-то, когда у меня дерьмовое настроение, мне попадаются только унылые песни, но сейчас я этому даже рада. Я бы не смогла слушать что-то веселое, даже если бы захотела.
Я уже и не помнила, когда мне в последний раз было так хреново на душе. Так, словно от нее ничего не осталось. Впрочем, может так оно и было.
Пусть не я сделала то проклятое фото, и не я собиралась использовать его против тети Алины и ее семьи, я чувствовала себя виноватой. Мне казалось, что я предаю ее. Что я разрушаю ее жизнь, после всего, что она для меня сделала. Казалось, что я предала Кирилла…
И, сколько бы я себе ни повторяла, что это глупость, что я здесь не при чем, я не могла перестать себя винить.
Всю дорогу я смотрела в окно, но ничего не видела. Я не обращала внимания на улицы, на дома и на людей снаружи. Даже то, что пошел дождь, я отметила не сразу, где-то на краю сознания, когда по запотевшему окну дробью застучали крупные капли.
Пока машина ехала, дождь перерос в настоящий ливень.
Даже в наушниках я слышала суровые раскаты грома. Где-то вдали сверкнула молния. Редкие прохожие торопились укрыться в магазинах и кафе от непогоды.
Не будь я в таком состоянии, я бы, наверное, заметила, что мы едем подозрительно долго. Да и путь, который выбрал водитель, совсем не похож на тот, которым я добиралась к дому родителей в прошлый раз, когда узнала о пожаре. Но я ничего не замечала. Все, происходящее вокруг, вдруг перестало меня волновать.
Даже то, что из-за пропусков тренировок и занятий меня, скорее всего, ждет исключение, казалось неважным. Я все равно не хотела быть ни чемпионкой по гимнастике, ни экономистом.
Впервые в жизни у меня было никакого плана на будущее, и мне было просто все равно. Все это казалось незначительным. Неважным.
Наверное родители не хотели бы видеть меня такой. Возможно они бы даже разочаровались, будь они живы, хоть и не показывали бы этого. Скорее всего мама погладила бы меня по голове и сказала бы, что это просто такой период, однако я не уверена, что он когда-нибудь пройдет.
Я кажусь себе жалкой трусихой, которая пытается сбежать от проблем, и отчасти это правда.
Я бегу от Кирилла, потому что боюсь убедиться в том, что он меня ненавидит. Бегу от тети Алины, потому что не знаю, смогу ли скрыть то, насколько я сердита на нее за то, как они с отцом поступили с моей матерью. Бегу из дома Барских, потому что так, надеюсь, меня больше не смогут использовать, чтобы навредить кому-нибудь из них. Бегу от универа и тренировок, потому что уверена, что все равно не справлюсь.
Я — трусиха. Надеюсь там, с небес, родители не видят какой я стала.
Машина тормозит, но я осознаю это, только когда водитель выходит на улицу и открывает мою дверь. Тогда я наконец бросаю на него короткий взгляд и осматриваюсь. Эта улица мне не знакома.
Кругом ни одной души, но я не придаю этому значения: в такую погоду в этом нет ничего удивительного. Куда больше меня тревожит то, что я вижу вокруг: какой-то пустырь с заброшенным зданием, и недостроенной многоэтажкой.
Я растерянно озираюсь по сторонам, и в моей груди поднимается нехорошее предчувствие, но я говорю себе, что для паники причин нет. Наверняка здесь какая-то ошибка. Или машина заглохла, или навигатор подвел. Сейчас я скажу водителю, что он привез меня не туда, и все разрешится.
Однако, едва я открываю рот, как к моему лицу прижимают тряпку с резким запахом. Несколько секунд я дергаюсь, пытаясь отбиться или закричать, а затем в моих глазах стремительно темнеет и я теряю сознание.